Скачать

Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Анализ лирического произведения

Министерство высшего образования

Карельский государственный педагогический университет

Кафедра литературы

Контрольная работа по курсу:

Русская литература. Первая половина XIX века

Тема:

1 ч. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»

       (система образов, характер Печорина)

2 ч. Анализ лирического произведения

Студентки ФФ ОЗО 3 курса:

И. М. Зайцевой

Научный руководитель:

О. В. Журина

Петрозаводск, 2004


Роман М. Ю. Лермонтова (1814-1841)

«Герой нашего времени»

«Отличительный характер русской литературы – внезапные проблески сильный и даже великих художнических талантов <…>. К числу таких сильных художественных талантов, неожиданно являющихся  среди окружающей их пустоты, принадлежит талант Лермонтова», так в 1840 году  о М. Ю. Лермонтове отзывался в своих статьях В. Г. Белинский(1). Пушкинская проза, по мнению критика, «не могла идти ни в какое сравнение с его поэмами и драмами». А «Лермонтов и в прозе является равным себе, как и в стихах», что можно объяснить историческим развитием искусства и великим предшественником, таким как А.С. Пушкин.

История «Героя нашего времени» начинается с 1839 году, когда в «Отечественных записках» появилась повесть «Бэла» с подзаголовком «Из записок офицера с Кавказа». В конце того же года в том же журнале увидела свет последняя часть будущего романа – «Фаталист». В 1840 году там же была напечатана «Тамань». Вслед за этим вышло и отдельное издание романа в его полном составе.

Лермонтовский роман – явление не только русской литературы, но и всего мирового литературного процесса. «Герой нашего времени» впитал в себя многообразные традиции предшествующей мировой литературы в изображении «героя века» («Исповедь» Ж.-Ж. Руссо, «Рене» Ф. Р. Шатобриана, «Оберман» Э. Сенанкура, «Адольф» Б. Констана, «Исповедь сына века» А. Мюссе и др.) Образ Печорина как героя времени имел своих предшественников и в русской литературе. С начала XIX века в ней чаще стал появляться тип «странного», а затем и «лишнего человека» как один из наиболее характерных для русской действительности («Рыцарь нашего времени»  Карамзина, «Горе от ума» А. С. Грибоедова, «Евгений Онегин» А. С. Пушкина и др.)

И вместе с тем «Герой нашего времени» явился новым словом в русской и мировой литературе. Об этом произведение было высказано огромное количество противоположных суждений. К числу наиболее дискуссионных тем относятся интерпретация образов главного героя и  определения художественного метода.

Каков художественный метод «Героя нашего времени»?

Является роман романтическим или реалистическим произведением?

Может ли быть в романе осуществлен синтез романтизма и реализма?

Эти вопросы поднимались исследователями давно, а ответы по-прежнему расходятся. Б. Т. Удодов(2) выделяет 5 основные точки зрения:

1) «Герой нашего времени» последовательно реалистичен (С. Н. Дурылин, Л.Я. Гинзбург, М.А. Мануйлув и др.)

2) «Герой…» - произведение реалистической, но с большими или меньшими элементами и традициями романтизма (У. Р. Фохт, А. Н. Сколов и др.)

3) «Герой…» - романтическое произведение (К. Н. Григорьян, В. П. Казарин)

4) «Герой…»  представляет органический сплав, синтез романтизма и реализма (Б.Т. Удодов, В.А. Архипов, И.В. Карташова, В. И. Коровин*)

5) Синтез романтизма и реализма признается как его определяющая особенность, но только синтез этот мыслится на реалистической основе (В.М. Маркович и М.М. Уманская).

Удодов предполагает, что именно «синтетический реализм» Лермонтова и был тем новым и самобытным методом, который привнес писатель в русскую литературу. Однако при конкретизации этой исследовательской концепции выясняется, что такого же рода «синтез» романтизма и реализма на реалистической основе совершили еще до Лермонтова и Пушкин, и  Гоголь.

В «Герое нашего времени» с наибольшей органичностью и последовательность проявляется его особый синтезирующий, романтико-реалистический метод. Он был подготовлен как закономерностями развития литературного процесса переходной эпохи, так и особенностями художественной индивидуальности автора. «Герой…» создан в эпоху, когда романтизм и реализм наиболее тесно взаимодействовали; создан художником, обладающим непревзойденной способностью к синтезу «противоположностей». Он посвящен такому жизненному типу, «странности» которого требовали «двуединого» синтезирующего освещения; и, главное, этот роман запечатлел одинаково страстное стремление его творца к трезвому познанию реальной действительности и одновременно к утверждению своих заветных идеалов.

Можно выделить следующие традиции романтизма, в той или иной форме проявляющихся в романе:

 внимание к миру человека; аналитический способ его раскрытия; психологический самоанализ героя; некоторая загадочность его прошлого; контрастность характеров, сюжетное заострение романа; нарушения хронологической последовательности в его композиции; заметно выраженный «субъективный элемент», придающий эпическому жанру глубокий лиризм

Но отмеченные традиции романтизма в романе Лермонтова подчинены иному художественному заданию – реалистическому и выступают иной функции – также реалистической.

Проблемы типологии жанра «Героя нашего времени» рассматривалась многими исследователями творчества М. Ю. Лермонтова. Э. Г. Герштейн в самом начале своей книги о «Герое нашего времени» ставит вопрос: «Да и роман ли это: можно ли так назвать собрание повестей – «Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»?...». В самом деле, все это вполне самостоятельные законченные произведения, каждое из которых и отдельно взятое имеет свою непреходящую художественную ценность.

.Белинский сразу оценил оригинальность сочинения Лермонтова, новизну и самобытность его романной формы: «Герой нашего времени» отнюдь не есть собрание нескольких повестей, изданных в двух книжках и связанных одним общим названием: нет <...> это роман, в котором один герой и одна основная идея, художнически развитая». И потому «несмотря на его эпизодическую отрывочность, его нельзя читать не в том порядке в каком расположил сам автор: иначе вы прочтет две превосходные повести и несколько превосходных рассказов, но романа не будете знать».

Жанровые открытия Лермонтова вобрали и переработали многообразные традиции русской и мировой литературы. Литературоведам отмечался жанр синтетического романа, который был подготовлен циклами повестей, распространенных в 30-е годы («Повести Белкина» А.С. Пушкина, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя и др.), в нем соединились такие жанры, как путевой очерк,  светская повесть, роман-исповедь, философский роман.

По мнению Б. М. Эйхенбаума, заслуга Лермонтова не только в том, что он обновил жанр романа, синтезировав в нем цикл повестей с такими «нероманными» жанрами, как новелла, путевой очерк и др., но и в том, что он сделал роман психологическим. Б. Т. Удодову представляется не совсем точным определение жанра «Героя нашего времени» как первого «личного» или «аналитического романа» в русской литературе. В романе при детальнейшем психологизме изображения герой раскрывается не только изнутри, но и извне, во всем богатстве его объективно-жизненных связей, наряду с великолепно выписанными образами-характерами других персонажей (Максим Максимыч, Грушницкий, княжна Мери, горцы, контрабандисты и т.п.). В отличие от французского «личного романа», «Герой нашего времени» насыщен предметно-чувственным изображением мира (картины Кавказа, типы пятигорского «водяного общества»,  пейзажи и т.д.).

Жанровые истоки «Героя нашего времени» необычайно широки и многообразны, они связаны, прежде всего, с развитием двух противоположных путей формирования романного жанра:

1) Более раннее развитие жанра «объективного романа» (восходящего к авантюрно-плутовскому роману и наполнявшегося все более глубоким социально-историческим содержанием)

2) Эволюция «субъективного романа», получившего свое продолжение в исповедально-психологических романах

Разрабатывая свою художническую концепцию человека, Лермонтов одним из первых воссоединил эти две противостоящие тенденции в развитии романа, осуществляет их органический синтез, который был закономерно подготовлен движением мирового историко-литературного процесса.

 «Герой нашего времени» - принципиально новый этап в исторической эволюции романа.  Он вмещает в себя не только углубленное отображенную «биографию чувств», характерную для «субъективного» романа, но и в не меньшей мере «жизнь и приключения» героя, столь характерные для «объективного» романа. Лермонтов усвоил и творчески переработал достижения «субъективного» французского романа с его психологизмом, но не отбросил и опыта «авантюрного» романа, уходящего своими истоками к западному «плутовскому» и русскому  авантюрно-бытовому, нравоописательному и даже историческому  роману.

«Герой нашего времени» не просто психологический, а в первую очередь социально-психологический роман – и по характеру психологизма в раскрытии главного героя, и по широте и многообразию отображенной в нем социальной действительности, представленной рельефно выписанными образами персонажей, каждый из которых является, в свою очередь, определенным социально-психологическим типом. Однако психологизм романа не только социален, но и в тоже время глубоко философичен.   Отношение человека с человеком, личности с обществом и природой, с миром, человеческие устремления, возможности и действительность, свобода воли и необходимость – все эти, по сути, философские проблемы ставятся в «Герое нашего времени». А это делает его романом не только социально-психологическим, но и философским.

Проблема личности – центральная в романе. Личность в ее отношении к обществу, в ее обусловленности социально-историческими обстоятельствами и в то же время противодействии им – таков особый, двусторонний подход Лермонтова к проблеме. Человек и судьба, человек и его назначение, цель и смысл человеческой жизни, ее возможности и действительность – все эти вопросы получают в романе многогранное образное воплощение.

 В романе органически сочетаются социально-психологическая проблематика и нравственно-философская,  острая сюжетность и  беспощадный самоанализ героя, очерковость отдельных описаний и новеллистическая стремительность поворотов в развитии событий, философские размышления и необычные эксперименты героя; его любовные, светские и иные похождения оборачиваются трагедией несостоявшейся в полной мере судьбы незаурядного человека. Тем самым, роман при своей необычайной сжатости, отличается исключительной насыщенностью содержания, многообразием проблематики, органичным единством основной художественной идеи, которая развивается в главном герое – Печорине. Именно герой является основой произведения. Раскрытие героя  - цель всей системы повестей, она  определяет и  построение сюжета.

 “Герой нашего времени” — первый в русской литературе роман, в центре которого представлена не биография человека, а именно личность человека — его душевная и умственная жизнь как процесс. Произведение не случайно представляет собой цикл повестей, сконцентрированных вокруг одного героя. Хронология жизни героя нарушена, но четко выстроена хронология повествования: читатель постепенно постигает мир главного героя романа, Григория Александровича Печорина, от первоначальной характеристики, которую дает Максим Максимыч, через авторскую характеристику к исповеди в “Журнале Печорина”. Второстепенные герои также нужны прежде всего для того, чтобы полнее раскрыть характер Печорина. Итак, главная задача М. Ю. Лермонтова в романе “Герой нашего времени” — рассказать “историю души человеческой”, увидев в ней признаки эпохи. В предисловии к “Журналу Печорина” автор подчеркнул, что в образе героя дан портрет не одного человека, а художественный тип, вобравший в себя черты целого поколения молодых людей начала века.

История разочарованной и гибнущей печоринской души изложена в исповедальных записях героя со всей беспощадностью самоанализа, будучи одновременно и автором, и героем «журнала», Печорин бесстрашно говорит о своих идеальных порывах, и о темных сторонах своей души, и о противоречиях сознания.

Роман строится как цепь повестей. Сюжет замкнут кольцевой композицией: действие начинается в крепости (повесть «Бэла»), в крепости же и заканчивается (повесть «Фаталист»). Подобная композиция свойственна романтической поэме: внимание читателя сосредоточено не на внешней динамике событий, но на характере героя, который так и не находит достойной цели в жизни, возвращаясь к исходному пункту своих нравственных исканий. Символически – из крепости в крепость.

Рассматривая двойную хронологию произведения, Э. Герштейн(3) выступает против восстановления фактического течения событий, которое предлагают многие исследователи. Согласно предложенной ими схеме путешествия Печорина первой повестью должна быть «Тамань» (Печорин едет впервые в действующий отряд), второй – «Княжна Мери» (герой после военной экспедиции отдыхает в Пятигорске), третьей – «Бэла» (за убийство Грушницкого герой отправлен в крепость), четвертой – «Фаталист» (Печорин отлучается из крепости на 2 недели в станицу, пятой – «Максим Максимыч» - (Печорин проездом из Петербурга в Персию встречается с Максимом Максимычем и повествователем). «Предисловие» к «Журналу Печорина», в котором сообщается о смерти героя на обратном пути из Персии, играет роль последней части. Герштейн обосновывает свое мнение тем, что двойная хронология только показывает, что центр тяжести не в описании внешних приключений, а во внутреннем состоянии человека. Чередование повестей подчинено цели развития философской, психологической и этической проблематике.

Циклизация повестей – находка Лермонтова, позволяющая разносторонне осветить главного героя. Вначале герой предстает со слов Максим Максимыча, затем из описания встречи с ним повествователя (внешний портрет Печорина), и только после этого слово представляется самому герою в его дневнике. Печорин в каждой повести раскрывается в новом обличье, в соответствии с новыми внутренними конфликтами. В романе дается не статичный образ Печорина, а серия его портретов с различных точек зрения. Вот почему, по мнению Герштейна, предложенная литературоведами хронологическая схема путешествий только мешает раскрытию психологии Печорина.

Система образов

В  основе композиции «Героя нашего времени» лежит принцип зеркальности. Вся система образов этого произведения, как и всяхудожественная структура  романа, построенатаким образом, чтобы с разных сторон и под разным углом зрения осветить центрального героя. Однако и второстепенные лица имеют вполне самостоятельное художественное значение, что соответствует реалистическим принципам изображения. Тем не менее, в некоторых из них реализм уживается с более или менее ярко выраженными элементами и традициями романтизма.

Таковы, в частности, образы горцев в повести «Бэла». Они уже не похожи на романтических героев, в которых все необыкновенно от внешности до поступков, однако в них осталась романтическая сила страстей.  В создании образов Лермонтов дает сплав обычной внешней повседневности с внутренней, постоянно раскрываемой исключительности.

В первоначальной характеристике Казбича, которую ему дает Максим Максимыч, нет ни приподнятости, ни нарочитой сниженности: «Он, знаете, был не то, чтоб мирной, не то чтоб немирной. Подозрений на него было много, хотя он ни в какой шалости не был замешан». Затем упоминается такое будничное занятие горца, как продажа баранов; говорится о его неказистом наряде, хотя и обращается внимание на его страсть к богатому оружию и своему коню. В дальнейшем образ Казбича раскрывается в острых сюжетных ситуациях, показывающих его действенную, волевую, порывистую натуру. Но и эти внутренние качества Лермонтов обосновывает в значительной мере реалистически, связывая их с обычаями и нравами реальной жизни горцев.

Бэла - черкесская княжна, дочь мирного князя и сестра юного Азамата, который похищает ее для Печорина. Именем Бэлы, как главной героини, названа первая повесть романа. О Бэле рассказывает простодушный Максим Максимыч, но его восприятие постоянно корректируется словами  Печорина, приводимыми в рассказе. Бэла – горянка; в ней сохранились природная простота чувств, непосредственность любви, живое стремление к свободе, внутренне достоинство. Оскорбленная похищением, она замкнулась, не отвечая на знаки внимания со стороны Печорина. Однако в ней пробуждается любовь и, как цельная натура, Бэла отдается ей со всей силой страсти. Когда же Бэла наскучила Печорину, и он насытился любовью «дикарки», она смиряется со своей участью и мечтает лишь о свободе, гордо говоря: «Я сама уйду, я не раба его, - я княжна, княжеская дочь!». Традиционную ситуацию романтической поэмы – «бегство» интеллектуального героя в чуждое ему «простое» общество – Лермонтов переворачивает: нецивилизованная героиня насильно помещается в чуждую ей среду и испытывает на себе воздействие интеллектуального героя. Любовь на короткое время приносит им счастье, но, в конце концов, завершается гибелью героини.

 Любовная история построена на противоречиях: пылкий Печорин – равнодушная Бэла, скучающий и охладевший Печорин – горячо любящая Бэла, Тем самым разница культурно-исторических укладов одинаково катастрофичная как для интеллектуального героя, оказавшегося в «естественном» обществе, родном для героини, так и для «дикарки», перенесенной в цивилизованное общество, где обитает интеллектуальный герой. Всюду столкновение двух несходных миров кончается драматически или трагически. Человек, наделенный более развитым сознанием, навязывает свою волю, но его победа оборачивается нравственным поражением. В конце концов, он пасует перед цельностью «простой» натуры и вынужден признать свою моральную вину. Исцеление его больной души, первоначально воспринимаемое как возрождение, оказывается мнимым и принципиально невозможным.

Ситуация осложняется вводом третьего лица, Казбича, также испытывающего влечение к Бэле. Но сила обычая превышает силу любви, и Казбич жестоко мстит за нанесенную ему обиду. Возвращенная на родную почву Бэла приносится в жертву кровавому закону горцев и оскорбленному самолюбию горца. Следовательно, и возвращение «домой», в привычный уклад для Бэлы столь же трагично, как и жизнь вне его. Бэла предстает заложницей хотя и пересекающихся, но несовместимых культурно-исторических общностей и гибнет под напором разных, но более могущественных, чем сами люди, сил, которые играют ею, персонифицируясь в Казбиче и Печорине.

В создании образов черкесов, автор отходит от романтической традиции их изображения как «детей природы». Бэла, Казбич, Азамат – сложные, противоречивые характеры. Рисуя их ярко выраженные общечеловеческие  качества, силу страстей, цельность натуры Лермонтов показывает и их ограниченность, обусловленную патриархальной неразвитостью жизни. Их гармония со средой, которой так не хватает Печорину, основывается на силе обычаев, устоев, а не на развитом сознании, в чем одна из причин ее хрупкости в столкновении с «цивилизацией».

Образам горцев во многом противостоит глубоко реалистический в своей основе художественный тип Максим Максимыча, пожилого штабс-капитана, который встречается на страницах нескольких  повестей – «Бэла», «Максим Максимыч», «Фаталист». Он выполняет функции рассказчика и самостоятельного персонажа, противопоставленного Печорину.  Штабс-капитан – настоящий «кавказец» не в пример Печорину, Грушницкому и другим офицерам, лишь волею случая занесенным на Кавказ. Он служит на Кавказе давно, хорошо знает его природу, местные обычаи, психологию и обычаи горцев. У Максим Максимыча нет ни романтического пристрастия к Кавказу, ни пренебрежения к горским народам. В какому-то смысле ему, носителю патриархального сознания, горцы даже более понятны, чем рефлектирующие соотечественники типа Печорина.

У Максим Максимыча золотое сердце и добрая душа, он ценит душевное спокойствие и избегает приключений, на первом месте стоит для него долг, но с подчиненными он не чинится и ведет себя по-приятельски. Командир и начальник берут верх в нем на войне и только тогда, когда подчиненные, по его разумению, совершают дурные поступки. Сам Максим Максимыч свято верит в дружбу и готов оказать уважение и любовь любому человеку. Его роль как персонажа и рассказчика состоит в том, чтобы снять ореол романтической экзотики с изображения Кавказа и взглянуть на него глазами «простого», не наделенного особым интеллектом наблюдателя.

Лишенный личностного самоанализа, как бы не выделенный из «естественного» мира, Максим Максимыч воспринимает Печорина и Вулича как «странных» людей. Ему неясно, почему Печорин скучает, но зато он твердо знает, что с Бэлой тот поступил нехорошо и неблагородно. Еще более уязвляет самолюбие Максим  Максимыча та холодная встреча, какой «наградил» его Печорин после долгой разлуки. По понятиям старого штабс-капитана, люди, прослужившие вместе, становятся чуть ли не родными. Между тем Печорина вовсе не хотел обидеть Максим Максимыча, просто ему не о чем говорить с человеком, которого он не считал своим другом.

Максим Максимыч – чрезвычайно емкий художественный образ. С одной стороны, это ярко очерченный конкретно-исторический и социальный тип, с другой – один из коренных национальных характеров. Этот образ по его «самостоятельности и чисто русскому духу» Белинский ставил в один ряд с художественными образами мировой литературы.  Но критик обращал внимание и на другие стороны характера Максим Максимыча – инертность, ограниченность его умственного кругозора и воззрений. В отличие от Печорина Максим Максимыч почти лишен личностного самосознания, критического отношения к действительности, которую он приемлет такой, как она есть, не рассуждая, выполняя свой «долг». Характер Максим Максимыча не так гармоничен и целен, как представляется на первый взгляд, он неосознанно драматичен.  С одной стороны, этот образ – воплощение лучших национальных качеств русского народа, а с другой – его исторической ограниченности, силы вековых традиций. В этом плане символичны превращения Максим Максимыча, который инстинктом человека, близкого к народу, в представителя иерархического порядка: «Извините! Я не Максим Максимыч: я штабс-капитан».

Благодаря Максиму Максимычу обнаруживаются и сильные и слабые стороны печоринского типа – разрыв с патриархально-народным сознанием, одиночество, потерянность молодого поколения интеллектуалов. Но и сам штабс-капитан тоже оказывается одиноким и обреченным. Его мир ограничен и лишен сложной гармонии, а целостность характера «обеспечена» неразвитостью чувства личности. Смысл столкновения Максим Максимыча и Печорина не в преобладании и в превосходстве личного начала над патриархально-народным или патриархально-народного над личным, а в их драматическом разрыве, в желательности сближения и движения к согласию.

Многое связывает в романе Печорина и штабс-капитана, каждый по-своему высоко ценит другого, и в то же время они антиподы. И в том и в другом многое близко автору, но ни один из них по отдельности не выражает полностью лермонтовский идеал; более того, что-то в каждом из них неприемлемо для автора (эгоизм  Печорина, ограниченность Максим  Максимыча и др.). Драматические отношения передовой русской интеллигенции и народа, их единства и разобщенности, нашли своеобразное воплощение этих начал в романе. Как печоринская правда свободно, критически мыслящей личности, так и правда непосредственного, патриарахально-народного сознания Максим Максимыча далеки от завершенности и гармоничной целостности. Для Лермонтова полнота истины не в преобладании одной их них, а в их сближении. Правда Печорина и Максим Максимыча постоянно подвергаются испытанию, проверке другими жизненными позициями, находящимися в сложном состоянии взаимного оттолкновения и сближения. Умение видеть относительность и вместе с тем несомненность отдельных правд – извлечь из их столкновения высшую правду развивающейся жизни – одна из главных философско-этических принципов, лежащих в основе «Героя нашего времени».

 «Тамань» - произведение, с которого начинается дневник Печорина.

Это своего рода кульминация в столкновении двух стилей романа: реализма и романтизма. Необыкновенную прелесть и очарование тонкого колорита, сопутствующего образам и картинам новеллы, окружены предельно убедительной реалистичностью и жизненным правдоподобием.

Ундина – так по-романически назвал Печорин девушку-контрабандистку. Герой вмешивается в простую жизнь «честных контрабандистов». Его привлекли загадочные ночные обстоятельства: слепой мальчик и девушка поджидали лодку с контрабандистом Янко. Печорину не терпелось узнать, что они делали ночью. Девушка, казалось, сама заинтересовалась Печориным и вела себя двусмысленно: «вертелась около моей квартиры: пенье и прыганье не прекращались ни на минуту». Печорин увидел «чудно нежный взгляд» и воспринял его как обычное женское кокетство («он напомнил мне один из тех взглядов в старые годы так самовластно играли моей жизнью»), т.е. в его воображении взор «ундины» сопоставлялся со взором какой-нибудь светской красавицы, взволновавшей его чувства, и герой ощутил в себе прежние порывы страсти. В довершение всего последовал «влажный, огненный поцелуй», назначенное свидание и признание в любви. Герой почувствовал опасность, но все-таки был обманут: не любовь была причиной демонстративной нежности и пылкости, а угроза Печорина донести коменданту. Девушка была верна другому, Янко, и ее хитрость служила лишь поводом для расправы с Печориным. Отважная, наивно-коварная и ловкая, заманив Печорина в море, она едва не утопила его.

Душа Печорина жаждет обрести среди «честных контрабандистов» полноты жизни, красоты и счастья, которых так не хватает герою. А его глубокий трезвый ум осознает невозможность этого. Печорин понимает безрассудность своих поступков, всей истории с «ундиной» и другими контрабандистами с самого начала. Но в этом-то и особенность его характера, что, несмотря на присущий ему в высшей степени здравый смысл, он никогда не подчиняется ему целиком, - для него существует в жизни более высокое, чем житейское благополучие.

Постоянное колебание между «реальным» и заключенным  в его глубинах «идеальным» ощущается почти во всех образах «Тамани», но особенно ярко – в девушке-контрабандистке. Восприятие ее Печориным меняется от завороженного удивления и восхищения до подчеркнутой прозаичности и будничности. Это обусловлено и характером девушки, построенном на переходах и контрастах. Она так же изменчива, как и ее жизнь, беззаконно-вольная.

В «Тамани» есть образы, полностью выдержанные в реалистических тонах. Они относятся, как правило, к третьестепенным эпизодическим персонажам (урядник, десятник и др.). Их  назначение – создать реально-бытовой фон повествования. Более сложными функциями наделен образ денщика Печорина. Это персонаж появляется в самые напряженно-роматические моменты и своим реальным обликом сдерживает романтическое повествование. К тому же своей  пассивностью он оттеняет беспокойную натуру Печорина. Но и самоирония главного героя обуславливает смену романтических и реалистических планов, их тонкое взаимопроникновение.

В новелле действуют три главных типа героев.

1)«Ундина», Янко и слепой мальчик - представители загадочно-таинственного мира вольной жизни, борьбы и отваги

2) Урядник, десятник, денщик - воплощающие регламентированный мир обыденной жизни

3) Печорин – беспокойно мятущийся между этими двумя мирами, не находящего себе места, чужого среди «честных контрабандистов» еще более, чем среди горцев. Буря, окончившаяся ничем, поманившая призраком счастья, оборачивается обманутыми надеждами, усиливающими опустошенность в душе героя.

«Княжна Мери»

Система образов в этой повести глубоко продумана и уравновешена. В первых же записях Печорина намечен круг основных персонажей (Грушницкий, княжна Мери, Вера, Вернер).

Грушницкий – юнкер, выдающий себя за разжалованного офицера, сначала играющий в любовном треугольнике (Грушницкий-Мери-Печорин) роль первого любовника, но затем оттесненный на позицию неудачливого соперника. (Печорин демонстрирует княжне Мери незначительность, пустоту Грушницкого, из желанного гостя он превращается для нее в скучного, надоедливого собеседника). Финал трагичен: убит Грушницкий, погружена в духовную драму Мери, а Печорин находится на распутье и вовсе не торжествует победу. В каком-то смысле Грушницкий представляет собой не только антигероя и антипода Печорина, но и его «кривое зеркало».

Грушницкий - один из наиболее реалистически объектированных образов. В нем изображен тип романтика не по внутреннему складу, а по следованию за модой.  Его замкнутость на самом себе подчеркнута органической неспособностью к подлинному духовному общению: «он не отвечает на ваши возражения, он вас не слушает. Только вы остановитесь, он начинает длинную тираду <...>, которая в самом деле есть только продолжение его собственной речи». Грушницкий – неумен и самовлюблен, живет модными представлениями и привычками (маска таинственной трагичности), «вписан» в стереотипное поведение «света»; наконец, он – слабая натура, позер, чье позерство легко разоблачить, - что и делает Печорин. Смириться с поражением Грушницкий не может, он сближается с сомнительной компанией и с ее помощью намерен отмстить обидчикам. Хотя чем ближе Грушницкий к смерти, тем меньше в нем романтического кокетства, хотя он побеждает зависимость от драгунского капитана и его шайки, но до конца преодолеть условности светского этикета и победить самолюбие не в силах.

Иной тип представляет доктор Вернер, приятель Печорина, человек, по его мнению, «замечательный по многим причинам». Живя и служа в привилегированной среде, он  внутренне близок к простым людям. Он насмешлив и нередко исподтишка насмехается над своими богатыми пациентами, но Печорин видел, как «он плакал над умирающим солдатом». В его злых эпиграммах были осмеяны многие сановитые чины, в то же время все «истинно порядочные люди» были его приятелями

Вернер – своеобразная разновидность «печоринского» типа, существенная как для понимания всего романа, так и для оттенения образа Печорина. Подобно Печорину, Вернер – скептик, эгоист и «поэт», изучивший «все живые струны сердца человеческого». Он невысокого мнения о человечестве и людях своего времени, но идеальное начало в нем не заглохло, он не охладел к страданиям людей, живо чувствует их порядочность и добрые наклонности. В нем есть внутренняя, душевная  красота, и он ценит ее в других.

Вернер «мал ростом, худ и слаб, как ребенок; одна нога была у него короче другой, как у Байрона; в сравнении с туловищем голова его казалась огромна…». В этом отношении Вернер - антипод Печорина. В нем все дисгармонично: чувство красоты и телесное безобразие, уродливость. Видимое преобладание духа над телом дает представление о необычности, странности доктора, как и прозвание: русский, он носит немецкую фамилию. Добрый по натуре, он заслужил прозвище Мефистофеля, потому что обладает критическим зрением и злым языком, проникая в сущность, скрытую за благопристойной оболочкой. Вернер наделен даром соображения и предвидения. Он, еще не зная, какую интригу задумал Печорин, уже предчувствует, что Грушницкий падет жертвой его приятеля. Философско-метафизические разговоры Печорина и Вернера напоминают словесную дуэль, где оба противника достойны друг друга.

Но в сфере поведенческой равенства нет и быть не может. В отличие от Печорина Вернер – созерцатель. Он не делает ни шагу, чтобы изменить свою судьбу и преодолеть скепсис, куда менее «страдательный», чем скепсис Печорина, относящегося с презрением не только ко всему миру, но и к самому себе. Холодная порядочность – вот «жизненное правило» Вернера. Далее этого нравственность доктора не простирается. Он предупреждает Печорина о слухах, распространяемых Грушницким, о заговоре, о готовящемся преступлении (в пистолете Печорина во время дуэли «забудут» положить пулю), но избегает и боится личной ответственности: после гибели Грушницкого отходит в сторону, как будто не имел к ней косвенного отношения, и всю вину молчаливо возлагает на Печорина, не подавая ему при посещении руки. (Тот расценивает поведение доктора как измену и нравственную трусость).

Мери – героиня одноименной повести. Имя Мери образовано, как сказано в романе, на английский манер. Характер княжны Мери в романе обрисован подробно и выписан тщательно. Мери в романе – страдательное лицо: именно над ней Печорин ставит свой жестокий эксперимент разоблачения Грушницкого. Не ради Мери осуществляется этот опыт, но она втянута в него игрой Печорина, поскольку имела несчастье обратить заинтересованный взор на лжеромантика и лжегероя. Одновременно с образом Мери в романе связана проблема любви – подлинной и мнимой.

Мери - светская девушка, настроенная несколько романтически, не лишенная духовных запросов. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Сюжет повести основан на любовном треугольнике. Избавляясь от любви Грушницкого, Мери влюбляется в Печорина, но оба чувства оказываются иллюзорными. Влюбленность Грушницкого – не более чем волокитство, хотя он искренно убежден в том, что любит Мери. Влюбленность Печорина – мнимая с самого начала.

Чувство Мери, оставшись без взаимности, перерастает в свою противоположность – ненависть, оскорбленную любовь. Ее «двойное» любовное поражение предопределено, ибо она живет в искусственном, условном, хрупком мире, ей угрожает не только Печорин, но и «водяное общество». Так, некая толстая дама чувствует себя задетой Мери (« Уж ее надо проучить…»), и ее  кавалер, драгунский капитан, берется это исполнить. Печорин разрушает замыслы и спасает Мери от клеветы капитана. Точно так же мелкий эпизод на танцах (приглашение со стороны пьяного господина во фраке) выдает всю неустойчивость, казалось бы, прочного социально-общественного положения княжны Мери в свете и вообще в мире. Беда Мери в том, что она,  чувствуя разницу между непосредственным душевным порывом и светским этикетом, не отличает маску от лица.

Наблюдая за Мери, Печорин угадывает в ней это противоборство двух начал – естественности и  светскости, но убежден, что светскость в ней уже победила. Дерзкий лорнет Печорина сердит княжну, но сама Мери тоже смотрит через стеклышко на толстую даму; в юнкере Грушницком Мери видит разжалованного офицера, страдающего и несчастного, и проникается к нему сочувствием. Пустая банальность его речей кажется ей интересней и достойной внимания. Герой решает показать Мери, как ошибается она, принимая увлеченность за любовь, как неглубоко судит о людях, применяя к ним обманчивые  светские мерки. Однако. Мери не вмещается в те рамки, в какие заключил ее Печорин.

Она выказывает и отзывчивость, и благородство. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера о московских барышнях, которые «пустились в ученость». Мери «знает алгебру», читает  по-английски Байрона. Она способна не больше и глубокое чувство. Княжна понимает, что ошиблась в Грушницком,  но не может предложить интриги и коварства со стороны Печорина. И она вновь обманывается, но неожиданно для себя обманулся и Печорин: он принял Мери за обычную светскую девушку, а ему открылась и ответила любовью глубокая натура. По мере того как геро