Скачать

Мотивы сна в романах Ольги Токарчук

Глава 1. Сон в культуре и литературе: семантика и функции

1.1 Феномен сна: культурологический аспект

1.2 Интерпретация сна в различных культурно - философских традициях

1.3 Мотив сна в польской литературе: традиции интерпретации

Глава 2. Мотив сна в романах Ольги Токарчук

Заключение

Список литературы


Введение

"То, что показывают сновидения, есть

тень той мудрости, что существует в

человеке, даже если во время бодрствования

он может ничего о ней не знать".

Парацельс

Мотив сна в литературе является одним из самых распространённых. Интерес к сфере сна существовал издавна, сущестует он и в наше время. Сон открывает нам глубины внутреннего "Я", сны — это другая реальность. Поэтому в литературе испокон веков мотив сна сопутствовал мистическим элементам повествования, передавал самые сокровенные чувства героев, ярче раскрывал их личность. Сон находил себе место не только в прозе, но и в лирике, являя фантастические образы и символы.

Рассмотрим некоторые работы, интерпретирующие феномен сна в культуре. Вадим Руднев в "Словаре культуры ХХ века" пишет, что сны человек начал видеть в тот момент, когда стал отличать иллюзию от реальности, сон от яви. Тогда же люди стали придавать снам значение и пытаться истолковать их. Искусство истолкования сновидений было развито в древнем Вавилоне, в Римской империи сновидения влияли на политику. Первым в Европе нового времени на сновидение обратил внимание Рене Декарт, который записывал и тщательно анализировал свои сны. После известной книги Зигмунда Фрейда "Толкование сновидений" (1900г.), по мнению В. Руднева, сон стали ассоциировать с фильмом. З. Фрейд обращал внимание на сон в связи с психоанализом: именно во сне человек раскрывает свои бессознательные импульсы. Ученик Фрейда Карл Густав Юнг в своих мемуарах "Воспоминания. Размышления. Сновидения" (1961) рассматривает сон как послание человеку из коллективного бессознательного, к которому необходимо прислушиваться как к опыту прошлых поколений. Именно сновидения при правильном истолковании могут вести человека по его жизненному пути. Неофрейдист Эрих Фромм объединяет опыт Фрейда и Юнга в своей книге "Забытый язык" (1951) с поправкой на гуманизм: он даёт трактовку снов для обычного, не подкованного психоаналитически человека.

В.Руднев задаётся вопросом семиотической трактовки феномена сна. В связи с этим он говорит о проблеме онтологического статуса реальности, которая аказализировалась в ХХ веке. Исследователь полагает, что вся культура ХХ века - это страшный сон (даосско-буддийская традиция). Проблема разграничения сна и реальности обострилась именно в сознании людей ХХ века. Р. Декарт считал, что нельзя определить, "сплю я в данный момент или бодрствую". "Онтологический статус сновидения стал предметом ожесточенной полемики между философами-аналитиками Б. Расселом, Дж. Э. Муром и А. Айером. Все считали парадокс Р. Декарта неразрешимым" (Цит. по: 14, c. 281) . Н.Малкольм утверждал в своей книге "Состояние сна" (1958), что "сновидения как чего-то феноменологически данного вообще не существует" (Цит. по: 14, c. 281). Сны существуют как таковые только потому, что о них рассказывают люди. В заключении автор приходит к выводу: сон не является языком, так как он не имеет "плана выражения".

Эту тему продолжает Ю. М. Лотман в книге "Культура и взрыв". Автор в разделе "Сон – семиотическое окно" обращает внимание на сон как культурное явление: "архаический человек обладал гораздо большей культурой сна, то есть, вероятно, видел сны и запоминал их гораздо более связанными" (7, c.123). Особую роль, считает Ю.Лотман, имеет интерпретация, пересказ и организация сна в систему (П. Флоренский). Ю.Лотман в своей работе не останавливается подробно на фрейдовской концепции, а лишь только "на параллели этой методики с древнейшими, восходящими к эпохе предкультуры, истолкованиями сновидений" (7, c.124). Автор рассматривает соотношение слова во сне и его значения, он приходит к выводу, что "сон — это семиотическое зеркало, и каждый видит в нем отражение своего языка" (7, c.124). Другими словами, сон – это определённый набор значений, который систематизирован в культурном процессе и имеет своё индивидуальное значение у каждого человека. Если говорить о языке снов, то в конце ХХ века он уступил место более понятному и универсальному языку, обслуживающему техническую сферу. Произошло смещение функций: сон перешёл в сакральное пространство (послание от "таинственного иного"). Связь поэтического вдохновения и мистического сновидения также имеет место быть во многих культурах.

Ю. Лотман называет сон "отцом семиотических процессов", так как "вера в таинственный смысл снов основана на вере в смысл сообщения как такового" (7, c.125). В связи с этим автор говорит о полилингвиальности сна, а именно о "нереальной реальности", в которую и погружает нас сон (звуки, ощущения идентичны реальным).

Автор также отмечает своеобразность трактовки снов в разных культурах: "семиотический клубок" можно распутать по-разному в зависимости от "переводчика", истолкователя. Один и тот же сон имеет совершенно разное значение в европейской и восточной культурах. Природа сна также различалась: "древние римляне видели в снах предсказания богов, а современные фрейдисты — голос подавленной сексуальности" (7, c.126). Стоит отметить, что сон индивидуален, следовательно, он является "языком для одного человека".

Таким образом, сон является "хрупким и многозначным средством хранения сведений", он же выполняет существенную культурную функцию: является "резервом семиотической неопределенности, пространством, которое еще надлежит заполнить смыслами" (7, c.126).

В литературе, как уже говорилось, часто встречается мотив сна, как в прозе, так и в поэзии. Сон раскрывает сущность героя, его переживания на бессознательном уровне, его скрытые комплексы и желания.

Мотив сна в литературе интерпретирует А. Ремизов в книге "Огонь вещей. Сны и предсонье" (2000). Он оригинально истолковывает литературное наследие писателей-"сновидцев" - Н.Гоголя, А.Пушкина, Н. Лермонтова, И.Тургенева и Ф.Достоевского. Для А. Ремизова сновидение - одновременно и вместилище памяти, которое охватывает и историю, и прапамять, и воображение: "В снах не только сегодняшнее — обрывки дневных впечатлений, недосказанное и недодуманное; в снах и вчерашнее — засевшие неизгладимо события жизни и самое важное: кровь, уводящая в пражизнь; но в снах и завтрашнее — что в непрерывном безначальном потоке жизни отмечается как будущее, и что открыто через чутье зверям, а человеку предчувствием; в снах дается и познание, и сознание, провидение..." ("Морозная тьма" (22, c. 23)). Сновидения — связующее звено между здешней, "привычной", действительностью и мирами, "откуда появляется живая душа и куда уходит оттрудив свой срок" ("Гоголь и Толстой"). Мировосприятие А. Ремизова родственно общим принципам античного ("наивного") самосознания: "Античные понятия реального и иллюзорного, - пишет О.Фрейденберг, - были прямо противоположны нашим как в гносеологическом отношении, так и по содержанию этих понятий: античность принимала за подлинность то, что мы считаем несуществующим, а то, что для нас реально, она относила к миру протяженной "видимости". Действительным она считала небытие, а бытие — "копией", иллюзией действительного (небытия). Говоря нашими понятиями, античный художественный образ представлял собой иллюзию действительности, а с античной точки зрения — иллюзию иллюзии: реальный мир, мир микрокосма, считался только "подобием", "подражанием", чувственным "образом" подлинного макрокосма, потустороннего мира, который постигался умозрением" (19, c. 238.). В соответствии с античной традицией, жизнь воспринимается как сон: "наша земная жизнь не есть последняя, окончательная, истинно действительная жизнь и <...> от нее возможно, хотя бы в некоторой степени, такое же пробуждение, как то, которое мы переживаем, переходя от сна к бдению" (22, c. 346. ). Автор считает, что сновидение - это истинная жизнь, прерываемая жизнью. Сон начинается "нигде" и уходит в "никуда", это связь с прошлыми веками, ниточка к вечности.

А. Ремизов интерпретировал художественные тексты как сны, добавляя к ним оригинальные ассоциации, примеряя на себя роль сновидца. Творческая фантазия автора "Огня вещей" позволила ему своеобразно интерпретировать литературные произведения прошлых лет и одновременно высказывать свои собственные мысли. Отдельные литературные сновидения, присутствующие в классических текстах А.Пушкина и И.Тургенева, автор "Огня вещей" систематизировал и классифицировал.

Ольга Токарчук - это одна из самых популярных польских писательниц. В литературу она вошла благодаря своим стихотворениям, но подлинным её дебютом считается роман "Путь людей книги" (1993). В 1995 году она пишет следующий свой роман "Э.Э.", следом за ним - необыкновенную книгу "Правек и другие времена" (1996). "Дом дневной, дом ночной" выходит в 1998 году, в 2004 она пишет "Последние истории", в 2008 - роман "Бегуны". Ольга Токарчук известна и как замечательный рассказчик: в 1998 году выходит сборник её рассказов "Шкаф", в 2001году - "Игра на разных барабанах".

Творчество Токарчук относят к "молодой прозе 1990-х годов", её творчество изучают многие польские исследователи. Агнешка Вольны- Хамкало в статье "''Последние истории'' Ольги Токарчук" (1, с. 5-6) пишет о характерной мифологической ауре всего её творчества. Несмотря на употребление уже известных литературных приёмов, Ольге Токарчук удаётся каждой своей книгой удивлять читателя и критика. Автор подчёркивает, что книга "Последние истории" - это роман не просто о женской судьбе, это роман о смерти.

Михал Витковский пишет в статье "Играет Ольга Токарчук": автор играет на наших чувствах, представлениях, стереотипах, играют и герои (27, с. 55-67). Её сборник "Игра на разных барабанах" интересен и разнороден по своему составу. Рассказы различаются по своей поэтике и тематике, однако есть нечто прочное, связывающее все рассказы сборника. Автор статьи говорит об ощущении "прозрачности", а именно о "невозможности самоидентификации" в художественном мире Токарчук.

Другой польский критик и философ Пётр Марчишук в своей статье "Правек Ольги Токарчук, или созданье литературного мира" пишет о том, что автору удаётся создать мифологические миры в своих произведениях, эти миры находят друг на друга и проникают друг в друга (26, с.55-68).

Цель данного исследования заключается в рассмотрении мотива сна в романах Ольги Токарчук. Исходя из цели, мы определили следующие задачи:

1. Описать семантику сна в культуре;

2. Осмыслить традицию использование мотива сна в литературе;

3. Выявить специфику сна в романах Ольги Токарчук.

Объектом исследования является творчество Ольги Токарчук. Предметом исследования стала онейросфера (сновидения) с точки зрения ее функционирования в поэтике писателя.

Материалом для исследования являются романы "Путь людей книги" (1993), "Правек и другие времена" (1996) и "Последние истории" (2004).

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предлагается анализ функций сна в романах Ольги Токарчук.

Структура работы определяется целью и задачами, поставленными в ней. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 32 наименования.


Глава 1. Сон в культуре и литературе: семантика и функции

1.1 Феномен сна: культурологический аспект

Сон издавна привлекал внимание людей. Сон - это связь с миром загробным, невещественным, иррациональным. Сны с незапамятных времён использовались в качестве основы для колдовства, пророчеств, являлись связующей нитью между живыми и мёртвыми. Сновидение обычно имеет значение: в нём выявляется индивидуальный мир человека, являющийся тайной для всех.

Феномен сна интересовал людей с незапамятных времён. Состояния сна и состояния смерти похожи внешне спокойствием тела и отсутствием сознания в этот момент. С другой стороны, сны всегда были непосредственно связаны с реальной жизнью, зачастую имели пророческий характер, это и послужило поводом для сакрализации сна. Двойная характеристика состояния сна (отсутствие сновидений или активность сновидений) стала основой для различения состояния сна и сновидений или состояний глубокого сна.

Исследователь К.Г.Исупов определяет разные смысловые уровни понятия сон:

1) культурная универсалия, образ и мифологема альтернативной реальности;

2) специфично пограничное состояние сознания, описанное в терминах инобытия и теологии успения;

3) эстетический аналог условной смерти ( ).

Первое значение термина актуализовано мифологией сна как онтологического извода яви и формы временного покоя. Сон вписывается в общий круг мифологического жизнеотношения как реальность, усредняющая оппозиции "мир людей / мир демонов", "здесь / там", "зримое / незримое", "обычное / экстраординарное". Произвольная "логика" сновидения трактуется бодрственным сознанием как извне формируемая причинность иного порядка.

Спящий не удивляется диковинным событиям сна, и проснувшийся числит их какое-то время в ряду повседневного событийного ряда. Сон есть магия бытия и параллельная жизнь. Это форма диалога с богами в пространстве их голосов, указаний и намеков ("вещий сон"); здесь осуществляется профетически опознаваемый замысел божеств, руководительства поступками людей, сакрального оберега и заботы.

Реальность Сна чудесна и не нуждается в объяснении: в ней нет ничего, чего бы не было в действительности и в памяти; это делает сон убедительнее и ценнее внесновидческого мира (чудо внутри сна не осознается как диво и небывальщина). Метафора "жизнь есть сон" закрепляет эту самоценность сна как формы свободы от обыденности и как прорыва в область самозаконной онтологии. В цепочке "сон — греза — видение — мечта — идеал — утопия" мы имеем градацию ирреальных возрастаний желаемого ( ).

Сон имеет огромное значение в психоанализе и психологии в целом. З.Фрейд и его школа придали символике сна гиперсемиотическую значимость, прямо заменив традиционную сакральную детерминанту Божьего внушения агрессивным пафосом саморазоблачения ментальных подвалов бессознательного. Переход от "объятий Морфея" к власти Гипноса, его отца, осуществлен во втором значении термина (пограничные состояния Я). С открытием структурных свойств сновидческих состояний и с накоплением гипнопедического опыта отчасти прояснилась природа "загадочных феноменов психики", благодаря чему явления лунатизма, сомнамбулизма, летаргии и каталепсии встали в один ряд с фактами творчества во сне. Выяснилось, что "Сон разума" отнюдь не всегда "порождает чудовищ", как думал З.Фрейд.

Необходимо сказать, что именно на основе его исследования мы узнали столько нового о снах. Его работы и "Сонник" до сих пор популярны в научном мире. Несмотря на то, что некоторые учёные отвергают теорию З. Фрейда, она вполне соответствует реальности: в снах действительно отражаются наши страхи и желания. Наибольшего прогресса в отношении к снам западная наука достигла с возникновением в конце XIX века фрейдовской психоаналитической теории. Важнейшей составной частью этой теории была интерпретация снов.

Осознание человеком собственного Я, дифференцируемого по половому признаку, оказало наиболее значительное влияние на эту всеобъемлющую теорию. Теперь толкование сна относится не просто к определению Я, но к определению Я в конкретной физической оболочке с конкретным потенциалом. По наблюдениям Джейн Гудисон, изложенным в ее работе "Сны женщин", движение мысли ее пациенток в ходе толкования снов исходит из архетипов женской психологии и развивается в рамках женского начала.

Главное, что нужно уметь разглядеть и в снах, и в личности, - это соотношение внутреннего ядра индивидуума, сути Я, и окружения, отношений с внешним миром.

Современные психоаналитические штудии измененных форм мышления, типов ложной памяти, механизмов функциональной асимметрии мозга, парапсихологических феноменов и лечебной сенсорики вскрыли работу весьма архаических структур внутреннего поведения, получающих во снах символическую и метафорическую образные репрезентации.

Свой вклад внесла и эмпирическая танатология (танатос — желание смерти), не слишком склонная к интерпретации уникального опыта клинических самонаблюдений над состояниями "пост-смерти" в терминах некоей философии сна, но предоставившая впечатляющий архив "Сон наяву". На этих путях заново открылся инобытийно-пограничный репертуар существования субъекта, не раз описанный в специальных уставах ментального тренажа на Востоке (в частности, в дзэн-буддийской и йогической практике, типологически родственной аскетическому опыту самопогружения в христианской исихастской культуре священно-безмолвия). В близких сну состояниях Я обретает "единомножественность" личности (в терминах Л.Карсавина и А.Мейера), в психологическом пространстве культурой свершается многоголосый полилог пересекающихся ипостасей Я, обнимаемый единством самосознания. Во снах обнажены и персонифицированы механизмы и агенты диалогической фактуры мышления, памяти и аутовидения, актуализованы способности творчески напряженного и проблемно озабоченного сознания. Ему даны во снах возможности таких пространственно-временных топологических проекций, метаморфоз, смыслового конструирования и сверхлогической интуитивной альтернации, какие не в силах предоставить Я отягощенное объективацией и объясняющими раздражителями бодрствующее сознание. Сон в этом смысле (в отличие от первого значения термина) осмыслен не в качестве источника сверхчеловеческих внушений (голос Музы, оклик Бога, наваждение дьявола), а в аспекте спонтанной аккумуляции и самопроизводства форм неявного знания и неформализуемой экзистенции. Сон есть черновик возможных миров и своего рода гностическая контрабанда.

На архетипе сна и сейчас сходятся интересы психологии творчества, философской антропологии, теории культуры и истории эстетики. Как зеркало внутреннего проективного опыта Сна не раз становился объектом философско-поэтической (Вяч. Иванов) и психоаналитической (Н.Е. Осипов) рефлексии и литературной мифологии.

Можно сказать, что сновидение - это непревзойденный трамплин в неизвестное, сновидение - это то, без чего невозможно ощутить глубину человеческого существования, оно придает осмысленность и направленность всем дневным событиям.

Соотнесенность культурного аспекта и образов сна - явление сложное, поскольку здесь задействована система личностных ценностей. В каждой культуре общество учит субъекта ценить, презирать или воспринимать как ТАБУ определенные явления и поступки. В каждой культуре есть своё понятие и восприятие сна: его содержание предопределяется культурологическим аспектом. При этом сны имеют не только культурную основу, но и зависят от личностного компонента. Важно понимать, что переживаемые нами события оставили след в сознании и стали исходным материалом для сновидений. С помощью сновидений можно поближе познакомиться со своим подсознанием - таким важным и значимым уровнем нашей личности.

1.2 Интерпритация сна в различных культурно - философских традициях

В различных традициях мира существовала (а в некоторых существует и по сей день) совершенно особая культура сновидений. Такими традициями являются некоторые направления буддизма, традиции северо-американских индейцев, которые открыл миру Карлос Кастанеда, культура Синоев.

В этих культурах к сновидениям существует особое отношение. Они воспринимаются как равноправная часть жизни человека, наряду с его бодрствующим состоянием. Люди учатся управлять своими снами, формировать их по своему усмотрению, быть сознательными на новом уровне - уровне своих снов. Подобный подход формирует совершенно иное восприятие реальности в целом.

Человек относится к миру и соотносится с ним уже совершенно иначе, он как бы раскрывает для себя иную сторону яви - обратную сторону бытия.

В западной культуре привыкли считать, что сны - это иллюзорная универсалия, не имеющая ничего общего с настоящей реальностью. На Западе вообще привыкли думать, что все, не соответствующее привычным представлениям о реальности, попросту не существует. Например, такие явления, как способность летать, превращаться в каких-то странных существ или разговаривать с животными.

"В большинстве древних культур сновидения воспринимались серьёзно, поскольку оказывалось, что они приносят практическую пользу. Александр Македонский записывал свои сновидения и порой даже публично оглашал содержание некоторых из них. Люди его времени, в особенности солдаты, верили, что сновидения способны приоткрывать завесу над будущим и сообщать волю богов. И конечно же, они чувствовали, что сновидения царей и полководцев имеют чрезвычайную важность. Воспитатель Александра был греческий философ Аристотель, в свод чьих трудов вошли три акта о сне и сновидениях. Артемидор из Далтиса, составитель древнейшего из дошедших до наших дней "сонников" под названием "Толкование сновидений", упоминал о том, что и Александр писал о толковании сновидений (White, 1975). Для своего времени книга Артемидора была достаточно глубока; в ней рассматривались различные типы сновидений, которые подразделялись на ночные кошмары, видения наяву, божественные откровения, а также на сны, выражающие желания, и сны, содержащие символы" (5, c.26).

Идея о том, что жизнь это сон <...> пришла, конечно, с Востока, - пишет В.Руднев, - через классический махаянистский буддизм, проникнув в дальневосточные эзотерические учения, прежде всего дао и чань.

Иллюзорность и ничтожность жизни, последовательный отказ от нее — одна из важнейших доктрин классического буддизма. Поэтому если в христианстве сон — метафора смерти, то здесь сон безусловно метафора жизни, ее пустоты и иллюзорности" (14, С. 14-15).

В дальнейшем эти два представления в равной степени оказались актуальными для европейской культуры. К примеру, осмысление смерти как сна (и вопрос о том, каков характер сновидений, снящихся после смерти) мы обнаруживаем в знаменитом монологе Гамлета "Быть иль не быть" из трагедии У. Шекспира "Гамлет", в котором герой, размышляя о смерти, задается вопросом: "Умереть – уснуть? - не более того. И подумать только, что этим сном закончится боль сердца и тысяча жизненных ударов, являющихся уделом плоти, - ведь это конец, которого можно от всей души пожелать! Умереть. Уснуть. Уснуть, может быть, видеть сны; да, вот в чем препятствие. Ибо в этом смертном сне какие нам могут присниться сны".

Западная культура, построенная на парадигме научного познания мира, рано или поздно должна была столкнуться с этим явлением, оценить его значимость. Активными исследованиями осознанных сновидений сегодня занимаются многие лаборатории, наиболее известной из которых является Институт люцидных сновидений Стивена Лабержа.

Для современной науки сегодня стоит масса вопросов в отношении осознанных сновидений: каким образом можно обучить людей этому, не опасно ли это для здоровья человека, каким образом рефлексия в сновидении трансформирует личность, миры, воспринимаемые во сне - внутреннее или внешнее, и много другое.

Сон в христианском контексте имеет уже иное значение. В христианстве в каком-то смысле все - Текст. То мистическое, что от Бога, строго кодифицировано семиотически, - отмечает К.Г.Исупов, - в молитве, ритуале, посте, службе и т.д. Сновидение же есть нечто совершенно противоположное Откровению. Оно неконтролируемо и потому оно, очевидно, от дьявола, так как именно в сновидении выходят наружу подавленные дьявольские поползновения - сексуальность, честолюбие и т.д.

Вспомним также, что сон может обладать профетической (пророческой) функцией и иметь Божественный источник: так, Иосиф Прекрасный растолковал фараону сон о семи тучных и семи худых коровах, ниспосланный Богом (Быт. гл. 41: 16-25), православные жития и предания изобилуют примерами, когда именно во сне святым ниспосылалась Благодать, например, указывалось место строительства будущего монастыря.

Понятно, что теория З.Фрейда - не единственно возможная интерпретация феномена сна. Если проанализировать отношение ко сну и функцию сна в других культурах как прошлого, так и современности, мы обнаружим, что психоанализ (и его варианты) вовсе не является монополистом в этой области, что он приложим не ко всем культурам и не ко всем эпохам.

"Легко можно показать, что не все люди видят одинаковые сны, и не все сны поддаются фрейдистской интерпретации. Живя среди индейцев-уичолей, можно убедился в том, что они чрезвычайно интересуются снами. Часто можно видеть, как отец спрашивает маленького сына, едва научившегося говорить: "Ну, что тебе сегодня снилось, сынок? Попытайся припомнить, что тебе снилось?" Благодаря такому воспитанию, уичоли довольно рано привыкают к тому, что сны представляют большой интерес, и поэтому они не только лучше помнят свои сны, но и отводят им достаточно весомое место в жизни. Они видят в снах особого рода послания, знамения и предупреждения. Для них видеть сны - такая же полезная вещь, как сажать растения, строить дома, рожать детей и складывать песни. Сны играют важную роль в их повседневной жизни и сильно влияют на процесс принятия решения. Мир снов представляется для них естественным продолжением мира реальности, о чем люди Запада и помыслить не смеют. Все это касается только снов обычных людей - сны шаманов (маракаме) близки к состояниями, описанным Кастанедой" ().

Все эти виды снов - сны уичолей, фрейдистские сны и даже сны в состоянии второго внимания (или сновидения), обладают, по сути, универсальными возможностями. Дело не в том, что мы, живя в своей культуре, привыкли интерпретировать сны во фрейдистском ключе - это, как говорилось, вовсе не единственная возможность понимания снов. Для нас всегда открыты "и другие возможности, позволяющие нам вступить в доселе закрытые области бытия. Эти пути ведут в сферу второго внимания, силы и осознания своего второго Я. И эти пути вполне доступны, мы можем научиться создавать, или программировать сновидения.


1.3 Мотив сна в польской литературе: традиции интерпретации

Духовный и инициацийный характер сновидений литература распознала раньше, чем психология. Если бы в психологии не появилась теория Карла Густова Юнга, который - говоря метафорично - вывел сновидения из каналов либидо на чистую воду неведения, эту теорию придумали бы писатели и поэты. Теорию "общих" снов, которые соприкасаются с общей психологией всего человечества испокон веков и по наши дни, принимали романтики и символисты ().

Современный же человек переживает сильнейший разлад со своим внутренним Я. Его религиозность скрывается под сферой неведения. В современной литературе сновидения зачастую позволяют обратиться к религиозной проблематике, которая скрыта в сознании героя достаточно глубоко.

Онейричное искусство не рассказывает снов, но создаёт их эквивалент в разных системах знаков. Особенно мотив сна близок киноискусству, поскольку кино имеет онейричную природу с момента его открытия. Образы, использованные в кино, очень часто берутся из сферы фантазий и сновидений. Разные формы стилизации снов характерны для фильмов А. Куросавы, Ф.Феллини, В.Хаса. Пётр Думала также использует в своих анимационных фильмах "Кроткая" (по Ф.Достоевскому) и "Кафка" мотив сна. Сам режиссёр признаётся в том, что использует свои собственные сны как материал для фильмов.

Психология исследует сны в общем контексте личности, тогда как исследователи литературы, "читая" сны, могут себе позволить свободу в интерпретации снов, ведь ошибка в анализе не является столь значимой. Исследователей психоанализа - З. Фрейда, К. Юнга, Э. Фромма - в первую очередь интересовали глубины подсознания, которые открывались благодаря изучению материи сна. Литературоведов в первую очередь интересует сама поэтика сна, а не его значение.

В современных литературных исследованиях оригинальную точку зрения на сон представила Данута Данек, которая подчеркнула особое место психоанализа, заинтересованного исследованием первичных структур. По её мнению, психоанализ как семиотическая дисциплина может быть предметом литературных исследований, сконцентрированным вокруг поэтики произведения (в рамках более широкого контекста исследования связей между литературой и психологией) (27, с. 17).

Интенции и претензии на воплощение сюжета делают сон формой и образом профетизма, и особенно активно — в литературе: Сон героя есть или предвосхищение сюжета (сон Татьяны в "Евгении Онегине"), или предупреждение о будущем (апокалиптические сны Раскольникова в "Преступлении и наказании"), или утопия ("Что делать?" Чернышевского). В литературе и искусстве романтизма и символизма создана универсальная "мифология" сна: сон предпочтен иным типам реальности как дар онтологической и духовной свободы, как порыв к бесконечному, как способ богочеловеческого диалога и контакта с потусторонними силами. Религиозный авангард создает символологию сна как "текстуального" свидетельства бытия Я во множественных мирах, в т.ч. и в мире чистых смыслов (см. анализ Сна у Ницше и Флоренского), здесь сформулирована анамнестическая культурология сновидения.

"На фоне многократных приравниваний сна и жизни (П.Кальдерон, Ф.Тютчев, М.Лермонтов), сна и смерти (романтизм) убедительно выглядят гипотезы сновидческой философии истории, которая описывает реальность, построенную по принципу "матрешки" и перехода бога-демиурга из одного сна в другой. Так эстетически оформляется образ мирового сна с ее ритмами пробуждения/засыпания и перехода из реальности в реальность. Это наполнение термина "Сон" обслуживает его поэтическую философию. Сравним прозу Х.-Л.Борхеса и В.Хлебникова, для которых культура есть континуум сна, "цитирующих" друг друга в историческом пространстве. Сравним также знаменитую притчу Чжуан-цзы о бабочке с образами сна в русской традиции (М.Лермонтов) и словами Ф.Тютчева о здешнем мире, где "человек лишь снится сам себе". Старинные представления о сне как временной смерти придали ему функцию аргумента в пользу релятивных картин мира и интуитивистских концепций культуры. Образ ноосферы как грандиозного перманентного сновидения Мирового Духа брезжит в картинах мира классически объективного идеализма (Г.Гегель), в циклических моделях и космизме; в психологической и филосовской прозе модерна (символизм, постмодернизм), в интуитивистской эстетике"().

Мотив сна в литературе выполняет разные функции. Начиная с Библии и по сегодняшний день рссмотрим использование писателями мотива сна: "Сон — даже самый бессмысленный и запутанный — указывает на существование в нас внутреннего человека, не всегда говорящего, скорее скованного и молчаливого - в Библии важно утверждение о том, что сон - это внутренняя вера, предзнаменованье и опыт", - пишет Анна Каменьская (27, с. 56). (здесь и далее польские тексты в переводе автора Е.Ш.)

Если рассматривать Библию, в частности Старый Завет, то можно заметить, что там есть множество фрагментов, в которых описываются людские сновидения. Таким образом показывается связь Бога с человеком. Например, в Ветхом Завете упоминается сон Иакова, в котором с ним разговаривает Бог, восседающий на вершине лестницы, по которой всходили на небеса ангелы. Этот сон показывает целостность мира, его иерархичность.

Сны Иосифа оказались пророческими: "Вы слушайте, говорил он им однажды, сон, который я видел. Вот мы вяжем снопы посреди поля, и вот мой сноп встал и стал прямо, и вот ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу." - "Неужели ты будешь царствовать над нами" сказали ему на это братья. "Я видел, рассказывал Иосиф в присутствии отца второй свой сон, вот солнце, луна и одиннадцать звезд поклоняются мне." - "Что это за сон, который ты видел? заметил на это с неудовольствием отец, - неужели я. и твоя мать, и твои братья придем поклонится тебе до земли?" Впоследствии Иосиф действительно станет правителем Египта.

В Новом Завете сон выполняет функцию предостережения. Ангел приходит во сне к Иосифу и наказывает ему сбежать с Марией и Иисусом в Египет, так как царь Ирод приказал убить всех новорожденных. Жена Пилата предостерегала своего мужа, чтобы он не делал ничего плохого праведнику, так как ей приснился сон: "...Не делай ничего Праведнику Тому; потому что я ныне во сне много пострадала за Него" (Матфей 27:19).

Древние греки и евреи трактовали сновидения как самый глубокий источник самопознания. Ярким примером являются сны матерей древнегреческих героев — Эдипа, Париса, Александра Македонского. Гекубе, жене Приама, короля Трои, снилось, что она родила плывущий парусник, от которого пала Троя. Тогда она была беременна Парисом. Тем временем Иокасте, жене короля Фив, приснилось, что она родит сына, который принесёт гибель Фивам. Она ждала сына — Эдипа. Задолго до теории архетипов Юнга сны считались важной частью коллективного бессознательного (уровня веры), более глубокого и старого, чем индивидуальное. Эти великие сны увековечены в такой же великой античной литературе: "Иллиаде" и "Одиссеи" Гомера и других.

В средневековой литературе сон имел также пророческое значение, но трактовался он уже совершенно иначе. В "Песне о Роланде" сон — это связь между властителями земными и небесными. Бог связывается с царём, посылая ему сны — видения. В них Он советует, что делать, даёт наказы, предостерегает от трагических происшествий, придаёт смелости.

У У.Шекспира в "Макбете" сон символизирует спокойствие и умиротворение. Макбет убивает спящего царя и тем самым теряет свой сон, своё спокойствие, его одолевает сомненье в правильности совершённого поступка.

Обратимся к польской литературе, в которой также существует множество произведений, в которых большое значение имеет мотив сна. В фрашке Я.Кохановского "Ко сну" сон учит человека искусству умирания. Во время сна душа выходит из тела и путешествует по космосу, тем временем тело, оставшееся на земле, отдыхает. Здесь сон символизирует свободу души.

В другом произведении Я.Кохановского из цикла "Трены" (Трен ХIХ, или Сон) описан кризис мировоззрения человека - отца, писателя и философа, сон становится местом встреч с умершими, именно он приносит лирическому герою помощь, облегчает боль, заботится о нём. Так, в одном из снов к герою пришла его мать с его умершим ребёнком на руках. Она просила его не переживать из-за смерти ребёнка, поскольку умерев, ребёнок избежал тех бед, которые подстерегали его на земле.

В литературе польского романтизма мотив сна проявился в третьей части "Дзядов" А.Мицкевича. Сны героев этого произведения имеют связь с событиями тех лет. Сновидения имеют символическое значение. Одной из героинь, имеющих такие сновидения, была Эва. Во время пребывания во Львове, она молилась за осуждённую польскую молодёжь, за поэта, стихи которого читала. Когда девушка заснула, то увидела виденье — Икону Божьей Матери в цветах. Мария взяла в руки венок и подала его Иисусу, который с улыбкой неожиданно обсыпал цветами Эву. Один из цветков, роза, ожила и жалуется на то, что её разделили с родной травкой (аллюзия к ссыльной и заключённой в неволи молодёжи). Сон-кошмар видел сенатор Новосильцев. Когда он заснул, его начал мучить дьявол, стоя над его кроватью. Было уже известно, что душа сенатора попадёт в ад, но перед этим его хотят помучить, наслав на него кошмарный сон. Сначала сенатору снилось, что он - приближенный царя, он заслужил ордена, деньги, все ему кланялись, прислуживали, боялись его. Неожиданно всё изменилось - царь перестал к нему благоволить. В одно мгновение сенатор, привыкший к власти, стал никем. Тот, кто ещё так недавно боялся и прислуживал ему, теперь ничего не хотели слышать, отвернулись от него. Душа Новосильцева мучилась так до рассвета, а именно до того момента, когда вернулась в тело, названного дьяволом "грязной псарней".

Мотив сна можно встретить и в ромкане польского писателя Б.Пруса "Кукла", где его героине Изабелле снился сон о Вокульском, который явился к ней в виде чудовища с бо