Скачать

Культура эпохи средневековья

Саратовский Государственный Технический Университет

Кафедра истории отечества и культуры

Реферат

на тему:

Культура эпохи средневековья

Выполнил:

студент группы PT-l2 Ужасный И.Ю.

Проверил:

Мысливцев В.Г

Саратов 2004

Содержание:

1. Введение стр. 3

2. Письменность стр. 3

3. Фольклор. Литература стр. 4

4. Живопись стр. 7

5. Архитектура стр. 9

6. Прикладное искусство стр. 12

7. Изобразительное искусство стр. 13

8. Быт стр. 18

9. Список использованной литературы стр. 20

1. ВВЕДЕНИЕ

Страшный урон нанесло «Батыево нахождение» развитию культуры Руси, материальной и духовной. Сожженные города и селения, храмы и крепости, запустевшие пашни, гибель ремесленных мастерских и увод в плен их хозяев – из тех, кто остался в живых; безвозвратная потеря выдающихся творений иконописцев, зодчих, авторов летописных сводов и житий святых, повестей и сказаний, русских и иноземных – таков был печальный итог кровавого смерча, обрушившегося на русские земли. Б.А.Рыбаков в книге о ремесле Древней Руси убедительно показал гибельные последствия монголо-татарского погрома для её судеб: многие ремёсла пришли в упадок, некоторые из них возродились только в конце XIV-XV вв. По наблюдениям Тихомирова, переписка книг, тоже почти прекратившаяся после нашествия народов «незнаемых», начинает налаживаться в XIV в. Широко известен факт замирания каменного строительства, которое снова ведётся в Новгороде и Пскове, Твери и Коломне лишь с конца XIII – начала XIV вв. Повседневные потребности и заботы заставляли русичей после иноземного вторжения браться за топор и соху. На место сожжённых изб и хоромов ставились новые, распахивались пашни. Там, где возможно, возобновляли работу ремесленники. Жизнь, несмотря на горькие потери и новые кровопускания ордынцев, требовала своё, и потомки тех несчастных, что погибли в тяжкую годину ордынского нашествия или пострадали от него, но остались в живых, могли одно - два столетия спустя с гордостью сказать, что Русь выстояла, более того – окрепла материально, политически, духовно.

2. ПИСЬМЕННОСЬ

Русь отнюдь не была столь неграмотной. Знание письма, счёта требовалось во многих отраслях хозяйственной и иной деятельности. Берестяные грамоты Новгорода и других центров, различные памятники письменности (летописи, повести и т.д.), надписи на ремесленных изделиях (монеты, печати, колокола, предметы вооружения, ювелирного дела, художественного литья и др.) говорят о том, что грамотные люди никогда не переводились на Руси, причём не только в среде монахов, но и ремесленников, купцов. Имелись они и среди бояр и дворян. Состоятельные люди вели письменный учёт в своих хозяйствах; от XVI века сохранились различного рода учётные книги, документы духовных обителей – монастырей, копии с документов более ранних времён. В распоряжении учёных, несмотря на все потери Батыевой эпохи и боле поздних ордынских ратей, имеется всё же немало рукописного материала за XIV-XV века. Это документы (духовные грамоты, договоры великих, в том числе московских, и дельных князей, хозяйственные акты русской митрополии, епископских кафедр, монастырей), жития святых, летописи и многое другое. Появляются руководства по грамматике, арифметике, лечению травами (азбуковники, травники и др.).

Накапливались практические наблюдения, знания по строительной технике (необходимы были при возведении зданий), динамике (расчеты дальности полёта камней, ядер из стенобитных и прочих приспособлений; из пушек, которые появились в конце XIV века), прикладной физике (чеканка монеты, литьё пушек, сборка и починка часовых механизмов), прикладной химии (изготовление красок, чернил), арифметике и геометрии (описание земель, торговые дела и пр.).

Описания явлений природы (затмения, землетрясения и т.д.) довольно часты в летописях. Пользовались популярностью переводные сочинения – «Христианская топография» Козьмы Индикоплова (путешественника VI века), «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского, «Громник» и др. Астрономические наблюдения приводятся в русских рукописных сборниках; медицинские – в тех же летописях (описание болезней). А сборник XV века, вышедший из Кирилло-Белозёрского монастыря, включил комментарии Галена, римского учёного II века, к сочинению Гиппократа, древнегреческого «отца медицины» (V-IV века до н.э.). Выдающееся для своего времени значение имела «Книга сошному письму» (середина XIV века) – в ней описаны способы исчисления земельных площадей и налогов с них.

Круг географических знаний расширяли русский путешественники. Они оставили описания своих странствий. Таковы новгородец Стефан, побывавший в Константинополе (середина XIV века), Григорий Калика (вероятно, посетил тот же город в XIV веке; позднее, под именем Василия Калики стал, новгородским архиепископом), дьякон Троице-Сергиева монастыря Зосима (Константинополь, Палестина, 1420 г.), суздальский инок Симеон (Феррара, Флоренция, 1439 г.), знаменитый Афанасий Никитин, тверской купец (Индия, 1466-1472 гг.), купцы Позняков, Коробейников (святые места, вторая половина XVI века). Русские люди, проникавшие на север, в Сибирь, составляли описания, «чертежи» увиденных земель, послы – статейные списки со сведениями о зарубежных государствах.

Этапное значение имело появление в России книгопечатания. Ещё Иван III пытался наладить это дело – пригласил печатника Варфоломея Готана из Любека. Но тогда ничего не удалось сделать. Лишь в середине 16 века, при Иване Грозном, началось печатание книг, сначала – так называемой безвыходной печати (с 1550-х годов), потом – с выходными данными. Первая такая книга - «Апостол», изданный 1 апреля 1564 г. Иваном Фёдоровым, дьяконом церкви в московском кремле. Два года спустя он и его помощник Пётр Мстиславец уехали в Литву. Сначала Фёдоров работал в белорусском Заблудове, затем – на Украине, во Львове (до кончины в 1583 г.). Здесь он издал тот же «Апостол», первый печатный букварь – «для пользы русского народа». А в Москве продолжатели его дела, сыгравшего огромную роль в дальнейшем развитии просвещения, опубликовали около 20 книг богословского содержания.

3. ФОЛЬКЛОР. ЛИТЕРАТУРА

После монголо-татарского нашествия тема борьбы с ненавистной Ордой становится ведущей в устном народном творчестве. Старые персонажи в новых редакциях былин, новых былинах спасают Киев от ордынских туменов (былина об Илье Муромце и Калине-царе), избивают ордынских придворных (былина о женитьбе князя Владимира), побеждают ордынцев в состязаниях (былина о Добрыне и Василии Каземировиче). Герои былин отказываются везти в Орду дань, как приказывает князь Владимир. Илья Муромец, выходец из народа, выражает в былинах его интересы, прежде всего русского крестьянства.

В текстах конца XV-XVI веков Добрыня Никитич не только не везёт дань Батуру Батвесову, но требует от него платить дань Руси – так изменилась обстановка после 1480 года, когда Русь окончательно сбросила ордынское иго.

Та же антиордынская тема разрабатывается в литературе XIV-XV веков. С нею тесно связана другая – тема киевского и владимирского наследия, необходимости объединения русских земель. После Батыева нашествия составляются повести и сказания – о разорении Рязани, Евпатии Коловрате и многие другие; позднее – о Куликовской битве, нашествии Тохтамыша на Русь в 1382 году. Эти и многие иные сочинения включают в летописные своды. Летописание, после спада второй половины XIII века, набирает силы в XIV веке, особенно в XV веке. Своды, в начале которых обычно помещают «Повесть временных лет» и тем самым подчёркивают идею преемственности в развитии Руси, её культуры с киевских времён, составляются в разных центрах. А те старались укрепить свою независимость (Новгород Великий, Рязань и др.), утвердить себя в роли политического лидера - объединителя русских земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси (Тверь, Нижний Новгород, Москва). Постепенно на первое место в области летописания, да и культуры в целом, выдвигается Москва. Первые летописные своды возникают здесь в XIV веке. А в начале следующего столетия составляется большой свод при митрополите Киприане. За ним следует вереница сводов XV—XVI вв. — от свода митрополита Фотия до больших сво­дов времени Ивана III, Василия III и Ивана IV (Вологодско-Пермский, Воскресенский, Никоновский и мн. др.). Эту ра­боту, колоссальную по объему и значению, венчает Лицевой; свод — та же Никоновская летопись, дополненная 16 тыс. миниатюр! Они сопровождают текст с древнейших времен до Ивана Грозного; рисунки, продолжая традиции более ранних лицевых сводов и будучи основанными на них, — своего рода «окно в прошлое» Руси, России.

Враждебные по отношению к Москве позиции отразили некоторые летописи Твери, Новгорода Великого и др.

Обзор всемирной истории давали Хронографы XV— XVI вв.

«Жития» князей, иерархов церкви, причисленных к лику святых, прославляют их деятельность (Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.). Для «житий­ной» литературы характерны панегирический стиль, торже­ственный, порой тяжеловесный язык. В то же время в ней встречаются живые, реалистические описания жизни мона­стырей, их обитателей.

Имели хождение переводные литературные сочинения; из них, а также различных сборников (например, «Пчела» — свод афоризмов знаменитых авторов) образованные рус­ские люди черпали мысли, изречения Демокрита, Аристоте­ля, Менандра и других мудрецов, писателей.

В сочинениях религиозных вольнодумцев-еретиков XIV—XVI вв. (они не сохранились, их содержание реконструируют по сочинениям оппонентов—ортодоксов, постанов­лениям церковных Соборов) проповедуются смелые сужде­ния о необходимости «дешевой» церкви, ненужности церковных таинств (причастие и пр.), икон. Оспаривали они тезисы о троичности Бога, непорочном зачатии. Писали о равенстве людей, народов, вер. А Феодосии Косой, смелый вольнодумец середины XVI в., обосновывал «рабье учение» с его коммунистическими идеалами в духе Томаса Мюнцера. Он пытался воплотить их в жизнь в рамках общины едино­мышленников.

Эти реформационные, гуманистические в основе своей идеи были задушены в начале и середине XVI в., когда ере­тиков, преданных анафеме, сжигали на кострах, ссылали, лишали церковного сана.

Примечательная черта XVI в. в области литературы - расцвет публицистики. Авторы слов, посланий, поучений, трактатов развивают идеи централизации, усиления велико­княжеской, царской власти, роли церкви, о положении кре­стьянства и др.

Окольничий Ф.И. Карпов, живший при Василии III, счи­тал, что светская власть должна основывать свои действия на «законе» и «правде», подчинять «злых, которые не хотят излечиться и любить Бога». В реальной жизни он видит со­всем другое:

— Понял, какими вредными и неугодными путями, хро­мыми ногами, со слепыми очами ныне ходит земная власть и весь род человеческий.

— В наши времена начальники не заботятся о своих под­властных и убогих, но допускают, чтобы их притесняли не­справедливые приказчики, которые не заботятся о том, чтобы пасти порученное им стадо, но заставляют жить в тяжких трудах и терпении.

Ему вторит Максим Грек (до пострижения — Михаил Триволис), его современник, знаток античной философии, литературы. Афонский монах, приехав в 1518 г. в Россию в качестве переводчика, так в ней и остался. Ученый инок тоже полагает, что светская власть должна покоиться на правде, милости («правдою и хорошими узаконениями бла­гоустроить положение своих подданных»), согласовывать по­желания духовенства, боярства, воинства-дворянства.

Максим Грек и князь Вассиан Патрикеев, из нестяжате­лей, обличают монастыри за жажду накопительства, ростов­щичество, спекуляцию хлебом и прочие грехи. «Ради имений и славы», — писал В. Патрикеев, — монахи забывают о Хри­стовых заветах; плохо относятся к своим крестьянам:

— Убогую братью, живущую в наших селах, всячески оскорбляем.

Он же призывает к соблюдению евангельских принципов:

— Не подобает монастырям владеть селами.

— Сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук.

Отношение монахов к крестьянам возмущает и М. Грека: они «истязают их бичами за большие процентные долги, ко­торые они не в состоянии уплатить; или же лишают их сво­боды и записывают себе навсегда в рабство; или, лишив их имущества, изгоняют бедных с пустыми руками из своих мест».

Он тоже против того, чтобы монастыри имели села и, тем самым, зависимых крестьян. В послании об Афонской горе пишет о монастырских старцах, которые живут своим тру­дом.

В середине и третьей четверти столетия выступает со своими сочинениями целая плеяда публицистов. И.С. Пересветов осенью 1549 г. подал предложения о проведении ре­форм молодому царю Ивану IV Грозному. Изложены они в форме челобитных и сказаний о взятии Магмет-салтаном Царьграда. Он – убеждённый сторонник сильной самодержавной власти в России. Монарх должен опираться на сильное и постоянное войско, ибо «воинниками он силён и славен». «Вельмож» нужно держать в повиновении, страхе:

- Царю нельзя быть без грозы; как конь под царём без узды, так и царство без грозы.

Для проведения успешной внешней политики (её, задачи в частности, - присоединение Казани, освобождение славян от турецкого ига) необходимы нововведения – денежное жалование «воинникам» - опоре царя и его политики; централизация финансов, суда. Будучи гуманистом, он, как Карпов и др., - противник холопства, поборник «правды» в деятельности людей, книжного учения, философской «мудрости». Монарх, по его представлению, должен быть мудрым, сильным человеком, а государство – светским и суверенным.

Ермолай-Еразм, священник кремлёвской церкви, иосифлянин по убеждениям, противник нестяжателей и еретиков, предлагает облегчить положение крестьян (например, заменить все их повинности одним оброком – пятой частью урожая). «Больше всего полезны, - убеждён учёный монах, - пахари, их трудами созидается главнейшее богатство – хлеб».

Из убеждения в необходимости «праведного стяжания» (т.е. прибыли) исходит Сильвестр, протопоп Благовещенского собора в Московском кремле, духовник царя, одно время очень близкий к нему (1550-е годы). Идеи эти развиваются в «Домострое» - своде житейских, моральных правил, поучений, который он редактировал.

Мысли о сильной самодержавной власти, централизации характерны для ряда летописных, повествовательных памятников: летописца начала царства Ивана Васильевича (50-е годы), Лицевого свода (60-70-е годы), «Степенной книги» (1562-1563 гг., вышла из кружка митрополита Макария), Казанской истории (60-е годы). Макарий и его книжники составили «Великие Четьи-Минеи» - грандиозный свод из «житий» русских святых, богословских сочинений, церковных уставов.

Несомненно, самые выдающиеся публицисты опричной поры – не кто иной, как сам царь Иван Грозный и его оппонент князь Андрей Михайлович Курбский. Первый из них в послании ко второму защищает незыблемые, с его точки зрения, устои «самодержавства», по существу – деспотии восточного склада. Князь, бежавший из России в Литву от репрессий, развязанных мнительным и жестоким царём, разоблачает его поведение, террористические методы правления в целом. Царь, упрекая Курбского за измену, исходит из принципа: миловать, мол, своих подданных-холопов царь волен, да и казнить тоже. Его оппонент, не приемля царской «лютости», считает, что монарх должен править вместе с «мудрыми советниками», слушать их, а не быть неограниченным самовластцем-тираном.

С осуждением говорится о действиях Василия III в пору окончательного присоединения Пскова к России (1510 г.) в летописном своде 1567 г. Корнилия, игумена Псково-Печерского монастыря; об опричниках-душегубах – в новгородских летописях (например, о погроме Новгорода в 1570 г.).

Патриотизмом и гордостью пронизана «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков» (1580-е годы, автор – Василий, псковский иконописец). В самом конце века появляются повести о царе Фёдоре Ивановиче (автор одной из них – патриарх Иов).

4. ЖИВОПИСЬ

Эпоха национального подъёма времени Куликовской победы, включившая и годы подготовки к отпору извечному врагу (60-е и 70-е года XIV в.), и время после подвига русичей в ожесточённой схватке с Мамаем, вызвала к жизни небывалый расцвет культуры. Ярче всего он выразился в живописи – фресковой, иконописной. Выдающееся место в ней заняла новгородская школа. Это фрески XIV в. на евангельские сюжеты церквей Фёдора Стратилата, Спаса на Ковалёве, Михайловской в Сковородском монастыре, Благовещенской на Городище, Рождественской на кладбище и др. Одни из них привлекают монументальностью, торжественностью; другие – мягкостью, лиричностью. Тоже можно сказать и о новгородских иконах.

Мощная кисть Феофана Грека (Гречина) прославила новгородское и московское искусство. В Новгород он приехал в 1370-е годы. До этого работал в Константинополе, Галате, Халкидоне, Кафе. В его творчестве сплавились византийские и русские черты живописного мастерства. Он оказал несомненное, и большое, влияние на русских живописцев. В Новгороде он расписывал фресками церкви Преображения на Торговой стороне, Спаса на Ильине. Из его школы вышли мастера, работавшие над упомянутыми выше фресками церквей Фёдора Стратилата, а также Успения на Волотове, иконами «Донская богоматерь», «Спас». Его манера письма обладает удивительной, завораживающей внутренней силой, глубоким психологизмом, смелостью и уверенностью рисун­ка. Недаром современники отмечают, что работал он свобод­но, легко: находясь на подмостках и создавая свои гениаль­ные фрески, он одновременно беседовал со многими посетителями, которые стояли внизу, с восхищением наблю­дая за тем, что возникало на их глазах. Разговаривая с ними, Феофан в то же время «обдумывал высокое и мудрое»; «чув­ственными же очами разумными разумную видел доброту».

В 1390-е годы Феофан Грек переехал в Москву. Здесь он расписывал кремлевские храмы — церковь Рождества Бого­родицы и придел Лазаря к ней (вместе с Симеоном Черным), соборы Благовещенский (вместе с Прохором с Городца и Ан­дреем Рублевым), Архангельский.

Для Благовещенского собора в Нижнем Новгороде вели­кий живописец создал иконостас; сохранилась, к сожалению, лишь его часть. А московские росписи совсем не дошли до нас.

Известность и признание, которые Феофан получил на Руси, засвидетельствовал Епифаний Премудрый, известный автор «житий» святых, в том числе Сергия Радонежского. Он пишет о художнике, как «изографе нарочитом и живо­писце изящном во иконописцах», «преславном мудреце», «философе зело хитром». А на одной из летописных миниа­тюр Гречин изображен за работой.

Его младший современник Андрей Рублев, величайший русский живописец средневековой Руси, родился в 1360-е или 1370-е годы, скончался около 1430 г. Его судьба тесно связана с двумя обителями — Троице-Сергиевой и москов­ской Андрониковой. В первой из них он был «в послушании» у преемника Сергия Радонежского — игумена Никона; веро­ятно, работал в иконописной мастерской. Затем перешел в Москву, и здесь расписывал, вместе с Феофаном Греком и Прохором с Городца, Благовещенский собор в Кремле (в ле­тописях известие об этом — под 1405 г.; это — первое упо­минание о нем). Три года спустя он, уже в содружестве с близким ему Даниилом Черным, трудится над росписями Ус­пенского собора во Владимире. Следующие его творения -фрески и иконы Троицкого собора Троице-Сергиева монасты­ря (середина 1420-х годов), в конце жизни — фрески Андро­никова монастыря.

Рублеву или его ученикам приписывают и другие работы, например, в Звенигороде к западу от Москвы — росписи ал­тарных столбов Успенского собора на Городке, алтарной пре­грады Рождественского собора Саввино-Сторожевского мо­настыря. Предания говорят и о многих других фресках и иконах, как будто им же написанных. Но это весьма проблематично. Во всяком случае нельзя не видеть, что имя Рубле­ва, его мастерство приобретали большую популярность, ко­торая сохранилась и в более поздние времена.

Самое прославленное произведение Рублева — «Троица» из иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиева монасты­ря. Образы трех ангелов, явившихся Аврааму, написаны в благородных античных традициях, с безупречной изящно­стью, мягкостью, лиризмом. В иконе проявился истинно на­циональный русский гений — ее гармоничность, нежность, прозрачность красок, поэтичность и душевность отразили лучшие черты национального характера, лиричность русской природы То же можно сказать об иконе «Спас» из Звениго­рода и других работах гениального мастера. Простота, яс­ность, мягкость красок, образов, идеи мира, гуманности, ис­точаемые его иконами и фресками, делают творения Рублева высочайшими образцами живописного мастерства, нацио­нального духа русского народа эпохи собирания земель вок­руг Москвы, открытой борьбы с Ордой, складывания вели­корусской народности.

Иконы и фрески Рублева, он сам упоминаются в летопи­сях. Иконы его дарили друг другу знатные люди. А Стогла­вый собор 1550 г. постановил: «Писати иконописцем иконы... как писал Андрей Рублев и прочие пресловущие иконопис­цы».

Писание икон в XV в. стало занятием многих людей, и они широко распространялись по всей Руси. Их сюжеты ос­тавались традиционными — сцены и персонажи Ветхого и Нового Завета. Но нередко появляются и светские мотивы. Мастера пишут на иконах природу, городские здания и, что еще интересней, реальных людей. Так, на иконе «Молящиеся новгородцы» изображены боярин и его семья, всего девять фигур. На другой — новгородцы и суздальцы той поры, когда они сражались друг с другом на Ждане горе (1135). Иконо­пись Новгорода XV в. переживала расцвет; она привлекает яркостью красок, точной и тонкой прорисовкой фигур.