Скачать

Истоки предпринимательской деятельности

Госстрой России

Костромской Политехнический Колледж

Отделение: Экономики и бизнеса

Специальность: 0601 (повышенный уровень)

РЕФЕРАТ

На тему:

«Истоки предпринимательской деятельности»

Выполнил:Проверил:

Студентка гр. 2-2Ю Преподаватель

Паникар Ю. Веселова Г.А.

Ветлугина Н.

Николаева Л.

«____» __________2002 «____» __________2002

Кострома 2002

План.

1. Вступление: Истоки предпринимательской деятельности.

2. Семьи генеалогической лестницы (5 групп).

3. Кто такие Морозовы?

4. Великие текстильные фабриканты, благотворители, коллекционеры.

5. Товарищество Никольской Мануфактуры Саввы Морозова.

6. Морозов и Художественный театр.

7. Участие С.Т. Морозова в революционном движении.

8. Увлечение Саввы Морозова личностью, идеей, общественностью.

9. ''Викулычи'' – ветвь Морозовской семьи

10. Вывод.

Вступление.

В последние годы у нас в стране много пишут и говорят о предпринимательстве, о необходимости усвоения его исторического опыта, важности возрождения ценных дореволюционных традиций. В глазах широких слоёв читателей фигуры видных представителей предпринимательского мира России XIX – начала XX в. (Алексеевых, Бахрушиных, Морозовых, Рябушинских, Третьяковых, Щукиных) принимают всё более отчётливые очертания, наполняются конкретным смыслом, вызывают уважение. Восхищают не только их деловая хватка, предприимчивость, размах, но и другие аспекты многогранной деятельности предпринимателей на ниве благотворительности и меценатства. Гораздо хуже изучены глубинные истоки российского предпринимательства, связанные с торговым обменом, ремесленным производством, ростовщичеством и промыслами. Говоря о них, надо подчеркнуть, что далеко не всякую разновидность хозяйственной активности можно назвать в полном смысле слова предпринимательством.

Активная и целенаправленная предпринимательская деятельность чаще всего ассоциируется с возникновением и утверждением капиталистических отношений, хотя отдельные её элементы появились ещё в эпоху господства феодализма, и зарождались они, прежде всего в сфере торговли.

В родословии московского купечества были очень сложная иерархия и весьма своеобразное местничество.

Были семьи, которые всеми считались на вершинах московского купечества; были другие, которые сами считали таковыми, с чем остальные не всегда были несогласны; были такие, которые претендовали на первенство благодаря своему богатству или большой доходности своих предприятий. В старой Москве богатство роли не играло. Почти все семьи, которые надлежит поставить на первом месте в смысле их значения и влияния, были не из тех, которые славились бы своим богатством. Иногда это совпадало, но лишь в тех случаях, когда богатство служило источником для дел широкого благотворения, или создания музеев, клиник или развития театральной деятельности.

Бобрыкин ввёл в обиход термин ''Купеческие династии''. Он сумел хорошо наблюдать действительность и обладал даром дать настоящую характеристику. На самом деле такие династии существовали. Каждая семья жила более или менее замкнуто, окружённая своими друзьями и приближёнными людьми ''разных званий'', а не членами других равноценных династий, и, в общем, говоря, не считалась ни с кем и ни с чем. Жизнь текла в домашнем кругу, никто не искал, чтоб о нём говорили газеты, это было лишь последним пережитком того патриархального уклада, в котором в прежнее время проходила жизнь во всех почти слоях русского общества. В купечестве, может быть, этот уклад сохранился несколько дольше, но это никак нельзя принимать за признак какой-то ''отсталости''.

Весьма интересную попытку установить московскую ''торгово-промышленную табель о рангах'' даёт В.П. Рябушинский.

''В московской пенсионной купеческой иерархии, - говорит он, - на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант; потом шёл купец-торговец, а внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы не дешевы его деньги ни были, и как бы приличен он сам ни был.

В московском купеческом родословии было два с половиной десятка семей, которые нужно поставить на самых верхах генеалогической лестницы. Это были не всегда ''гости'' или ''первостатейные купцы'', или миллионеры. Это были те, которые занимали почётное положение в народнохозяйственной жизни и помнили о своих ближних: помогали страждущим и неимущим и откликались на культурные и просветительные потребности. Все эти семьи можно разделить на несколько категорий.

На первом месте надо поставить пять семей, которые из рода род сохраняли значительное влияние, либо в торговле, либо в промышленности, постоянно участвовали в общественной – профессионально-торговой и городской деятельности и своей жертвенностью или созданием культурно-просветительных учреждений обессмертили свои имя. Это были Морзовы, Бахрушины, Найдёновы, Третьяковы и Щукины.

Во вторую группу нужно отнести семьи, которые также играли выдающуюся роль, но которые к моменту революции сошли с первого плана, либо отсутствием ярких представителей, либо выходом из купеческого клана и переходом в дворянство. Это были семьи Прохоровых, Алексеевых, Шелапутиных, Куманиных, Якунчиковых.

Далее надо поставить семьи, в прошлом занимавшие самые 1^ые места, но бывшие либо на ущербе, либо ушедшие в другие области общественной или культурной жизни. Таковыми были семьи Мамонтовых, Боткиных, Мазуриных и Абрикосовых.

Следующую группу составляют семьи, которые в последние годы были более известны общественной деятельностью их представителей, чем своей коммерческой активностью. Это Крестовниковы, Рукавишниковы, Коноваловы.

Наконец семьи, из коих каждая являлась по-своему примечательной: Рябушинские, Швецовы, Второвы и Тарасовы. Одни из них накопляют в своём доме богатые собрания книг и рукописей, другие – не менее богатые коллекции картин и всяких художественных произведений. Одни сами становятся писателями, другие – людьми науки, третьи – художниками и музыкантами, четвёртые заводят типографский станок и печатают, целые библиотеки хороших книг, пятые создают публичные галереи, куда открывают доступ всем желающим и всегда, во всём стоит у них на 1^ом месте общественное благо, забота о пользе всему народу.

С именем Морозовых связуется представление о влиянии и расцвете московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное влияние и в ходе московской промышленности, и в ряде благотворительных и культурных начинаний. Диапазон культурной деятельности был чрезвычайно велик. Он захватывал и ''Русские ведомости'', и философское московское общество, и Художественный театр, и музей французской живописи, и клиники на Девичьем поле.

Морозовы были одной из немногих московских семей, где уже к началу 20^ого века насчитывалось, пять поколений, одинаково активно принимавших участие и в промышленности и в общественности. Были, конечно, проявления и упадка, но, в общем, эта семья сохраняла долго своё руководящее влияние.

Основателем Морозовской семьи был Савва Васильевич Морозов (1770 – 1862), начавший свою деятельность в начале XIX века, после московского пожара, когда сгорел ряд прежних московских фабрик. С этого времени под влиянием благоприятного таможенного тарифа начался подъём в хлопчатобумажной промышленности.

У Саввы Васильевича было пять сыновей: Тимофей, Елисей, Захар, Абрам и Иван. О судьбе последнего известно немного, а первые четыре явились сами или через своих сыновей создателями четырёх главных Морозовских мануфактур и родоначальниками четырёх главных ветвей Морозовского рода. Тимофей был во главе Никольской мануфактуры; Елисей и его сын Викула – мануфактуры Викулы Морозова; Захар – Богородско-глуховской; Абрам – Тверской. Все эти мануфактуры в дальнейшем жили своей отдельной жизнью, и никакого ''Морозовского треста'' не существовало.

Тимофей Саввич был основателем одной из первых Морозовских мануфактур – Никольской, которая была первой русской хлопчатобумажной фабрикой, оборудованной конторой Л.И. Кнопа. Акционерную форму она приняла сравнительно поздно, в 1873 году, и получила название Товарищество Никольской Мануфактуры ''Саввы Морозова сын и К⁰''. В состав товарищества входили: бумагопрядильная, ткацко-механическая и красильно-отделочная фабрики в Никольском; отбельно-отделочная фабрика (перед Октябрьской революцией фирму возглавлял Сергей Тимофеевич). Это была полная мануфактура, т.е покупавшая хлопок и продававшая готовый товар, зачастую из своих складов непосредственно потребителям. Работали так называемый бельевой и одежный товар, и изделия её славились по всей России и за рубежом – в Азии и на Востоке.

Тимофей Саввич тратил немало средств на разные культурные начинания, в частности на издательство, которое он осуществил с помощью своего зятя, профессора Ф.Г. Карпова.

Жена Тимофея Саввича, Мария Фёдоровна, после его смерти была главою фирмы, и главою многочисленной семьи. Это бала женщина властная, с ясным умом, большим житейским тактом и самостоятельными взглядами. Подлинная глава семьи.

У Тимофея Саввича было два сына и три дочери – Савва и Сергей Тимофеевичи, Анна, Юлия и Александра Тимофеевны. Сергей Тимофеевич дожил до глубокой старости и умер недавно, в эмиграции. Сергею Тимофеевичу принадлежит честь создания в Москве Кустарного музея в Леонтьевском переулке. Он много содействовал развитию кустарного искусства.

Савва Тимофеевич был женат на бывшей работнице мануфактуры Морозове Зинаиде Григорьевне (1867 – 1947). Сначала она вышла замуж за одного из фабрикантов из семьи Зиминых, овдовела, и потом на ней женился Савва Тимофеевич. Очень интересная женщина, весьма авторитетная. Она была своего рода русским самородком, и кто не знал её прошлого, никогда бы не сказал, что она когда-то стояла за фабричным станком. После смерти мужа она третий раз вышла замуж за бывшего московского градоначальника А.А. Рейнбота. Как известно, против него было заведено уголовное дело, что нанесло большой удар её самолюбию. От брака с Саввой Тимофеевичем у неё было четверо детей: Мария и Елена, Тимофей и Савва Саввичи. Мария Саввишна была замужем за И.О. Курлюковым (из семьи ''бриллиантщиков''), но вскоре с ним разошлась; занималась благотворительностью, была очень добрая; но какая-то странная, видимо не совсем нормальная; любила выступать на благотворительных вечерах в балетных танцах. Коронным её номером была '' русская'', поставленная ей, как многим другим любительницам, балериной Е.В. Гельцер, которая, исполнила её, пользовалась огромным успехом. У Марии Саввишны это дело не ладилось, над ней добродушно подсмеивались и называли ''Марья Саввишна, Вчерашна Давишна''. Всё это было уже после смерти её отца.

Савва Тимофеевич в течение ряда лет был во главе Никольской мануфактуры и хорошо знал фабрично заводское дело. Он много занимался и промышленно – общественной деятельностью (Представитель Нижегородского ярмарочного биржевого комитета). Тем его очень ценили и любили.

Савва Тимофеевич был человек разносторонний и многим интересовался. Он сыграл большую роль в жизни Художественного театра.

Несмотря на художественный успех театра, материальная сторона его шла неудовлетворительно. Дефицит рос с каждым месяцем. Приходилось собирать пайщиков дела для того, чтобы просить их повторить свои взносы. К сожалению, большинству это оказалось не по средствам.

Ещё в 1^ый год существования театра на один из спектаклей случайно заехал Савва Тимофеевич Морозов. Этому человеку суждено было сыграть в театре важную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы, но и служить искусству со всей преданностью, без самолюбия, без ложной амбиции и личной выгоды. С.Т. Морозов посмотрев спектакль, решил, что театру надо помочь.

Неожиданно для всех он приехал на описываемое заседание и предложил пайщикам продать ему все паи. Соглашение состоялось, и с того времени фактическими владельцами дела стали только три лица, С.Т морозов, Вл.Ив. Немирович – Данченко. Морозов финансировал театр и взял на себя всю хозяйственную часть. Савва Тимофеевич был трогателен своей бескорыстной преданностью к искусству и желанием посильно помогать общему делу.

Не менее положительную характеристику даёт хорошо его знавший Вл.Ив. Немирович – Данченков в своих воспоминаниях ''Из прошлого''.

''Среди московских купеческих фамилий, - пишет он, - династия Морозовых была самая выдающаяся Савва Тимофеевич её представителем. Большой энергии и большой воли. Не преувеличивал, говоря о себе, если кто станет на моей дороге, перейду и не сморгну. Знал вкус и цену простоте, которая дороже роскоши… Силу капитализма понимал в широком государственном масштабе''.

В своё время в Москве очень много говорили об участии С.Т. Морозова в революционном движении, приведшем, в конце концов, его к самоубийству. Вл.Ив. Немирович – Данченко даёт по этому поводу любопытные подробности ''Человеческая природа не выносит двух равносильных противоположных страстей. Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии, стихии выдержки и расчёта. Измена неминуемо подведёт к трагическому конфликту, а Савва Морозов мог страстно увлекаться.

Не женщиной, - это у него большой роли не играло, а личностью, идеей, общественностью. Он с увлечением отдавался роли представителя Московского купечества, придавая этой роли широкое общественное значение. Года два увлекался Станиславским. Увлекаясь, отдавал свою сильную волю в полное распоряжение того, кем он был увлечён; когда говорили, то его быстрые глаза точно искали одобрения, сверкали беспощадностью, сознанием капиталистической мощи и влюблённым желанием угодить предмету его настоящего увлечения. Кто бы поверил, что Савва Морозов с волнением проникался революционным значением Росмерсхольма.

Но самым громадным, всепоглощающим увлечением его был Максим Горький и, в дальнейшем, - революционное движение''.

На революционное движение он давал значительные суммы. Когда же в 1905 году разразилась первая революция и потом резкая реакция, что – то произошло в его психике, и он застрелился. Это случилось в Ницце.

Вдова привезла в Москву для похорон закрытый металлический гроб. Московские болтуны пустили слух, что в гробу не Савва Морозов. Жадные до всего таинственного люди подхватили, и по Москве много-много лет ходила легенда, что Морозов жив и скрывается где-то в глубине России…

Легенда действительно по Москве ходила, но сомнений, что в Москву было перевезено и похоронено тело Саввы Тимофеевича Морозова, не было. Тело из Ниццы привезла не вдова, а специально посланный его семьёй его племянник Карпов. Он сам рассказывал, как выполнил эту миссию, и у него никаких сомнений не было.

Другая ветвь Морозовской семьи была «викулычи». Им принадлежала другая мануфактура в том же местечке Никольском под названием «Т-во Викулы Морозова сыновей».

Викула Елисеевич был сын Елисея Саввича и отец многочисленного семейства. Все они были старообрядцы, «беспоповцы», кажется, Поморского согласия, очень твердые в старой вере. Все были с большими черными бородами, не курили и ели непременно своей собственной ложкой. Самый известный из них — Алексей Викулович, у которого была на редкость полная и прекрасно подобранная коллекция русского фарфора. В Москве эту коллекцию знали мало, так как владелец не очень любил ее показывать. Было у него и хорошее собрание русских портретов, но мне не пришлось его видеть.

Из братьев я знал еще Елисея Викуловича, который, как помнится, ничем особенно не отличался. Зато одна из сестер получила большую известность: она была замужем за мебельным фабрикантом Шмидтоми мать известного революционера, покончившего с собой в московской тюрьме после декабрьского восстания 1905 года.

Другая была замужем за крупным ткацким фабри­кантом В. А. Горбуновым, который был тоже «беспоповец». Я помню, что на его похоронах церковная служба продолжалась более шести часов кряду.

Старообрядческой была и третья ветвь: Морозовых — Богородско-Глуховских. Богородско-Глуховская мануфактура была одной из старейших русских акцио­нерных компаний, основанная в 1855 году Иваном Захаровичем, внуком Саввы Васильевича. У него было два сына, Давыд и Арсений Ивановичи. Первого я не помню, он давно уже умер, а Арсения Ивановича помню хорошо. Он был одним из главных персонажей в старообрядчестве (Рогожского согласия) и пользовался и среди них, и в промышленных кругах весьма большим уважением. У него было два сына, Петр и Сергей Арсеньевичи, и дочь, Глафира Арсеньевна Расторгуева (ее муж был Николай Петрович, из семьи Расторгуевых — рыбников).

Оба брата, Арсений и Давыд Ивановичи, покровительствовали литературе, и некоторые журналы — «Голос Москвы», «Русское дело» и «Русское обозрение» — издавались в значительной степени на их средства. У Давыда Ивановича было также два сына и дочь — Николай и Иван Давыдовичи и Ольга Давыдовна, по мужу Царская. Николай Давыдович был. Женат на Елене Владимировне, урожденной Чибисовой и дочери Ольги Абрамовны из семьи «тверских» Морозовых. Детей у них не было.

Николай Давыдович был одной из самых примечательных фигур на. Московском торгово-промышленном горизонте. Он долгое время стоял во главе дела, принадлежавшего их семье, и поставил Богородсксо - Глуховскую мануфактуру набольшую высоту. Это была одна из лучших по своему техническому оборудованию фабрик во всей Европе. Работала она, как и все фабрики Морозовых, бельевой и одежный товар, и некоторые «артикулы» пользовались большой и заслуженной славой. Н. Д. долго жил в Англии, хорошо знал английскую хлопчатобумажную промышленность и даже состоял членом профессиональных английских организаций. Н. Д. принимал участие и в работе Биржевого комитета, хотя и не любил занимать официально какие-либо должности. Но он был своего рода душой дела, к голосу его прислушивались и с мнением его счита­лись. Он вел суровую борьбу против отдельных попыток всякого рода злоупотреблений и бесчестностей в торгово-промышленном обиходе: неплатежей, невыполнения обязательств по контрактам, нарушения данного слова и пр. В этих случаях он был беспощаден к правонарушителю и своей горячностью и страстностью всегда умел заставить большинство следовать за ним.

Он был моим соседом по имению: он купил у Белосельских-Белозерских их подмосковное имение, где построил прекрасный дом в стиле английского замка. Имение это было в десяти верстах от нашего, и мы часто ездили в Москву одним и тем же поездом. С этого началось наше знакомство, перешедшее потом в дружбу. В дальнейшем, на бирже, мы много вместе работали.

Брат его, Иван. Давыдович, занимался сначала больше общественной деятельностью, и мы тоже с ним немало встречались. Он был и гласным думы, и почетным мировым судьей, и принимал участие в городских благотворительных комитетах, например по Вербному базару и Дню белой ромашки. Женат он был первым браком на Ксении Александровне Найденовой. Они были радушными и хлебосольными хозяевами, и я не раз у них бывал. Обычно играли мы у них в карты, в любимую когда-то в Москве игру — преферанс. Постоянная партия была: братья Н. Д. и И. Д. Морозовы, И. М. Любимов и я. Играли, надо сказать, очень крупно.

Последней ветвью Морозовской «династии» были «Абрамовичи», или «Тверские». Родоначальником этой группы был Абрам Саввич, основатель Тверской мануфактуры, женатый на Дарье Давыдовне Широковой, родная сестра которой, Пелагея Давыдовна, была за­мужем за Герасимом Ивановичем Хлудовым. Его сын, Абрам Абрамович, был женат на Варваре Алексеевне Хлудовой, дочери Алексея Ивановича Хлудова, т.е. иначе говоря, на своей двоюродной племяннице. У них было три сына: Арсений, Михаил и Иван Абрамовичи.

У другого сына Абрама Саввича, Давыда Абрамовича, был сын Николай Давыдович, ничем себя не проявивший и умерший сравнительно рано, и три дочери: Серафима Давыдовна Красильщикова, Маргарита Давыдовна Карпова и Антонида Давыдовна Алексеева. О Серафиме Давыдовне мне придется говорить в связи с семьей Красильщиковых.

В этой ветви Морозовского семейства особенно из­вестными были женщины — не урожденные Морозовы, а Морозовские жены. Варвара Алексеевна, урожденная Хлудова, и Маргарита Кирилловна, урожденная Мамонтова, сыграли обе огромную роль не только в московской, но и в культурной общерусской жизни. Варвару Алексеевну Боборыкин описал в своем «Китай-городе». Но оригинал был гораздо примечательнее копни. Верно у Бобсрыкина лишь то, что ее деятельность широко развернулась после смерти ее первого мужа, А. А. Морозова. Вторым ее мужем был профессор В. М. Соболевский, руководитель газеты «Русские ведомости». По каким-то завещательным затруднениям она не могла выйти за него замуж официально, и ее дети от Соболевского, Глеб и Наталья, носили фамилию Морозовых. Глеб Васильевич был женат на Марине Александровне Найденовой. Варвара Алексеевна была «классический тип прогрессивной московской благотворительницы». Не было начинаний, на которые она не откликалась бы. Но в ее активности была особая черта, являющаяся, конечно, следствием ее близости к «Русским ведомостям», и в этом вопросе она представляла некоторое исключение среди других деятелей из московского купечества. Одним из ее главных созданий были так называемые Пречистинские курсы для рабочих, которые действительно были таковыми не течением времени стали значительным центром для просвещения московских рабочих масс. Моя сестра, Надежда Афанасьевна, почти со времени их возникновения была одной из деятельных сотрудниц В. А. в этом деле, в связи, с чем и я, соприкасаясь с этим начинанием, был в общении с Варварой Алексеевной и сохраняю благоговейную память о ее бескорыстной и энергичной работе.

Беспристрастия ради можно привести один отзыв, который дает о ней Вл. Немирович-Данченко в своей книге «Из прошлого»:

Это была очень либеральная благотворительница. Тип в своем роде замечательный. Красивая женщина, богатая фабрикантша, держала себя скромно, нигде не щеголяла своими деньгами была близка, с профессором, главным редактором популярнейшей в России газеты, может быть, даже строила всю свою жизнь во вкусе благородного сдержанного тона этой газеты. Поддержка женских курсов, студенчества, библиотек — здесь всегда можно было встретить имя Варвары Алексеевны Морозовой. Казалось бы, кому же и откликнуться на наши театральные мечты, как не ей. И я, и Алексеев были с ней, конечно, знакомы и раньше. Уверен, что обоих нас она знала с хорошей стороны. Когда мы робко, точно конфузясь своих идей, до­кладывали ей о наших планах, в ее глазах был почтительно-внимательный холод, так что весь наш пыл быстро замерзал, и все хорошие слова застывали на языке. Мы чувствовали, что чем сильнее мы ее убеждаем, тем меньше она нам верит, тем больше мы стано­вимся похожими на людей, которые пришли вовлечь богатую женщину в невыгодную сделку. Она с холодной, любезной улыбкой отказала...»

Сын Варвары Алексеевны, Михаил Абрамович, был известен в Москве под именем «Джентльмен». Этим именем он был обязан тому, что с него, как говорится, списал героя своей известной пьесы того же наименования А. И. Сумбатов-Южин. Эта пьеса очень хорошо шла в московском Малом театре, и в начале девятисотых годов, и, в новой постановке, незадолго перед войной 1914 года.

Вся Москва ее пересмотрела, и о герое много говорили, хотя, в сущности, говоря, сам по себе он этого, может быть, и не заслуживал. Был он человек образо­ванный, не без дарований, даже писал (под псевдонимом М. Юрьев), но больше всего знали его в Москве, помимо сумбатовской пьесы, еще по сказочному даже для Москвы карточному проигрышу: в одну ночь в Английском клубе он проиграл известному табачному фабриканту и балетоману М. Н. Бостанжогло более миллиона рублей.

Жена его, Маргарита Кирилловна, была также очень известна в Москве, но совсем в иной области. В ее доме при ее содействии и участии устраивались религиозно-философские собрания, и устраивались они московскими философами, начиная с кн. Сергея Нико­лаевича Трубецкого. Мне удалось, по протекции, раза два или три присутствовать на этих чрезвычайно интересных собраниях, являвшихся одной из значительных достопримечательностей. Протекцией моей был Семен Владимирович Лурье, принадлежавший к промышленному миру, но исключительно грамотный в вопросах, как экономики, так и философии. Он был очень близок к делу устройства этих собраний.

М. К. Морозова тоже была выведена в театральной пьесе — в «Цене жизни» Вл. Немировича-Данченко,— в карикатурном, но не слишком злом виде. О ней и о собраниях в ее доме немало писал в своих воспоминаниях за последнее время Степун. К его мемуарам мне еще придется вернуться: у меня впечатление, что автор «Николая Переслегина» не очень хорошо знал Москву.

Семьей Морозовых было создано много благотво­рительных учреждений, в частности университетские клиники. Самым значительным был институт для лечения раковых опухолей при Московском университете. Про эту клинику - Рябушинский говорит, что она представляла собой целый город. Далее были университетские психиатрические клиники, детская больница имени В. Е. Морозова, городской родильный дом имени С.Т. Морозова, богадельня имени Д. А. Морозова. В. А. Морозовой было устроено ее имени начальное ремесленное училище и С. Т. Морозовым — упомянутый мною уже музей кустарных изделий. Наконец, Морозовыми был сооружен прядильно-ткацкий корпус при Московском техническом училище и организована соответствующая кафедра по текстильному делу.

Вывод.

Морозовы были одной из немногих московских семей, где уже к началу 20^го века насчитывалось, пять поколений, одинаково активно принимавших участие и в промышленности и в общественности. Проявление упадка были, но, в общем, эта семья долго сохраняла своё руководящее влияние. Они действительно добились успеха в своих делах. Не было начинаний, на которые они не откликнулись.

Своим рефератом мы подтвердили, что они внесли больной вклад в развитие общества и проявляли себя во всех сферах деятельности.