Скачать

Дискуссия о школьном курсе «Основы православной культуры» как духовный портрет современного российского общества

Людмила Ивановна Сараскина

Вопрос о возможности преподавания в школе основ православия лежит, по моему глубокому убеждению, не в компетенции отдельных лиц или отдельных ведомств, а в сфере духовного состояния российской интеллигенции, во всем диапазоне взаимоотношений Церкви и общества, Церкви и Культуры.

Открывая в Кремлёвском Дворце съездов XII Рождественские чтения (январь 2004), Патриарх Московский и всея Руси Алексий II сделал важное заявление – в прессе его назвали сенсационным. Он предложил возродить дореволюционную традицию знакомства школьников с житиями святых, которые всегда были излюбленным чтением, полагались в основу образования и воспитания и составляли основу для создания великой страны и великой культуры. По мнению Патриарха, детей и юношество следует назидать представлениями о святости и реальными примерами нравственного совершенства, достигнутого в борьбе с грехом.

Трудно утверждать, однако, что эти слова вызвали большой энтузиазм у всей педагогической общественности, у людей светской культуры, т.е. у интеллигенции. Вообще, если сказать, что проблема преподавания в школе «Основ православия» волнует современное российское общество, значит не сказать почти ничего. Хорошо известны нешуточные страсти вокруг учебника А.В.Бородиной «Основы православной культуры»⁽¹⁾, с несколькими судебными исками её противников и сторонников, письмами к Генеральному прокурору, с пикетированием Министерства образования в декабре 2002 г.

Кратко обрисую ситуацию. Общественное движение «За права человека» (директор – правозащитник Л.Пономарёв) 18 июня 2002 г. обратилось с жалобой на учебник в Генеральную прокуратуру России. Речь шла о «грубых нарушениях принципов светского государства и светского государственного образования в средней школе, а также об оскорблении национальных и религиозных чувств и разжигании религиозной и национальной вражды»⁽²⁾. Заявление Л.Пономарёва было передано в Останкинскую межрайонную прокуратуру г.Москвы, которая дважды отказывалась признать нарушение закона и возбудить уголовное или гражданское дело. 30 декабря 2002 г. Мещанский районный суд г.Москвы признал незаконным и необоснованным отказ Останкинской межрайонной прокуратуры в возбуждении уголовного дела по факту издания и распространения учебника, содержащего «клерикальную пропаганду и средневековые ксенофобские выпады против евреев, армян, неправославных конфессий и представителей нерусских народов, приезжающих на “исконно русские земли”».

По заключению экспертов, этот учебник «направлен на клерикальную пропаганду и является скорее вариантом примитивного катехизиса, нежели культурологическим учебным пособием для светских учебных заведений, как это формально следует из титульных надписей. Вся территория Российской Федерации объявляется “традиционно православной”, что является грубейшим искажением действительности и прямым обманом учащихся. Принцип “свободы слова и религиозных убеждений” рассматривается исключительно как “террор против Православной Церкви, священнослужителей и прихожан”. Изложение евангельских событий дается абсолютно некритично и неисторично – не как пересказ священных текстов, а как исторически зафиксированные реалии. Догмат Никейского собора 325 г. объявляется “непреложной истиной”, таким образом, убеждения всех, кто не придерживается догмата о божественности и единосущности Христа (а это христиане-несториане, армяне-григориане, иудеи, мусульмане, индуисты, буддисты и т.д., не говоря уже об атеистах), оказываются вне “непреложной истины”, т.е. все они заблуждаются. Для светского учебника многонационального и многоконфессионального государства – это вопиющее воспитание розни и неприязни»⁽³⁾.

В поддержку учебника А.В.Бородиной и с осуждением действий общественного движения «За права человека» к Генеральному прокурору России 13 января 2003 г. обратились председатель Российского Объединённого Союза Христиан Веры Евангельской С.Ряховский, руководитель Центра Реабилитации Жертв Нетрадиционных Религий священник РПЦ О.Стеняев и заместитель председателя Центрального Духовного Управления Мусульман России муфтий Ф.Салман. К ним присоединился Союз Православных Граждан, который в своем обращении поддержал «как констатацию факта» утверждения о распятии Христа иудеями.

Координационный совет по взаимодействию Министерства образования Российской Федерации и Московской Патриархии Русской Православной Церкви, который прошёл под сопредседательством заместителя Министерства образования Л.Гребнева и Митрополита Сергия (Солнечногорского), принял решение рекомендовать второе издание учебного пособия А.В.Бородиной «Основы православной культуры» (М., 2003) для общеобразовательных и воскресных школ. Это было сделано на основании положительных экспертных заключений теологов, священнослужителей, в т.ч. возглавляющих издательство “Покров”, первого проректора МИПКРО С.Б.Романова, также на основании «положительных результатов внедрения данного учебного пособия в Москве, Московской, Курской, Белгородской, Смоленской области и других областях России»⁽⁴⁾.

В свою очередь, Объединение Комитетов в Защиту Евреев в бывшем СССР (UCSJ) посчитало, что книга А.В.Бородиной должна быть лишена статуса учебника или учебного пособия. «Недопустима клерикализация российской средней школы, всего государства. Российское законодательство предусматривает ответственность за разжигание национальной розни (ст. 282 УК РФ). Судя по фрагментам нового учебного пособия, в нём, как и в предыдущей версии 2002 г., сохранены оскорбительные и уничижительные выпады против иудаизма и еврейского народа, повторяющие средневековые обвинения в духовно-религиозной неполноценности и “богоубийстве”. Общеизвестно, что в основе всякого расизма лежит тезис о неразрывной связи духовно-нравственных качеств личности с её этническим происхождением и вероисповеданием. Именно на таком расистском тезисе основаны фрагменты учебника “Основы православной культуры”, посвящённые преданиям, связанным с возникновением христианства»⁽⁵⁾.

В свою очередь, Союз православных граждан выступил с заявлением о том, что «временная победа деятелей антицерковного лобби в Мещанском суде – это свидетельство того, что в России возможны новые гонения на Церковь. Разрешение суда возбудить уголовное дело против учебника Аллы Бородиной “Основы православной культуры” – это первый прецедент гонений. Теперь подсудной является не только полемика с инославными, но и констатация того факта, что иудеи распяли Христа Спасителя. СПГ примет самые энергичные юридические меры в поддержку учебника Аллы Бородиной “Основы православной культуры”. Мы просим всех православных граждан слать телеграммы Генеральному прокурору России с требованием не возбуждать уголовного дела против учебника “Основы православной культуры» и не начинать таким образом гонения на Православие. Мы обращаемся к чиновникам системы образования – вводите “Основы православной культуры” без оглядки на воинствующих безбожников, скорее. Мы сделаем всё, чтобы враги Православия не попали в следующую Думу. Братья! Остановим разгул воинствующего атеизма!!! Мы призываем всех православных граждан на всей канонической территории Русской Православной Церкви и всех патриотов Отечества возвысить свой голос в защиту Православия и призвать антицерковное лобби в России прекратить нападки на Святую Церковь в духе тоталитарного прошлого и богоборчества. Сегодня судят учебник Аллы Бородиной “Основы православной культуры” за вопрос: “Почему иудеи распяли Христа и не могут принять Царствие Небесное?”, а завтра будут судить Боговдохновенное Евангелие, где подробно повествуется о распятии Спасителя иудеями и Его воскрешении»⁽⁶⁾.

31 декабря 2002 г. заместитель председателя ОВЦС протоиерей Всеволод Чаплин заявил, что в учебнике «Основы православной культуры» «нет ничего, что реально разжигает национальную рознь или ненависть», признавая одновременно, что учебник может содержать «элементы конфессиональной полемики, которые не совсем были бы уместны в средней школе». По мнению о. Всеволода, судебные разбирательства в отношении данного учебника, инициированные правозащитниками, есть не что иное, как месть «определённой части нашей интеллигенции, которая мечтала стать архитекторами человеческих душ, духовными вождями нации, и у которой этого не получилось»⁽⁷⁾.

1

Дело, однако, не столько в отдельном учебнике и не только в судьбе факультативного курса ОПК. Вопрос о возможности преподавания в школе основ православия лежит, по моему глубокому убеждению, не в компетенции отдельных лиц или отдельных ведомств, даже таких авторитетных, как Патриарх всея Руси или Министерство образования РФ. Он лежит в сфере духовного состояния, в котором пребывает наше российское общество, российская интеллигенция, во всем диапазоне взаимоотношений Церкви и общества, Церкви и Культуры.

Назову несколько исходных положений. Мы живём в светском, а не в религиозном государстве, и государственные школы, по определению, должны быть светскими, а не религиозными, так как, согласно Конституции РФ и Закону «Об образовании» оно носит светский характер. Наша страна – это (увы!) страна в значительной степени атеистическая – но теперь атеизм уже не принудительный, как в советские времена, а вполне добровольный⁽⁸⁾.

Социологические исследования показывают: перспектива, при которой общественная жизнь строилась бы на основе предписаний церкви, отвергается населением, в том числе верующим. Так, клерикальную модель в православном варианте поддерживают только около 5% православных, не говоря об исключительно отрицательном отношении инославных, иноверцев и неверующих. Показательно, что на вопрос: «Какая идея сегодня могла бы вдохновить людей, сплотить их для общих целей?» – выбор «идеи очищения общества через православную веру» занял последнее место (7,9%). Большинство россиян, как верующих, так и неверующих, положительно оценивая возросший авторитет и нравственное влияние религиозных организаций, одновременно хотело бы ограничить их деятельность рамками морали и нравственности, исключить прямое вмешательство в сферы, лежащие вне их конфессиональной компетенции⁽⁹⁾.

Теперь, когда Русская Православная Церковь, после многих десятилетий жестокого угнетения, стала подниматься на ноги, нельзя не видеть, что общество, напротив, социально расколото, пребывает в состоянии серьезнейшего духовного неблагополучия и очень по-разному смотрит на укрепление Церкви и ее возрастающее влияние. А также на те больные проблемы внутри Церкви, которые выходят наружу и обсуждаются в обществе.

Светские СМИ сообщают об интригах в руководстве Московской Патриархии, которые вышли за рамки противостояния отдельных иерархов, превратившись в «масштабную войну за место преемника Алексия II на патриаршем престоле»⁽¹⁰⁾. Православные СМИ полны свидетельств о явлении контрмиссии – настоятельных рекомендациях не ходить к таким-то священникам, в такие-то храмы. Множатся случаи запретов и гонений на священнослужителей, которых обвиняют то в «ереси», то в «подрывной деятельности», то в «пособничестве дьяволу»⁽¹¹⁾. Пишут о «духовном большевизме», которым охвачена консервативная часть РПЦ, о том, что для людей, видевших в церкви другой мир по сравнению с окружавшей их советской действительностью, сегодняшняя атмосфера в церковной ограде стала шоком. «Возникает вопрос – случайно ли? Почему многие люди, называющие себя христианами, а значит, призванные апостолом Павлом стоять в свободе, на деле оказываются в бегстве от свободы едва ли не впереди всего общества? Почему так легко впускает в себя церковный организм яд тоталитарного сознания, яд очень заразный?»⁽¹²⁾

Многих мирян искренне огорчает непримиримость РПЦ к католикам, экуменистам, униатам, баптистам, евангелистам – с одной стороны, и с другой – её откровенная лояльность к новым богатым, неправедно, грабительски нажившим огромные состояния. Уместно в этой связи привести мнение академика Российской академии образования А.Д.Днепрова: «В нынешних условиях повального разграбления страны, утраты идеалов и идеологического вакуума нравственная потребность населения в вере увеличилась. Но Церковь, за исключением редчайших её представителей, оказалась неготовой к этому нравственному вызову. Вера превратилась в моду, которая затем выродилась в разновидность чиновничьей карьеры. И что хуже всего, Церковь на глазах у бедствующего народа стала жирующим субъектом бизнеса со своей олигархией и своими “новыми русскими” в лице тех, кого до 1917 года называли “князьями Церкви”»⁽¹³⁾. Мало уважения вызывают в обществе и «подсвечники» – представители власти, которые ещё вчера были парторгами в безбожной КПСС, а сегодня, повинуясь веяниям времени, демонстрируют свою приверженность церкви, стараясь как можно чаще светиться на телеэкране со свечой в руке⁽¹⁴⁾.

У нас нет единства в оценке характера нашей культуры. Культура должна оставаться светской, отделённой от Православия, или культура должна пониматься как часть Православия? Что часть чего: Церковь – часть Культуры или Культура – часть Церкви? Каким должно быть в обществе отношение к атеизму и атеистам?

Атеизм и атеистическое мировоззрение – это постыдное искажение ума или законное (то есть согласное с законом РФ о свободе совести) представление о мире? Атеист – это изгой общества, моральный урод, которому нет места в меняющемся мире, или это столь же суверенный в глазах Церкви и православного народа человек, имеющий право именно так, а не иначе воспринимать мир? И как должен вести себя православный церковный человек по отношению к атеисту – побивать его каменьями, подвергать остракизму, презирать и преследовать или терпеливо и смиренно сосуществовать с ним в профессии, на работе, в бытовой жизни, не проявляя высокомерия и надменности? Вообще – сегодня, когда Православная Церковь пребывает в периоде зримого благополучия и расцвета (в нашей печати используется в этой связи термин «триумфализм»), должен ли православный человек, искренне верующий в то, что духовная истина с ним и только с ним, испытывать чувства превосходства над неверующими или инаковерующими (живущими как бы «вне истины»)?

Религиозная ситуация в нашей стране определяется суммой нескольких факторов. Во-первых, исторически и политически сложившейся в нашей стране многоконфессиональностью – наложением православного, исламского, протестантского и других факторов.

Во-вторых, сосуществованием двух картин мира – гуманистической и теоцентрической. Как заявил митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев), одна из главных проблем современной России заключается в столкновении противоречащих друг другу мировоззренческих позиций. Одно основано на приоритете прав и свобод личности, другое – на традиционных ценностях коллективизма и государственничества. «Если мы хотим стабильности России, мы должны спокойно добиться гармонизации этих двух точек зрения в смысле идей и в смысле кадровой политики»⁽¹⁵⁾. Нельзя не видеть и третий фактор: «Сегодня в обществе атмосфера уже не постреволюционного атеизма, а посткоммунистического сатанизма, когда не только взрослые детей, но и одни дети могут развращать других, начиная с яслей и детского сада»⁽¹⁶⁾.

Кроме того, насущной представляется проблема духовных ожиданий. Чего ждёт православное сообщество от русских атеистов, своих потенциальных единоверцев? Что они рано или поздно перевоспитаются, уверуют и придут в Церковь, и тогда их примут как братьев? А пока что, до прихода в Церковь, соотечественник-атеист соотечественнику-православному «и не друг, и не враг, а так»? Или надо полагать, что атеисты навсегда останутся людьми, не имеющими никаких моральных устоев и совести? Что это именно по их адресу сказано: коль скоро для вас Бога не существует – вы и ведёте себя так, будто вам всё позволено?

Между тем современный атеист категорически не хочет признавать безусловность своей аморальности – аморальности по определению. Современный атеист (как правило, это образованный человек и законопослушный гражданин) настаивает, что хотя в Бога он не верит, но совесть у него есть и русским он себя сознаёт по принадлежности к русской культуре и русскому языку. Вот как описывает, к примеру, свое отношение к проблеме известная писательница, лауреат многих литературных премий Людмила Улицкая: «В шестидесятые годы произошла моя встреча с христианством, и несколько десятилетий я прожила в счастливом ощущении, что в моих руках универсальный ключ, с помощью которого открываются все замки. Обстоятельства были исключительно благоприятными – я попала в сферу притяжения нескольких выдающихся людей, исповедавших христианство. Среди этих людей старшего поколения – лучшие люди, которых мне довелось встретить в жизни. Но другие прекрасные люди, которые христианства не исповедовали, были атеистами, скептиками, учёными, чьё поведение по отношению к близким было безукоризненным. Позднее я встретила нескольких иудеев, которые тоже явили собой замечательные примеры красоты, достоинства и нравственной высоты. И сегодня мне уже не кажется, что именно и только христиане обладают полнотой истины. Ненависть и невежество в нашей стране свидетельствует против нас»⁽¹⁷⁾.

2

Есть и другие весьма болезненные проблемы.

Как работает в наше время известное высказывание из «Бесов» Достоевского: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским, не православный не может быть русским» (10: 197)⁽¹⁸⁾? Сегодня этот тезис буквально воспроизводят многие ревнители православия (без скидки на те роковые, необратимые изменения, которые произошли в России после Достоевского). «Чтобы русский человек почувствовал себя русским, он прежде всего должен быть православным», – утверждает А.Крутов, заместитель председателя Госдумы по информационной политике. «Человека делает русским его принадлежность к православию», – говорит и о. Александр Макаров, сотрудник Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии⁽¹⁹⁾.

Однако если попробовать составить сегодняшнюю демографическую картину России в соответствии с этими тезисами, то из состава русского народа придётся исключить огромный процент населения, оставив в числе русских, имеющих духовное право так называться, только русских православных. То есть мы сами, своими руками, нарисуем такую демографическую картину России, в которой русские (не по паспорту, а по самосознанию) составят исчезающее меньшинство. Ведь нас – и русских верующих, и русских неверующих – и так умирает по миллиону в год, в нашей стране сотни тысяч беспризорных и брошенных русских детей.

«Великая русская культура в огромной мере формировалась в русле православия. Но только этим тезисом вопрос не исчерпывается, – резонно замечает политолог К.Мяло. – Мы не можем игнорировать тот факт, что среди ярких фигур в русской культуре есть люди с исключительно русским типом поведения – подобно Белинскому страстные, порывистые, горячие, мечущиеся в поисках правды, однако далекие от церкви. Так что же, так и будем производить селекцию русской культуры? Наверное, французская культура сложилась на основании католичества. Но из этого же не следует, что француз – это католик, а католик – это француз»⁽²⁰⁾. Те, кто стремится произвести селекцию русской культуры по конфессиональному признаку, рискуют вывести за её пределы многих и многих выдающихся людей, в частности, многих русских писателей; среди них и Чехов, и Л.Толстой, и Тургенев, и Набоков…

Как должен воспринимать атеистические признания людей культуры русский, верующий, православный, церковный человек? Как должна относиться к такому человеку Церковь? Так, будто ни совести, ни национальности у него, атеиста, нет и быть не может по принципу, или возможны иные подходы? Признать, например, что атеист (верующий в то, что Бога нет) живёт по десяти заповедям, сам того не ведая?

Как, далее, следует понимать применительно ко дню сегодняшнему пророчества старца Зосимы из «Братьев Карамазовых», сказанные 125 лет назад: «Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь» (14: 285)? Как работают и работают ли сегодня в практике православного поведения и в опыте православного сознания слова из духовного завещания старца Зосимы: «Не ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше время» (14: 149). Относятся ли к современному атеисту слова старца Тихона из «Бесов»: «Полный атеизм почтеннее светского равнодушия <...>. Совершенный атеист стоит на предпоследней верхней ступени до совершеннейшей веры (там перешагнёт ли её, нет ли), а равнодушный никакой веры не имеет, кроме дурного страха» (11: 10).

Почему всё чаще слышатся призывы к защите прав атеизма на существование и к защите прав атеистов – на образ мыслей? Академик РАН, лауреат Нобелевской премии В.Гинзбург провозгласил на одной из телепередач: «Благодарю Бога, что он создал меня атеистом!». Прославленный физик ставит православие в один ряд с лженаукой и требует, чтобы атеистическое мировоззрение было должным образом отражено на телевидении⁽²¹⁾. Он утверждает: сегодня, когда укрепилась государственная мода на православие, нужно иметь гражданское мужество, чтобы отстаивать права атеизма на существование⁽²²⁾. Известный правозащитник С.А.Ковалёв, один из самых агрессивных и непримиримых противников русского православия, заявил недавно: «Традиционное русское православие – это вообще антихристианская секта»⁽²³⁾. Сахаровский центр устраивает в центре Москвы выставку «Осторожно, религия!», которая провоцирует погром (уничтожение и порчу кощунственных экспонатов) группой верующих, затем следуют цепь судебных процессов, ожесточённая полемика в обществе и обвинения РПЦ в «православном фундаментализме».

Картина будет неполной, если игнорировать толки о клерикализации жизни, которые слышны со страниц газет, из многочисленных теледебатов. Большое здание Института философии РАН на Волхонке, многие окна которого смотрят прямо на Храм Христа Спасителя, – свидетель жарких споров подобного рода. «Философский пароход», прописанный по этому адресу, почти сплошь атеистический, и там более всего боятся клерикализации науки, наступления Церкви на светское государство, на культуру, попадания свободной мысли в духовную и административную зависимость от «церковных догм и установлений». Но ведь в случае чего этот пароход не вышлют же за кольцевую дорогу, за стокилометровый рубеж или за океан, подальше от столицы и от Храма Христа?!

3

Итак, атеисты хотят защититься от Церкви и религии (если она станет государственной). В чём же подоплёка этих страхов? Почему Церковь, едва встав на ноги после многолетнего коммунистического гнета, стала объектом нападок со стороны общества?

Чрезвычайно важно понять логику сегодняшних оппонентов РПЦ – ведь и Достоевский стремился исследовать все proetcontraсвоего времени. Назову несколько тезисов.

1. Политическая и духовная бесовщина родилась не в атеистическом СССР, а в Российской Империи – православном государстве, где в обязательном порядке дети изучали закон Божий, где существовала духовная цензура. Секуляризация общественного сознания, как свидетельствуют исторические источники и русская художественная культура, завершилась в России уже к началу XX века. Церковь как социальный институт уже тогда перестала быть востребована обществом. Официальное положение РПЦ как «господствующей» оказывалось в высшей степени двусмысленным. Ведь все государственные служащие и учащиеся начальных, средних и высших учебных заведений, в чьих паспортах и метриках в графе «вероисповедание» стояла запись «православное», были обязаны ежегодно предоставлять по начальству справку об исповеди и причастии⁽²⁴⁾.

2. Не большевики, пришедшие к власти, разрушили веру – а потому-то они и пришли к власти, что вера была роковым образом подорвана, так что Церковь не смогла удержать страну от развала и гибели. Знаменитая монархическая триада Российской Империи «Православие – Самодержавие – Народность» не смогла остановить революцию, так же как идеологическая пропаганда КПСС не смогла позже остановить распад СССР. Не государственный атеизм стал причиной фактической утраты Церковью социальной базы, – сама коммунистическая идеократия, непременной составляющей которой был атеизм, стала возможна вследствие утраты Церковью какой-либо серьёзной социальной, да и духовной роли в России ещё задолго до появления большевиков на политической сцене. «Образно говоря, коммунистический режим в 1918–1922 гг. оказался в роли бульдозера, лишь подтолкнувшего насквозь прогнившее здание российской институциональной религиозности, чтоб оно рухнуло и до сих пор оставалось в руинах»⁽²⁵⁾.

Н.А.Бердяев в 1907 году писал о безнадёжном состоянии исторической церкви. «Она омертвела, выродилась, превратилась в быт, соблазнилась искушениями, и творится в ней мерзость запустения, слишком часто напоминает она блудницу»⁽²⁶⁾. В «Красном Колесе» А.И.Солженицын воспроизводит духовную атмосферу российского общества накануне первой русской революции, когда уже взрывались бомбы и гремели револьверы террористов. Духовенство тогда задумалось: не от нездоровья ли Церкви, окаменевшей под дланью государства, – нездоровье общества? Ведь для культурного круга к тому моменту было решено окончательно и бесповоротно, что всякая вера в небесное есть смехотворный вздор, бессовестный обман, а уж в церковь ходить – просто стыдно, говорят: «как в Союз русского народа». Однако противники церковных реформ, пишет Солженицын, «возражали умело: что Церковь не есть учреждение человеческое, и потому не нужна в ней внешняя перемена и не должна к ней прикладываться человеческая энергия. Что писатель Достоевский оболгал её, будто она де парализована, а она – организм вечной жизни, и вхождение в ту жизнь никому не закрыто»⁽²⁷⁾.

Как трагически просчитались тогда «благорасплывшиеся водители» Церкви… Не потому пала монархия, что произошла революция, утверждает Солженицын, а революция произошла потому, что бескрайне ослабла монархия, и монархическое чувство выветривалось в миллионах сознаний вместе с чувством христианским.

Приведу одно из рассуждений о вере и церкви верующего, но не церковного литератора. «Бог один. Почему же в мире так много религий, а в религиях так много конфессий? Почему каждая утверждает, что только она знает дорогу к спасению? Почему они так агрессивны, так враждуют между собой? Религиозные войны унесли миллионы жизней и продолжают уносить. Очень трудно представить себе, что для Бога имеет значение, из какого здания исходит обращённая к нему молитва и на каком языке она звучит. Трудно поверить, что обряды, придуманные самими людьми, важней для Всевышнего, чем доброта, любовь к людям, сострадание, забота о старых и малых, пунктуальное следование десяти заповедям (или хотя бы только одной заповеди – “не убий”). Больше всего смущает, даже удручает до сих пор идущая война церквей и конфессий, в основном “холодная”, но временами переходящая в “горячую” – силовой передел церковных зданий в Западной Украине и т.д. О какой любви, кротости и всепрощении может тут идти речь! Да и “холодная” война православных, католиков, лютеран, баптистов и т.д. слишком уж напоминает “спор хозяйствующих субъектов”: ведь борьба идёт не за истину, а за цифру прихожан, за монополию “своей” территории, за власть, влияние и в конечном счёте – за деньги… Раздражают постоянные, с нажимом, уверения, что только данная религиозная контора обладает эксклюзивным правом на спасение души, а все прочие – нет, что вне церковной общины спасение невозможно вообще. Чем подтверждены эти претензии на роль посредника между человеком и Богом? Бог ведь дал каждому из нас свой прямой телефон… В нас с детства заложено замечательное средство общения с творцом – наша совесть. Кто-то ведь ясно даёт нам понять, хорошо мы поступаем или плохо… Во всём этом так много земного, что для небесного места почти не остаётся»⁽²⁸⁾.

«Я, – говорил известный историк литературы В.Кожинов, – всю жизнь, хоть и крещёный бабушками, прожил в стороне от церкви. И хотя я никогда не был атеистом, но было бы по меньшей мере странно сегодня – как подсвечник! – выставлять себя верующим… Меня поражает, когда на глазах творятся неестественные метаморфозы: вчера был атеистом с партийным билетом, кусал верующих, а сегодня демонстративно крестится на каждом шагу – это ведь называется “по обстоятельствам”… Если уж ты веришь, то верь не по обстоятельствам, а вопреки обстоятельствам»⁽²⁹⁾.

«Начало восстановления России, – пишет признанный классик современной литературы Б.Васильев, – не в неумелом держании свечи в храме, не в неуклюжих поклонах и не в столь же неуклюжих, неотработанных, с детства не поставленных осенениях себя крестом. Оно – в постижении Учения Христа. Но готовы ли мы к такому постижению? Язычество въелось в наши души за три поколения безбожников, с восторгом сокрушавших храмы, и никакое восстановление их нам не поможет, потому что восстановление Веры может быть осуществимо только через семью. Через её обычаи, разъяснения, пример старших»⁽³⁰⁾.

4

Наверное, имеет смысл прислушаться и к размышлениям о месте Церкви и Культуры русских образованных, неверующих, нецерковных людей, каких в нашей стране демократическое большинство.

1. Культура в нашей стране, считают они, должна быть в целом секулярной, и религиозные организации не должны в ней господствовать. Доминирующее положение одной из религий невозможно было бы установить без насилия – если не физического, то морального. Нельзя отмахнуться от культурного развития России XVIII–XX вв., которое во многом шло на противостоянии традиционным религиям и выводило её за пределы чисто религиозного мировоззрения. Делать вид, что этого ничего не было, и восстанавливать православие в чистом виде, говоря, что русская культура – это православие и только православие, будет обеднением и искажением русской культуры.

2. Почему введение религии в центр культуры могло бы быть только насильственным? Потому что приход к вере для человека, обладающего информацией обо всём мире, – это не нечто само собой разумеющееся. Установление религии в центре культуры сегодня означало бы подавление свободы совести и свободы мысли, без которых невозможно существование современного государства. Нельзя не видеть, что в мире доминируют те страны, которые смогли максимально освободить индивидуальную энергию человека, энергию человеческой свободы. Это в основном протестантские страны (в большей степени, чем католические): англосаксы, французы, немцы, западноевропейцы. Они максимально мобилизовали свободу человеческой личности. Можно спорить, хорошо это или плохо, можно утверждать, что энергия личности высвобождена во зло всему остальному миру. Но если Россия не найдёт равных источников человеческой энергии, она не сможет конкурировать с этими странами.

3. Основа нынешнего развития России – это её вестернизация, начатая Петром I. Все элементы современного развития, начиная с естественнонаучного знания и гуманитарных наук, и кончая конкретными техническими достижениями, не возникли изнутри Православия, а были взяты в культуре Западной Европы.

Мыслители русского религиозного возрождения мечтали о синтезе православной традиции и новоевропейской культуры. Достоевский утверждал, что у русских две родины – Россия и Европа⁽³¹⁾. Таких мыслителей не очень принимала официальная православная церковь, потом они все были сметены советским режимом, и проект синтеза остался незавершённым. Помимо всего прочего, РПЦ сама не готова занять руководящее место в современной культуре; на слишком многие вопросы у неё нет ответов, или они не попадают в цель. Если весь народ России обратился бы сегодня к православию, для церкви это стало бы непосильным бременем.

4. В Западной Европе нет прецедента, чтобы церковь становилась в центр культуры. Чтобы православию приобрести действительно влиятельное место в российском обществе, ему надо сначала самому переварить современную культуру. Пока что оно не готово стать влиятельной силой в современной культуре. Если церковь боится диалога с католиками, боится любого инаковерия, боится проповедников с Запада, боится сект и всего того, что не есть она сама, плохо знает (или совсем не знает) современную отечественную культуру, как она может разговаривать с миром?

Сторонники свободы совести и свободы религии полагают, что православию нужно свободно развиваться в свободном мире на основе духовной состязательности. Но православие не признаёт духовной состязательности. Потому страшно представить себе, если православие получит власть в обществе. Почему страшно? Потому что обязательно последует духовная цензура, запреты, то есть диктатура агрессивных невежественных «ферапонтов» (вспомним одноименного персонажа «Братьев Карамазовых») и православных неофитов, дорвавшихся до первенства и главенства.

5. Радикальные критики православия извне и изнутри России утверждают, что традиционная российская цивилизация и православие «тормозят модернизацию», а традиционная российская личность «органически тяготеет к тоталитаризму». Потому глубинная ментальность народов России и весь исторический опыт государства российского объявляются потенциально опасными, и Россию как хранителя православия считают «ахиллесовой пятой человечества». Специалист по России Збигнев Бжезинский (США), который прежде жаждал падения советской империи, а теперь жаждет расчленения России, провозгласил идею борьбы с православием как с последним скрепляющим стержнем российской цивилизации⁽³²⁾. Еще в 1993 году он заявлял: главная опасность для России, или исторически обусловленное препятствие для её будущего полновесного вхождения в семью высокоразвитых стран, заключается в том, что «на смену коммунизму может прийти некая форма традиционного православия, замешанная на шовинизме и выражающаяся в имперских рефлексиях»⁽³³⁾.

6. Отечественные политологи западнического толка говорят сегодня о православии как о тормозе, который мешает России воспринять стандарты рыночной цивилизации. Обращение российской власти и части российской элиты к православию как духовной основе и даже как к источнику легитимности новой государственности считается не возрождением традиций, а тем фактом, что ни к какой другой религии или версии христианства российская власть обратиться не могла. «В области политики православие разделяет идущую из Византии концепцию “симфонии властей”, то есть подчинения Церкви государству и одновременно опоры на него ради утверждения и распространения духовной монополии. Церковь, в свою очередь, подводит идеологический фундамент под государственную власть, придавая ей необходимую легитимность. Православие в значительно меньшей степени, чем западные версии христианства, приемлет индивидуальную свободу и ответственность, критический рациональный анализ действительности и эмпирический подход. Оно ориентировано скорее на чувственно-мистическое восприятие реальности и ценностей. В этом своём качестве православие тормозит демократизацию и модернизацию»⁽³⁴⁾. Всё чаще либеральные аналитики прибегают к авторитету французского специалиста по православию Юлии Кристевой. «Сдерживая становление индивидуальности, православие способствует появлению глубинных психологических проявлений: мазохизма и Эдипова компл