Скачать

Эволюция семейных ценностей средних слоев американского общества в XIX веке

Последние десятилетия ХХ века отмечены небывалым ростом интереса к изучению институтов семьи и брака. В США семья считается одной из высших национальных ценностей, лежащих в основе американского образа жизни, так, например, большинство американцев пытаются сохранить репутацию хорошего гражданина и семьянина, подчиняя этой цели все свое жизненное поведение. Такое суждение представляется в известной степени политизированным: некоторые социологи даже отмечают складывающиеся тенденции упадка института семьи вообще. За последние два столетия претерпели значительные изменения функции семьи (экономическое сотрудничество), супружеские роли, структура семьи, влияние в обществе на другие социальные институты.

Об институциональном упадке семьи, по мнению Д. Попеное (28, 71), свидетельствует тот факт, что она не способна выполнять свои основные социальные функции по воспроизводству и социализации детей, сексуальной регуляции и экономическому сотрудничеству. Другим измерением институционального упадка является потеря ее значения в обществе. В связи с упадком земледелия и ростом промышленности, семья утратила значение рабочего места и с ростом общего образования утратила значение школы. Свидетельством упадка семьи является то, что фамилизм как культурная ценность уступает место другим ценностям. Фамилизм – отождествление себя с семьей, преданность ей, взаимопомощь, забота о сохранении целостности семьи, подчинение интересов членов семьи интересам и благосостоянию семейной группы. И хотя большинство американцев привержено семейному идеалу, просемейное влияние, как социальная норма, исчезает. Люди перестают отдавать ей должное. Д. Попеное делает вывод, что в век «Я-поколения» на первое место выходит индивидуальная личность, а не семья. Далее автор определяет, что упадок семьи может быть функциональным и структурным. На протяжении веков семья была единственным и полифункциональным институтом. Со временем она лишилась свойственных ей функций в пользу таких институтов, как религия, образование, работа. Образование и работа стали последними функциями, отдельными от семьи. Со времен многофункционального целого семья сохранила всего две функции: выращивание детей и обеспечение членов семьи заботой и общением.

Переходя от функции к структуре, можно отметить, что семья функционирует циклически. Первоначально, в дописьменной эпохе, семьи существовали в виде нуклеарного целого, а затем постепенно развились в сложные единицы, состоящие из нескольких нуклеарных семей и нескольких поколений, живущих вместе (так называемая «расширенная семья»). Структурные потери семьи вызывают, по-видимому, большую тревогу, нежели функциональные изменения, и именно они служат поводом к заявлениям о структурном кризисе. Семья становится изолированной от общества и предоставлена самой себе. Еще одно структурное изменение, обусловленное упадком расширенной семьи, - это снижение авторитета семьи. Почти все, кто в прошлом беспокоился об упадке семьи, были мужчинами, предметом их особой заботы была утрата мужчиной власти в доме. Однако упадок патриархальной власти привел к росту статуса женщины до положе­ния гражданина с равными правами.

В этом смысле упадок власти мужчин означал рост женского ра­венства. И вновь перед нами та форма упадка семьи, которая вряд ли внушит беспокойство большинству членов общества (и многие, несомненно, верят, что термин «упадок» здесь весьма неуместен).

Но в чем же в таком случае заключается упадок семьи, действи­тельно вызывающий опасения? Существуют два измерения, дающие основание считать нынешний упадок семьи экстраординарным и угро­жающим. Первое. Нерасширенная нуклеарная семья разрушается. Нуклеарную семью можно рассматривать как последний остаток традиционной расширенной единицы: все взрослые члены семьи отторгнуты, кроме двоих — мужа и жены. Нуклеарная единица зовется так недаром: мужчина, женщина и ребенок — неделимое ядро, разрушение которого чревато серьезными последствиями.

Второе. Опасность передачи оставшихся за семьей функций (воспитание детей и обеспечение членов семьи заботой) другим институтам. Существуют веские причины считать, что семья является лучшим ин­ститутом для выполнения этих функций, и в случае их передачи другим институтам вряд ли они будут выполнены столь же хорошо. (28 ,71-73)

И.А. Антонов (4, 64-65) утверждает, что многообразие типов семьи — это миф. Есть одна изначальная форма семьи — многопоколенная, многодетная, многолет­няя (пожизненное безразводное супружество). Как только оказалась выдернута ось семейной жизнедеятельности — семейное домопроизводство (под влиянием рыночного капитализма, индустриализации — урбанизации), вся конструкция, вся система взаимосвязанных социальных норм семейности стала разваливаться — медленно и неумолимо. Нет никакой особой нуклеарной или конъюгальной семьи — это все фазы распада целого на кусочки-осколки, на единицы одиночек. Сек­суальная, контрацептивная, репродуктивная и прочие революции — это все следствия краха культурных норм, сдерживавших самовольничество, краха «старых» норм и отсутствия ростков «новой» нормативности, новой культуры.

Социология семьи как составная часть экзистенциальной социологии рассматривает институт семьи как единственный, отвечающий за воспроизводство населения, снимающий — в случае эффективного функ­ционирования — угрозу депопуляции. В современных обстоятельствах невероятной активизации феминистских и мальтузианских воззрений, антиэкзистенциальных по своей сущности, надеяться на изменение общественного климата в сторону семейности не приходится. Поэтому современные индустриальные и постиндустриальные общества не ско­ро станут обществами поиска средств укрепления семьи. И никакие самые негативные последствия деградации семьи не ускорят перехода к подлинной семейной политике — общепринятая система ценностей (на всех уровнях социальной жизнедеятельности), расценивающая эти не­гативные моменты как свидетельства прогресса, развития личности, не­зависимости и свободы, сделает свое черное дело.

Начиная с 80-х годов можно говорить о решительной политизации проблем брака и семьи в США. Именно в это время впервые официально заговорили о необходимости «защиты семьи». Просемейная направленность движения «новых правых» расценивается американскими исследователями Дж. Панкрастен и Ш. Хаускнехт как обобщение «нормативной реакции на отсутствие норм» (18, 146-147). Определенные консервативные круги, предложившие программу «просемейной политики» обвиняют в кризисе семьи правительство и экономические условия, которые подорвали устои семьи.

Основная идея А. Карлсона о возвращении к традиционной семье и те аргументы, которые он выдвигает в ее защиту, позволяют отнести его к числу консерваторов. Он пишет, что суть глобального этического конфликта между институтом семьи и государством заключается, во-первых, в ломке исторически сложившегося разделения труда между мужчиной и женщиной и, во-вторых, в абсолют­ной несостоятельности попыток правительства сохранить и укрепить семью. Таким образом, защита семьи приравнивается автором к полному невмешательству в ее сферу, к политике «laissez fairе» (21, 43).

Важно рассматривать брачно-семейные отношения в конкретно-историческом контексте, «здесь и сейчас»,— говорит С. Келлер, предупреждая против чрезмерной генерализации, сведения всех тенденций и процессов к исходной точке зрения: семья — ячейка общества.

Изучение истории семьи и положения женщин в обществе как самостоятельное направление утвердилось в американской и в целом в западной историографии, прежде всего как реакция на кризисные проблемы,с которыми сталкивается современная семья в капиталистическом обществе. В то же время имеются общие гносеологические причины, диктуемые логикой самого процесса исторического познания, которые обусловливают возрастающий интерес мировой историографии к длительно игнорировавшемуся партикулярно-семейному способу существования людей. Влияние семейно-личностных отношений на общественные процессы крайне велико, но, к сожалению, часто недооценивается историками.

Изучение истории американской семьи имеет не очень богатую традицию, что послужило определенным ограничением в возможности автора широко использовать соответствующие источники и исторические труды. Последние иногда оказываются просто недоступными для человека, проживающего за пределами США. Среди доступных источников мы обнаруживаем предпочтение трудам Иллет о женщинах XVIII века (2), опубликованным в середине XIX века. Иллет дает подробную и интересную характеристику. В своих мемуарах автор описывает героизм и патриотический настрой американских женщин во время революции. В мемуарах мы также обнаруживаем описание образа жизни в колониальной Америке. Автор повествует и о том, как женщина того времени вела домашнее хозяйство, и о том, как она все активнее интересовалась политической и общественной жизнью. Очевидно, что Иллет не пользовалась научными методами в написании своего труда, более того ее фаталистская трактовка исторических событий вытекает из веры автора в божественное предопределение женщин и крайней необходимости участия женщин в общественной жизни. Иллет была членом квакерской общины, и узкий дух этой секты, безусловно, отразился на ее суждении о событиях и людях той эпохи. Причину активности американских женщин своего времени она видит в их особенном религиозном характере.

В написании настоящей работы в качестве источника мы используем книгу Джефферсона публицистического характера «О демократии» (1). Джефферсон в «Заметках о штате Виржиния», «Письме к Уиту» (1786), высказывал мысль, что только образование народа может охранить и обеспечить демократию.

В исторических и публицистических сочинениях Т. Джефферсона обосновывались идеи исторического прогресса с позиции естественного права и теории договорного происхождения верховной власти, повлиявшие на формирование идеала американской семьи и на процессы взаимоотношений семьи и других социальных институтов.

Французский историк А. де Токвиль в своем труде «О демократии в Америке» (3) создает «эгалитарный миф» об американском обществе на основе знакомства с условиями жизни в Америке в тридцатые годы XIX века. Мы согласны с пониманием Токвиля более свободных отношений в американской семье в сравнении с европейской как исторически обусловленную специфику ее эволюции.

Д. Бурстин, представитель неоконсервативной исторической школы, выдвинувший «теорию консенсуса», в своих трудах расширил проблематику конкретных исторических событий и явлений. Книги Д. Бурстина дают широкую панораму американской истории, ее демократической революции. Мы можем выделить в его трехтомном исследовании оригинальный подход к анализу исторических событий, при этом, однако не опирающийся на их хронологию, учет социально-психологических факторов, богатый фактический материал. Все сказанное делает труд Бурстина уникальным. Для нас особенной ценностью его работы представляет описание событий, которую показывают потребность общества в формировании новых социальных отношений, результаты промышленного переворота, которые сказались в урбанизации и росте производства, процессе взаимодействия американских общественных институтов.

Мы считаем несколько необоснованной идею Бурстина об исключительном пути Америке в общем историческом контексте, что, конечно, не умаляет полноты описанной автором картины изменений, произошедших в обществе на протяжении описанного периода в условиях складывающихся капиталистических отношений. «Веку после Гражданской войны, - замечает Бурстин, - суждено было стать Революционной Эпохой – эпохой бесчисленных, едва заметных революций, которые совершались не в залах законодательных собраний и не на полях сражений или баррикадах, но в домах, на ферме и фабриках, в школах и магазинах, на земле исходили слишком стремительно, потому что они затрагивали американцев повсеместно и ежедневно.» (5 ,9)

Бурстин делает на наш взгляд две серьезные ошибки, представляя Америку как общество, не знавшее классовых конфликтов и говоря о, безусловно, прогрессивном характере американского капитализма как о «добродетельном».

При анализе социальных движений (процессов) теория «консенсуса» не оказалась определяющей, а придала только специфический оттенок некоторым явлениям.

Активное изучение (в рамках прогрессистского историографического направления) исторической проблематики, связанной с положением женщины в семье и обществе, описание ее жизни, участия в политической и общественных сферах общества, представляет книга Сары М. Эванс, основанная на большом фактическом материале.

Эванс в написании своей работы исходит из убеждения, что в XVIII веке дом был важнейшим символом общества, далее описывая как впоследствии семья и женщина переживают сложный переходный период от доиндустриального к промышленному образу жизни. Автор утверждает, что к началу XX века формируется «новый тип» женщины индустриального общества в результате участия их в общественных движениях и роста занятости женщин в общественном труде. Эванс связывает нарастающее женское движение – появление благотворительных, трудовых, правозащитных женских, поначалу еще неофициальных организаций – с процессами демократизации общества в целом.

К началу ХХ века продолжается развиваться теория неолиберального исторического направления. В своих исследованиях развития американской культуры и общества В. Ч. Лангдон «Everyday things in American life» (25, 150-170) дает наиболее подробную историческую характеристику американского образования и его специфику, оценивает систему государственного начального и среднего образования как потребность страны в профессионально пригодных для общества граждан.

О.В. Бертон в работе «In my Father’s house are many mansions: family, a community in Edgefield, S.C.» (20,182-360) говорит о невозможности сохранения старых общественных институтов без их трансформации, произошедшей в XIX веке. Причину таких изменений он видит в особом национальном духе американского общества, развивающегося без тяжелого груза прошлого, как в случае со странами Европы.

М. Каммен в своем труде “ Spheres of Liberty: changing perceptions of liberty in American culture.” (24, 17-52) уделяет большое внимание тому факту, что дух свободолюбия и идея равных возможностей прослеживается у американцев с момента возникновения колоний и является их исключительной чертой. Работа Каммена проникнута духом американского прогрессизма, и субъективные идеалистические установки автор, вторя своим вышеозначенным коллегам, переносит на анализ исторических процессов.

М. Лернер в своей работе (11) анализирует специфику эволюции американской семьи в сравнении с эволюцией семьи в других странах. Он рассматривает ее как действующий механизм в обществе и выдвигает тезис о том, что, как и американское общество, семья заново создает свою структуру. Результат такого преобразования автор считает революционным.

Описанные выше работы американских прогрессистов представляются нам интересными во многом благодаря лишь богатому фактическому материалу, использованному авторами, и необходимому нам для объективного исследования американской семьи XIX века, не ориентированного на определенную идеологию.

В отечественной американистике несколько исследований было посвящено проблемам эмигрантских семей в США XIX века. Общий итог этих работ, пожалуй, сводится к выводу, что при сохранении некоторой этнокультурной специфики, развитие этих семей, в конечном итоге, подчинялось общеамериканским стандартам.

И.М. Супоницкая в исследовании «Особенности социально-экономического развития США конца XIX века» (16) анализирует развитие социальной и экономической структуры США того времени.

Ш.А. Богина приходит к выводу, что к концу XIX столетия был широко распространен детский труд, являющий основным источником доходов для иммигрантских семей (14).

Однако в отличие от отечественной американистики и «социальной критики» американских исследователей, фокус нашего внимания располагается лишь на американскую семью, относящуюся к среднему слою.

Мы убеждены, что к рассмотрению этого сложного исторического вопроса должны быть привлечены такие относительно новые науки, такие как историческая демография, историческая социология, историческая публицистика; необходим учет всех социально-психологического факторов, оказавших на него свое влияние.

Школа новой социальной истории завоевала популярность исследованиями отдельных семей, общин и маленьких городов. При анализе экономического роста эта наука главное внимание уделяет не размерам производства на душу населения, а изменениям в образе жизни, организации семьи и, в некоторых случаях, социальном положении.

Историческая социология исследует не только внешний слой общества, но и главную подводную часть айсберга (семью), которая ранее находилась вне сферы внимания историков.

В разработке указанной проблематики наиболее последовательными работами являются такие книги, как «Американские семьи в их разнообразии» – учебное пособие, написанное М.В. Зинн и Д. Айценом (университеты штата Мичиган и Колорадо). Основная его цель, как отмечают авторы в предисловии, - демифологизация семьи и рассмотрения разнообразия ее форм. С позиции структуралистского подхода, критический анализ обстоятельств и детерминант, формирующих семью США, этот труд отражает наиболее современные концепции и идеи американских историков, демографов и социологов, его отличает основательная источниковедческая база, подробная и логически выдержанное изложение материала (29, 146-147).

«Вопросы семьи: размышление об американском социальном кризисе» А. Карлсона, представителя консервативных кругов, носит несколько иной характер. Его книга содержит свою интерпретацию наиболее существенных тенденций развития института семьи в Америке. Карлсон, однако, преувеличивает масштаб исторических кризисных явлений, охвативших американскую семью (21).

О.Г. Кирьянова в своей работе «Американская женщина вчера и сегодня» (12) раскрывает реальное положение американок, формы и методы целенаправленного воздействия буржуазной идеологии на женщин в США. Достоинством этой книги для нас представляется тщательное исследование этого вопроса на основе публицистики соответствующей эпохи (такой, например, как многочисленные статьи в женских журналах США XIX века). Автор акцентирует правовую проблему женщин, уделяя внимание развивавшимся формам женского протеста против любого рода дискриминации.

Работа Э. Черилна, статья Попеное раскрывают остроту семейных проблем и чрезвычайную политизированность тематики для нашего времени. Давая историческую оценку развития семьи, он выдвигает, по сути, консервативный тезис об утрате семьей своего былого могущества, влияния, потерю многих прежних функций. По его мнению, в кризисном состоянии находится специфическая функция семьи по рождению детей и приближающаяся депопуляция. Мы полагаем, что его структурно-функциональный анализ ошибочен. В то же время феминистическая критика функционализма семьи не решает проблем современной семьи.

В теоретико-методологическом плане новому направлению в зарубежной историографии не удалось выработать какого-то цельного концептуального подхода, нельзя не признать, что американские историки выработали ряд конкретных подходов и методик, которые заметно расширили рамки и обогатили возможности изучения проблем семейно-личностных отношений в истории. Изучение характеристик поколений и взаимоотношений между ними на уровне семьи и общин, размеров и структуры домохозяйств, стадий в развитии семьи («семейного цикла»), «жизненного пути» граждан, статуса женщин в бытовой и производственной сферах позволило поднять на новый уровень знание о прошлом США, хотя вновь полученные конкретные сведения не всег­да удавалось интегрировать в общеисторические трактовки общественных процессов.

Семья – первичная ячейка общества, от состояния этой сферы во многом зависит его развитие. Известный американский социолог Д. Янкевич утверждает, что почти все глобальные изменения в американской жизни, так или иначе, проистекают из процессов, происходящих внутри семьи (???).

Автор данной дипломной работы ставит перед собой цель – рассмотреть, какие процессы, протекающие в американском обществе в XIX веке, привели к переменам в массовом сознании и по-новому поставили проблемы семьи и брака. В соответствии с этим, ставятся следующие задачи: определить роль семьи в социальной структуре американского общества, рассмотреть традиции и ценности американской семьи, проанализировать процесс эволюции семейных ценностей и его последствия для развития института семьи в США; проследить состояние и основные проблемы в семьи как социального института.

При написании данной дипломной работы автор придерживался общелогических правил, которыми следует руководствоваться при любой форме познания. Были использованы следующие приемы: анализ и синтез, дедукция, индукция, абстрагирование, идеализация, аналогия.

Дипломная работа построена на принципах историзма, объективности, причинности и рациональности. Автор использовал следующие методы: Сравнительно-исторический, диалектический, метод классификации и типологизации.

Глава I

АМЕРИКАНСКАЯ СЕМЬЯ В КОЛОНИАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ США

1.1. Период начала XVII- середины XVIII веков

Европейцы начали прибывать на восточное побережье Северной Америки в семнадцатом веке. Многие прибывали в Америку со своими семьями. Пуритане, гугеноты, паломники, квакеры и моравские братья, составлявшие жесткий костяк новой политики, прибыли в Америку с целью создать общество, в котором они бы не были больше угнетаемым меньшинством, но стали бы большинством, обладающим полной властью. Теперь погоду делала их точка зрения на мораль и, когда со временем, двадцать тысяч пуритан объединились в колонии, они уже обладали достаточной силой, чтобы навязать эту мораль другим.

Американская экономика развивалась традиционным для колонии путем. Метрополия сбывала в них свои промышленные изделия, получая от этого изрядный доход. Что же касается колоний, то их удел заключался в поставке сырья, служившего материалом для британской промышленности. На протяжении всего предреволюционного периода основным видом занятий колонистов являлось сельское хозяйство. Американская экономика, конечно, не была чисто сельскохозяйственной. Быстро развивалось ремесло и промышленность. Англия уже прочно вступила на путь капитализма, а в Америке метрополия предприняла попытки насадить и закрепить старый порядок – феодализм. Переселившиеся в Америку лорды-собственники эксплуатировали труд белых сервентов и черных невольников. Но наряду с лордами-собственниками на берегах Нового Света обосновались также свободные фермеры и ремесленники – люди с небольшим или средним состоянием.

О.В. Бертон утверждает, что было бы ошибкой представлять жизнь в колониях, как уменьшенную копию английской социальной жизни того времени. Америка не имела столицы, фешенебельных курортов, городов, где бы жизнь лилась нескончаемым, бурным потоком увеселений, и даже городов с уютным сельским очарованием, как в Англии. Америка была настолько провинциальной, что даже не имела титулованной аристократии. (20 ,185)

На протяжении всего колониального периода между губернаторами и законодательными ассамблеями шла борьба, отражавшая обострение обстановки, связанная с ростом политического самосознания американцев. С середины восемнадцатого века в развитии общественной мысли колонии происходят серьезные перемены, которые были прямым следствием роста среднего сословия и формирования национальной буржуазии.

Говоря о состоянии американских колоний к началу освободительного движения, необходимо подчеркнуть, что, в общем, американская семья имела четко выраженный облик, причем ее фундаментом служила европейская и, прежде всего английская семья. В этом нет ничего удивительного, ибо большинство колонистов были выходцами из Англии.

Тип семьи в США, получивший распространение в колониальный период, основывался на так называемой “семейной экономике”, имел нуклеарную структуру, то есть состоял из двух поколений – супругов и их детей. Семья, помимо экономических функций и функций воспроизводства, исполняла роль социального регулятора. Поскольку с раннего возраста детский труд использовался в домашнем хозяйстве, воспитание детей отличалось строгостью и аскетизмом. Известный этнолог М. Мид подчеркивала социальную гибкость нуклеарной семьи, особенно важную для условий иммиграции (и внутренних миграций), в которых всегда жила Америка (13 ,350)

Но, как особенно убедительно показали новейшие работы, немалое значение имели родственные связи, выходившие за пределы отношения «родители-дети», которые составляют сущность нуклеарной семьи (21 ,5). Такие родственные связи, игравшие значительную экономическую и психологическую роль, были наиболее развиты и строились на основе этнических традиций.

Женщины составляли органичный элемент массового переселения в Северную Америку, начавшегося в XVII веке. Теперь, когда прошло время первопроходцев и искателей наживы (а это были главным образом мужчины) и переселенцы направлялись сюда уже с тем, чтобы прочно обосноваться, многие женщины покидали родину. Они, как, впрочем, и мужчины, имели различное происхождение и были движимы самыми разными побуждениями. Часто с надеждой, а иной раз и от отчаяния английские пуритане и квакеры, ирландские католики, голландские фермеры и шотландские пресвитериане устремлялись в Америку, дабы обрести свободу вероисповедания и нажить состояние. Воспитание, полученное женщинами в Старом Свете, повлияло на формирование отношения к жизни, их чаяний и надежд. Как мы уже заметили, Иллет довольно идеалистически трактует отношения между американскими мужчинами и женщинами. Она пишет: «В Америке, при возрастающем наплыве поселенцев, число женщин гораздо меньше, чем мужчин; в то время, при неверности и опасности путешествия, на которые отважились очень немногие женщины Старого Света, эта разница в числе, была еще значительней. Отношения между мужчинами и женщинами установились по известному экономическому закону: чего менее, тем более дорожат. Приобрести жену удалось немногим счастливцам, а при уединенном образе жизни первых поселенцев… женитьба тем более была необходимостью. Для дома нужна была работница. Каждая женщина имела множество обожателей ее. Мужчине, заподозренному в грубом деспотизме, несравненно труднее найти себе жену.» (2 , 5)

О.В. Бертон указывает, что социальный статус жительниц колоний был максимально приближен к статусу англичанок, в том смысле, что они были уважаемы, свободны, находились в безопасности, но в полном невежестве(20 ,186).

Оторванность семей переселенцев от своих корней наложило свой отпечаток на характер внутрисемейных отношений, который был менее авторитарен и гораздо меньше был связан с клановыми понятиями.

На этой бескрайней земле жизнь женщин определялась такими факторами, как демографический дисбаланс — мужчин было много больше, чем женщин; высокая рождаемость и стольже высокая смертность; социальное устройство, при котором границ между семьей и общиной, между частной и социальной жизнью практически не существовало. И все же, по причине широкого распространения пуританской морали, культурная традиция предписывала женщинам определенные задачи и отводила им роль подчинения мужчине.

Уже в первых североамериканских колониях сложились прочные стереотипные представления о роли мужчин и женщин. Иммигранты из Европы безоговорочно верили в превосходство мужского пола, даже протестанты, боровшиеся против приоритета мужчин в лоне католической церкви и утверждавшие, что все души равны перед богом, повторяли: в семье женщине надлежит слушаться мужа. Джон Кэльвин писал: «Пусть женщина удовольствуется своей зависимостью и не заблуждается на свой счет – природа обделила ее по сравнению с более сильным полом» (18, 29).

А посему послушание жены было сродни богобоязненности мужа и являлось метафорой, за которой скрывалась вся иерархия социальных отношений, обусловленная политическим уст­ройством общества.

Женщину закрепощала не только религия, но и право. Со­гласно английским законам, муж выступал в роли «опекуна» своей жены. Получая статус fете соvert (замужняя женщина – иск. фр.), женщина лишалась какой бы то ни было юридической самостоятельности. Она не обладала правом собственности и не могла подписывать контракты, ей запрещалось даже зарабатывать деньги. Социальное положе­ние жены определялось социальным положением мужа. Только fете sо1е — одиноким женщинам старше двадцати одного года и вдовам — принадлежало законное право распоряжаться иму­ществом и заключать сделки. Вдовы, продолжавшие дело своих покойных мужей, были наделены особо значительными юридическими полномочиями. (21, 30)

В XVII – первой половине XVIII века Новый Свет был жесток и полон опасностей. Здесь женщине было предоставлено право выбора жениха и обзаведение собственным хозяйством, но в реальности ее уделом становилось социальная изоляция и частые похороны близких. Каждый четвертый ребенок умирал в возрасте до одного года, а половина детей не доживали до совершеннолетия. Многие женщины оставались вдовами, так как по статистике, только каждый третий брак имел продолжительность до десяти лет. Жены часто переживали своих мужей - с двумя-тремя детьми на руках (22, 36).

В Новую Англию из центральных колоний переселялись, как правило, целые семьи.

Повседневный ритм работы женщины-колонистки поможет нам представить себе ту среду, в которой она выполняла стоявшие перед ней задачи. Вообразите большую комнату — двадцать на пятнадцать футов, — где основное место занимал глубокий камин в семь футов шириной. Вдоль стен — одна или две крова­ти, стол, иногда стул и несколько комодов. В первые годы коло­низации весь дом состоял из одной такой комнаты. Со временем надстраивался чердак, куда надо было забираться по лестнице, — он служил спальней или кладовой; иногда добавлялась вторая комната с камином, присоединенным к единственному дымоходу. На задах пристраивались сенцы, служившие дополни­тельной кладовой, сарайчики для стирки белья и хранения молока, курятники и помещения, где варили сидр или пиво. Но центром семейной жизни по-прежнему оставалась большая комната, иначе говоря, «зала». Целостность этого пространства отражала единство семьи в ведении хозяйства, однако у представителей каждого пола были свои, четко определенные обязанности. Эллет в своих мемуарах приводит слова одного члена наблюдательного комитета Христофора Маршала, в которых он описывает занятия жены: «исполнение ее обязанностей, во всех мельчайших подробностях, заняло бы большую часть моего времени, потому что она с раннего утра до поздней ночи постоянно занята работами в семействе, которое за эти четыре месяца очень увеличилось; к тому же, сверх этого увеличения, наш дом – совершенная гостиница, полная приходящих и уходящих, из которой редко кто уйдет с пустым желудком и сухими губами. Это требует ее постоянного присутствия не только для угощения, но и для приготовлений на кухне, печенья хлеба и пирогов и пр. и накрывания на стол. Ее дело – содержание дома в чистоте, попечение об огороде, резка и сушка яблок, которых запасены полные четверики; прибавьте к этому приготовление, без помощи каких-либо снарядов, сидра, который составляет постоянное питье семейства, ее присмотр за стиркой белья и глаженье ее нарядных платьев и моих тонких рубашек, чем она постоянно занимается сама; прибавьте к этому приготовление двадцати больших сыров и это от одной коровы, молочное хозяйство, не считая уж шитья, вязанья и пр. и пр. Таким образом, она исправно ведет хозяйство и не ест хлеб в праздности; да она простирает руку свою и подает помощь нуждающимся друзьям и соседям. Я полагаю, что ей с тех пор, как мы поселились здесь, пришлось быть не более четырех раз в гостях – у соседей.» (2, 21)

Иллет отмечала, что «в то время школы были плохи вообще, а особенно школ для девушек было так мало, что там, где их не допускали в общие школы, они не имели никакой возможности получить образование.» (2, 23)

Мало кто из женщин в колониях получал образование, однако в Новой Англии было заведено отдавать молодых девушек в другие семьи в качестве подмастерий или прислуги, где их были должны обучать чтению и вести хозяйство. Эти девочки, начиная с шестилетнего возраста, получали навыки домоводства и первые уроки чтения от своих матерей. Что касается их братьев, они гораздо лучше владели грамотой. Кроме того, их отдавали в обучении различным ремеслам. Женщины получали свое «образование» в беспрерывной работе по дому, во время занятий семейным ремеслом и на рыночной площади.

Как на Севере, так и на Юге, если дела на ферме шли туго, женщины работали в поле. На южной границе они толкли и мо­лоли зерно, занимались огородничеством, доили коров, изготовляли сыр и масло, шили и стирали одежду. До конца столетия прядильщиц и ткачих было мало, не многие владели и ремеслом производства свечей. Благодаря тому, что на крупных плантациях возделывались торговые культуры, и велась бойкая торговля с Англией и Вест-Индией, ткани и свечи были доступным товаром (за исключением периодов спада в производстве табака). О необходимости производительного труда женщин и о четком перечне их обязанностей свидетельствуют контракты; так, в одном из них, подписанный арендатором фермы, — в нем оговаривается, что он будет обрабатывать поля совместно с женой и одним помощником и что его жена будет «выпекать хлеб, доить коров, обстирывать слуг и выполнять все обязанности, которые надлежит выполнять женщине на плантации» (18, 36).

Пуританские священники и колониальные суды то и дело рассматривали дела по обвинению женщин в детоубийстве, супружеской измене, «греховном зачатии», ереси и колдовстве. Женщины присутствовали в суде в качестве либо истиц, либо ответчиц — что свидетельствует об их неформальной роли блюстительниц морали внутри общины, но в то же время и о полном отсутствии каких-либо формальных полномочий, так как они никогда не были судьями, адвокатами или прокурорами. Два самых громких процесса в Новой Англии XVII века, имевших социальное и политическое звучание, были инспирированы женщинами и являются наглядным примером того, как рьяно боролись протестанты против духовного равенства всех членов общества, основанного на приоритете мужчины.

1.2. Период конца XVIII века

Экономическое процветание колоний было обусловлено бурным развитием торговли через Атлантику, начавшимся в конце XVII века, — оно привело к росту городов, формированию купеческой элиты в северных и центральных колониях и прослойки плантаторской аристократии на рабовладельческом Юге, где возделывался рис и табак. Классовая эволюция XVIII столетия стала причиной социальной поляризации, как среди мужчин, так и среди женщин. В то время как одни богатели, большинство — в первую очередь городское население — вовсе не имело собственности.

Постепенно, на протяжении жизни нескольких поколений коренных уроженцев Америки, выравнивался дисбаланс в соотношении между полами, существовавший среди иммигрантов. К XVIII веку женщин было примерно столько же, сколько мужчин, но юноши покидали поселения, отправляясь на поиски новых земель, и тогда в некоторых общинах перевес оказывался на стороне женщин (приблизительно на 15%) (18, 42). Вследствие этого браки стали заключаться в более зрелом возрасте, а вдовы теперь реже стали выходить второй раз замуж. Молодые люди стали уходить к границам, а девушки выходили замуж гораздо позже – родители уже не могли диктовать детям свою волю, как это было принято раньше. Притом, что девушки обрели некоторое право на самостоятельный выбор жениха, но не обрели подлинной экономической независимости. Ослабление внешнего контроля над их жизнью имело для женщин двоякие последст