Скачать

Палаты на Берсеневской набережной

Михаил Коробко

Есть в Москве замечательное место, где встретились исторические здания разных времен. Это памятник сталинской эпохи Дом на набережной, расположенные рядом палаты думного дьяка Аверкия Кириллова и церковь Николы в Берсенях. А напротив — туда удобно пройти по Большому Каменному мосту (тоже памятнику истории), по дороге любуясь видом на Кремль, — восстановленный недавно храм Христа Спасителя. Прекрасная прогулка для учителя с учениками! И для гостей нашей столицы. Публикуемая статья расскажет учителю о самых древних памятниках этого маршрута.

В самом центре столицы напротив храма Христа Спасителя отражается в водах Москвы-реки серая громада здания, за которым закрепилось название Дом на набережной, данное ему писателем Юрием Трифоновым. Правее знаменитого дома притулилась небольшая церковь Троицы, или Николы (по приделу), на Берсеневке, сооруженная в середине XVII в. Этот любопытный памятник архитектуры связан с событиями Февральской революции. Здесь 4 марта 1917 г. при большом стечении народа отпевали рядовых 3-й военной школы шоферов и мотоциклистов: Анания Урсо, Ивана Самсонова и Василия Медкова, убитых в перестрелке на Большом Каменном мосту...

За церковью, внешний вид которой носит следы не очень удачной реставрации, превратившей ее в «пряничный домик», стоит старинный особняк-теремок — бывшие палаты думного дьяка Аверкия Стефановича, или Степановича, Кириллова, который стал их владельцем в 50-х гг. XVII в. Одно время он заведовал садами царя Алексея Михайловича и имел звание «государева садовника», а вся эта местность называлась Садовниками. Тогда и церковь Николы имела к своему имени прибавку — «в Садовниках».

Аверкий Кириллов и его эпоха

В роду Кирилловых пост царского садовника долгое время был наследственным. Однако Аверкий Кириллов в отличие от своих предков известен не только как «садовник», но и как крупный купец-предприниматель — «московский гость», а позже как видный государственный деятель. Он был владельцем многочисленных лавок в Москве и других русских городах, соляных варниц в Соли Камской, а также имел немало земель с селами и деревнями. Впоследствии царь Алексей Михайлович пожаловал ему чин думного дьяка. После этого А.С. Кириллов возглавлял Приказы Большой казны, Большого прихода, управлял Казенным приказом и Приказом Большого дворца. В его руках находилось управление финансами, торговлей и промышленностью страны. Такое высокое положение Аверкия Кириллова сохранялось до 1682 г., когда карьера думного дьяка прервалась по не зависящим от него причинам. Во время Стрелецкого бунта мятежные стрельцы сбросили Аверкия с Красного крыльца Теремного дворца, зарубили бердышами и под звуки кремлевского набата и бой барабанов потащили изуродованный труп на Красную площадь с громкими криками: «Расступитесь, думный дьяк идет!» На памятном столбе, поставленном стрельцами на Красной площади, были названы грехи Аверкия Кириллова, приведшие к столь трагическому финалу его жизни: «Великие взятки имал и налогу и всякую неправду чинил». Подобными «подвигами» в разное время могли похвастаться немало государственных людей...

Постепенно о думном дьяке Аверкии Кириллове забыли. И вспомнили о нем только тогда, когда оказалось, что именно он является одним из владельцев старинных палат на Берсеневской набережной...

Создатели «теремка»

Об истории возникновения палат Аверкия Кириллова существует много версий. Старые московские предания, а вслед за ними и многие публикации, посвященные их истории (особенно дореволюционные), называют их первыми владельцами боярина Ивана Никитича Беклемишева по прозвищу Берсеня, казненного в 1525 г. за «дерзкие слова»; знаменитого опричника, думного дворянина Малюту Скуратова-Вольского, а также Стрешневых, родственников Романовых, положивших начало царской династии.

Достоверно известно только то, что еще в XV—XVI вв. на этой территории находился белокаменный дом, принадлежавший какому-то знатному лицу. Во второй половине XVI в. он был перестроен, в результате чего сформировался основной объем дошедшего до настоящего времени строения.

Возможно, заказчиком этих работ был родоначальник Кирилловых — некий Кирилл, который первым из них стал «государевым садовником». Есть все основания предполагать, что именно ему была пожалована эта усадьба. От Кирилла палаты перешли к его детям — Филиппу и Стефану Кирилловым. Наследниками последнего были трое сыновей, чье владение палатами подтверждается документально. Один из них, Аверкий Стефанович Кириллов, со временем и стал их единственным хозяином.

При нем в 1657 г. палаты были перестроены. Восточный фасад здания украсило нарядное «красное» крыльцо. В отделке этой части палат едва ли не впервые во всем московском зодчестве были применены нарядные изразцы с синим рисунком по белому фону. В центр свода одного из залов первого этажа была вмонтирована круглая плита с крестом, окруженная надписью: «Написан сей святой и животворящий крест в лето 7165 года того же лета и палата посправлена». Подобная памятная надпись — исключительный случай в истории русской архитектуры, поэтому нельзя исключить того, что она может являться «новоделом» второй половины XIX в.

Наследники думного дьяка

После гибели Аверкия Кириллова палаты ненадолго перешли к его вдове Евфимии Евлампиевне, скончавшейся в октябре того же 1682 г. Затем усадьбу унаследовал сын Кирилловых — Яков Аверкиевич, также имевший чин думного дьяка. В 1694  г. палаты перешли к его вдове Ирине Симоновне (по второму мужу — Курбатовой).

С 1703 г. палатами владел А.Ф. Курбатов, служивший смотрителем за строительством в Кремле. При нем в 1705—1709 гг. была проведена кардинальная реконструкция здания — ему был придан вид, близкий к современному. При этом был полностью переделан парадный фасад. Для придания палатам входившей в моду симметрии справа по фасаду был достроен узкий выступ — ризалит.

В 1712—1739 гг. палатами владел иностранной коллегии асессор Петр Васильевич Курбатов, не оставивший прямых наследников. Поэтому после его смерти палаты перешли в казну. С 1746 г. в них располагались госучреждения, имевшие самые разнообразные функции и названия: Камер-коллегия, Корчемные контора и канцелярия с тюрьмой и острогом, сооруженными поблизости, Межевая канцелярия, Московская контора канцелярии конфискации, опять Межевая канцелярия, Разрядно-Сенатский архив и Московская казенная палата... Дольше всех продержалась Сенатская курьерская команда, обслуживавшая находившиеся в Кремле московские департаменты Сената. Для этого учреждения в 1806 г. палаты были реконструированы по проекту архитектора А. Назарова. С того времени они какое-то время назывались Курьерским домом.

К 60-м гг. XIX в. палаты пришли в аварийное состояние. Однако Дворцовое ведомство не пожелало отпускать средства на ремонт «рухляди».

К обреченному на слом зданию неожиданно проявило интерес Императорское московское археологическое общество. По решению Александра II палаты в 1870 г. были переданы этой общественной организации, проводившей в них свои заседания и устроившей небольшой музей.

В июне 1923 г. Археологическое общество было закрыто распоряжением Народного комиссариата внутренних дел. После этого палаты пустовали до декабря 1924 г., потом их первый этаж был занят Комитетом по изучению языков и этнических культур Северного Кавказа. Комитет этот как-то посетил поэт О.Э. Мандельштам. Он описал институт в одном из своих очерков, констатируя, что когда он пришел, то ему никто не обрадовался.

В 1925 г. на второй этаж палат переехали Центральные государственные реставрационные мастерские (ЦГРМ), созданные художником Игорем Эммануиловичем Грабарем, впоследствии получившим от коллег за достижения в области охраны памятников нелестное прозвище: Угорь Обмануйлович Гробарь. Благодаря его трудам ЦГРМ в 1930 г. было передано здание церкви Николы на Берсеневке. Однако в том же году И.Э. Грабарь был вынужден отказаться от дальнейшего руководства мастерскими. После его ухода здесь сменился не один руководитель. Руководство ЦГРМ ходатайствовало о сносе колокольни церкви Николы, добилось этого в 1932 г., и вскоре после этого мастерские были закрыты. В палатах Аверкия Кириллова устроили общежитие строителей Дворца Советов, который должен был занять место взорванного храма Христа Спасителя. В 1964 г. после проведения реставрационных работ в палаты переехал Научно-исследовательский институт краеведческой и музейной работы, ныне гордо именующийся Российским институтом культурологии.

Взгляд изнутри палат

У входа в палаты висит табличка, сообщающая, что в здании находится институт культуры. Вывеска сделана на века, из цветного металла. Со временем у нее есть шанс стать раритетом — одной из немногих уцелевших в Москве учрежденческих вывесок советского периода.

Большие залы первого этажа здания разделены перегородками. До конца 1990-х гг. единственным помещением, сохранившим первозданный вид, была зала с плитой в своде. Именно в ней проходили публичные заседания Археологического общества, членами которого были не только археологи. Здесь выступали историки М.П. Погодин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, архитекторы К.М. Быковский, Ф.Ф. Горностаев, Л.В. Даль, И.П. Машков, художники А.М. Васнецов и И.С. Остроумов, писатели А.Ф. Вельтман, Ф.Н. Глинка, В.М. Жемчужников, Д.Н. Мамин-Сибиряк, П.И. Мельников-Печерский, руководители общества граф и графиня А.С. и П.С. Уваровы и многие другие. Роспись зала во вкусе допетровского времени, сделанная во второй половине ХIХ в., не сохранилась. Хотя, возможно, она просто скрыта под слоями краски и ее можно восстановить.

В соседней комнате, рядом с бывшим «красным» крыльцом находится заложенная дверь. За ней расположено нечто наподобие квадратной трубы, проходящее через все здание от первого этажа до второго. Либо это прозаические остатки канализации ХVII в., и здесь были устроены тривиальные туалеты — «ретирады», либо шахта существовавшего при Кирилловых некоего подъемника — прообраза современного лифта.

По узенькой винтовой лесенке можно спуститься в подвал — бывший первый этаж. Так за несколько столетий поднялся культурный слой. Поэтому, конечно, в ХVII—ХVIII вв. здание выглядело выше и репрезентативнее.

Безусловно, говорить о каких-то подземных ходах (эти слухи ходят среди местных старожилов), якобы ведущих из палат к церкви или на другой берег Москвы-реки, нельзя. Ниже подвала ничего нет. Возможно, из-за этого еще в ХIХ — начале ХХ в. весной в половодье подвал нередко заливало водой. Однако известно, что попытка построить ход под Москвой-рекой была все же предпринята недалеко от палат у Большого Каменного моста. Этот ход пытались соорудить по приказу царя Алексея Михайловича в 1657 г. — т.е. в то время, когда Аверкий Кириллов завершал свои строительные работы. Однако построить ход под рекой не удалось. В него проникла вода, и работы пришлось прекратить.

Сейчас залы подвала освобождены от хранившихся в них книг и хозяйственных предметов. Это дало возможность обнаружить на их стенах много клейменых кирпичей, показывающих различные периоды истории палат.

На втором этаже в относительной первозданности сохранилось только два зала. Однако первоначальная планировка здания довольно легко читается.

На третьем этаже, куда ведет шаткая деревянная лестница-этажерка, расположена так называемая светелка, где при Кирилловых и Курбатовых жили дамы. Из нее открывается любопытный вид на Москву и соседнюю церковь Николы на Берсеневке.

Конечно, у здания есть еще и чердак: вход в него ведет из помещения перед светелкой.

Как и все чердаки старых зданий, он частично засыпан землей. Это делали для того, чтобы в здании было теплее. Разумеется, во все времена на чердак стаскивали ненужное барахло. До сих пор в его земле попадается мусор конца ХIХ в. — 1930-х  гг. — оберточная бумага магазина «Мюр и Мюрелиз», визитки Археологического общества, консервные банки и сигаретные пачки, фрагменты посуды и другие предметы, которые по нынешним временам являются уникальнейшими свидетельствами старинного быта. Однако все это меркнет перед находкой, сделанной бывшим главным инженером института, а ныне заместителем директора Натальей Крюковой. Она обнаружила на чердаке три большие плетеные корзины, в которых оказались аккуратно уложены изразцы аж самого конца ХVII — начала ХVIII в. Таким собранием может похвастаться не каждый музей. Объясняется находка достаточно просто. Палаты до 1930-х гг. отапливались семью изразцовыми печами. Затем они были разобраны. Местные старожилы, живущие неподалеку, вспомнили, как в детстве они били эти изразцы, кидая в них камушки.

Изразцов много и их хватит по крайней мере на три печки. Они отечественного производства с изображениями пейзажей со зданиями, людьми и зверями. Стилистический анализ позволяет отнести, по крайней мере, большую их часть к 1730-м  гг. — временам царствования Анны Иоанновны. Формы рисунков позволяют предположить, что образцом для них послужил некий сервиз, имевший голландское происхождение.

Помимо изразцов в одной из корзин находилась и статуя, изображающая человека в длинной одежде, прижавшего к груди руку, возможно, какого-то святого. Она очень напоминает фигуры апостолов, находящихся на галерее знаменитой церкви в подмосковном селе Дубровицы. «Апостол» из палат Аверкия Кириллова очень интересен сам по себе. Но он был не один. На том же чердаке обнаружены фрагменты еще двух подобных статуй. Возможно, они «родные» для палат, ведь есть указания на то, что в начале ХVIII в. на их парадном фасаде действительно были установлены скульптуры.

Мифы усадьбы Аверкия Кириллова

Согласно списку памятников архитектуры Москвы, находящихся под государственной охраной, усадьба думного дьяка Аверкия Кириллова состоит из трех объектов. Это в первую очередь палаты — господский дом, в котором жили сам дьяк с домочадцами, церковь Николы на Берсеневке, построенная в 1657 г., и некий Набережный корпус, тоже ХVII в., расположенный по красной линии Берсеневской набережной. Такова официальная версия, которая уже несколько десятилетий переходит из издания в издание и зафиксирована в паспорте на усадьбу Кириллова, составленном в 1986  г. Она появилась и в юбилейной энциклопедии «Москва». В общем все мило, хорошо и традиционно — имел дьяк Кириллов на своем участке все возможные радости: земные в палатах, духовные в церкви — и счастливо жил не тужил, пока как-то, зайдя ненароком в Кремль, не упал под тяжелыми стрелецкими бердышами... Только почему-то здесь, около церкви, он и был похоронен. В 1930-е гг. еще была цела плита над его могилой, ныне, по слухам, находящаяся на территории Донского монастыря. Однако ни при каких властях нельзя устраивать кладбища где попало. Не мог человек быть похоронен на территории собственного двора, даже при церкви, которая, если верить паспорту, была домовой.

В любом старом русском городе всегда существовали два типа храмов — приходские, сооружаемые жителями района города, входившего в этот приход, и домовые, являвшиеся владением частных лиц. Известным указом Синода от 21 апреля 1722 г. было предписано «обретающиеся в Москве у знатных персон домах церкви весьма упразднить». Однако в нашей стране еще в то время не все указы выполнялись.

Чтобы построить домовую церковь, да еще достаточно большую и каменную, нужно было быть не просто богатым человеком. Может быть, Кириллов был финансовым крезом? Правда, известная книга Е. Карновича «Замечательные богатства частных лиц в России» ничего не говорит о состоянии рода Кирилловых. Обнаруженные архивные документы вовсе обескураживают: оказывается, строительство церкви Николы на Берсеневке, законченное в 1657 г., велось «по обещанию приходских и разных посторонних чинов людей». Таким образом, храм Николы даже изначально не был домовым, что, собственно, подтверждается и наличием при нем кладбища (погоста), которого не могло быть при домовой церкви. Поэтому под ее северной папертью и были похоронены сам Кириллов и его супруга Евфимия Евлампиевна.

Но может быть, домовой была деревянная церковь Николы, предшественница каменной? Как известно, Ирина Симоновна Кириллова, по второму мужу Курбатова, одно время владевшая палатами, в 1695 г. пожертвовала храму Николы колокол со следующей надписью: «В Берсеневке, в вечное поминовение по мужу своем Иакове Аверкиевиче, в схимонасех Иове, и по родителех ево Аверкии убиенном и Евфимии и их сродниках при сей церкви лежащих при священнике Науме Федорове». В этой надписи очень любопытно слово «сродниках». Из него следует, что родители Кириллова, очевидно, владевшие палатами до него, были похоронены при церкви, причем еще при старой, деревянной. Следовательно, предположение о том, что церковь Николы когда-либо была домовой, не выдерживает никакой критики.

Таким образом, «усадьба ХVI—ХIХ  вв. Аверкия Кириллова», как значится в списках памятников города, на деле состоит из жилых палат с прилегающей территорией, приходская церковь Николы к ней не относится. Перед нами, однако, уникальный по своей сохранности фрагмент историко-культурной среды: храм и близко расположенный к нему жилой комплекс.

Но откуда же возникла легенда о том, что церковь и палаты всегда составляли единое целое? Уже упоминавшаяся нами Ирина Курбатова в конце XVII в. построила у церкви дом причта и переход из палат в церковь, существовавший очень короткое время. Это оказалось возможным благодаря близкому расположению обоих зданий.

До последнего времени считалось, что дом причта, построенный Кирилловой-Курбатовой, и есть нынешний Набережный корпус, недавно получивший фальшивые наличники а-ля XVII в. Эта версия, без каких-либо оговорок зафиксированная в паспорте на палаты Аверкия Кириллова, имела право на существование только до тех пор, пока в 1996 г. в первом выпуске историко-краеведческого альманаха «Московский архив» не были опубликованы заметки о Москве, написанные в конце ХIХ — начале ХХ в. неким С.С. Слуцким — сотрудником Московского главного архива Министерства иностранных дел. Помимо описания колоритных случаев из жизни города, в одном месте он вдруг заностальгировал по безвозвратно уходящей старине и вспомнил о том, что были «...рядом с домом Археологического общества (т.е. палатами Кириллова) двухэтажные хоромы, построенные в ХVII в.: на месте их теперь уже стоит тот безобразный четырехугольный ящик, которым закрывается от глаз проходящего храм Св. Троицы на Берсеневке (так называемый “Св. Николая”, по приделу)...». Так ведь этот-то «ящик» и является Набережным корпусом и, стало быть, к ХVII в. никакого отношения не имеет! А с учетом возраста самого Слуцкого, который не мог в своих мемуарах зарываться в глубокую древность, нужно отнести возникновение корпуса всего лишь к концу ХIХ в.

Вся эта история навевает достаточно грустные мысли, ведь и палаты Кириллова, и церковь Николы на Берсеневке с Набережным корпусом — памятники, достаточно известные, считающиеся хорошо изученными. И можно спросить, а знаем ли мы Москву и хорошо ли ее знаем? Вопрос этот пока, увы, остается открытым.