Скачать

Философия - мудрость человека

Философия (от греч. phileo – люблю и sophia – мудрость) буквально означает «любовь к мудрости». По некоторым историческим свидетельствам, слово «философ» впервые употребил древнегреческий математик и мыслитель Пифагор по отношению к людям, стремящимся к высокой мудрости и достойному образу жизни. Истолкование же и закрепление в европейской культуре термина «философия» связывают с именем древнегреческого мыслителя Платона. В учении Платона софия – это мысли божества, определяющие разумное, гармоничное устройство мира. Слиться с софией способно лишь божество. Людям же посильны стремление, любовь к мудрости. Вставших на этот путь стали называть философами, а область их занятий – философией.

В отличие от мифологического и религиозного миросозерцания философская мысль принесла с собой принципиально новый тип миропонимания, прочным фундаментом для которого стали доводы интеллекта. Реальные наблюдения, логический анализ, обобщения, выводы, доказательства постепенно вытесняют фантастический вымысел, сюжеты, образы и самый дух мифологического мышления, предоставляя их сфере художественного творчества. С другой стороны, бытующие в народе мифы переосмысливаются с позиций разума, получают новое, рациональное истолкование. Само понятие мудрости несло в себе возвышенный, небудничный смысл. Мудрость противопоставлялась более обыденным благоразумию и рассудительности. С ней связывалось стремление к интеллектуальному постижению мира, основанному на бескорыстном служении истине. Развитие философской мысли означало, таким образом, прогрессирующее отмежевание от мифологии, рационализацию мифа, а также преодоление узких рамок обыденного сознания, его ограниченности.

Итак, любовь к истине и мудрости, тщательный отбор, сопоставление наиболее ценных достижений разума постепенно становится самостоятельным родом деятельности. Кроме познания мира любовь к мудрости предполагала также раздумья о природе человека, его судьбе, о целях человеческой жизни и ее разумном устройстве. Ценность мудрости усматривалась и в том, что она позволяет принимать продуманные, взвешенные решения, указывает правильный путь, служит руководством человеческого поведения. Считалось, что мудрость призвана уравновесить сложные взаимоотношения человека с миром, привести в согласие знания и действия, образ жизни. Важность этого жизненно-практического аспекта мудрости глубоко понимали и первые философы, и великие мыслители более позднего времени.

1. Философия как поиск мудрости

Философия зарождается, как попытка решить основные мировоззренческие проблемы средствами разума, т.е. мышления, опирающегося на понятия и суждения, связывающиеся друг с другом по определенным логическим законам. В отличие от религиозного мировоззрения с его преимущественным вниманием к вопросам отношения человека к превосходящим его силам и существам, философия вынесла на первый план интеллектуальные аспекты мировоззрения, отразив нарастающую в обществе потребность в понимании мира и человека с позиций знания. Термин «философия» в переводе с греческом языка означает любовь к мудрости. Слово «философ» впервые употребил греческий математик и мыслитель Пифагор (ок. 580–500 гг. до н.э.) по отношению к людям, стремящимся к интеллектуальному знанию и правильному образу жизни. Истолкование и закрепление в европейской культуре термина <философия> связано с именем Платона. Первоначально понятие <философия> употреблялось в более широком значении. По сути дела, этот термин, означал совокупность теоретических знаний, накопленных человечеством. При этом следует отметить, что именовавшиеся философией знания древних охватывали не только практические наблюдения и выводы, зачатки наук, но и раздумья людей о мире и о себе, о смысле и цели человеческого существования. Ценность мудрости усматривалась в том, что она позволяла выносить практические решения, служила руководством человеческого поведения и образа жизни. Возникновение философии означало появление особой духовной установки – поиска гармонии знаний о мире с жизненным опытом людей, с их верованиями, идеалами, надеждами.

Философия унаследовала от мифологии и религии их мировоззренческий характер, т.е. всю совокупность вопросов о происхождении мира в целом, о его строении, о происхождении человека и его положении в мире и т.д. Она унаследовала также весь объем позитивного знания, которое на протяжении тысячелетий накопило человечество. Однако решение мировоззренческих проблем в зарождавшейся философии происходило под иным углом зрения, а именно с позиций рациональной оценки, с позиций разума. Поэтому можно сказать, что философия – это теоретически сформулированное мировоззрение.

Философия – это мировоззрение – система общих теоретических взглядов на мир в целом, место в нем человека, уяснение различных форм отношения человека к миру, человека к человеку. Таким образом, относя философию к мировоззренческим формам человеческой культуры, мы подчеркиваем одну из существенных ее особенностей. Философия – это теоретический уровень мировоззрения. Следовательно, мировоззрение в философии выступает в форме знания и носит систематизированный, упорядоченный характер. И этот момент существенно сближает философию и науку. С наукой философию сближает стремление опереться на теоретические методы исследования, использовать логический инструментарий для обоснования своих положений, выработать достоверные, общезначимые принципы и положения.

Философия есть поиск и нахождение человеком ответов на главные вопросы своего бытия (наиболее существенные, фундаментальные, всеохватные, не знающие исключений, объединяющие жизнь людей в единое целое, в поле действия которых попадает каждый человек).

Сравним философию с наукой. Это позволит выявить специфику научной ориентации философии.

Взаимоотношение философии и науки имеет длительную историю. В античности различие между ними еще не было выявлено в должной степени, любовь к мудрости понималась как любовь к науке, т.е. к систематическому, доказательному и проверяемому знанию. В средние века в основном ситуация оставалась прежней; новизна же состояла в том, что и философия, и наука оказались под прессом теологии, им было не до взаимных претензий. В Новое время, особенно благодаря работам Декарта и Гегеля, было введено представление об универсальной науке, каковой и считали философию; остальные науки стали считать частями философии. В Новейшее время авторитет наук быстро возрастает, они довольно успешно отвоевывают у философии одну сферу человеческих интересов за другой. Дело доходит порой даже до отрицания научного характера философии.

Как бы то ни было, во все исторические эпохи философия и наука шли рука об руку, дополняя Друг друга. Многие идеалы науки, такие как доказательность, систематичность, принципиальная проверяемость высказываний, первоначально были выработаны в философии. Но для науки характерно наличие широкого спектра абстракций, каковые, как правило, в философии неуместны. Так, для философии значение искусства, религии, мифа сравнимо со значением науки; наоборот, в науке область человеческого бытия сужается, причем преднамеренно, именно до сферы науки. Искусство, религию, миф исследуют научными средствами, но их сокровенные черты в арсенал науки не включаются. Там, где наука разъединяет, философия объединяет, для нее не характерно дистанцирование от какой-либо сферы бытия человека.

Философия и наука нужны друг другу их союз еще никому не удавалось разорвать. Ответ «да» или «нет» на вопрос, является ли философия наукой, значительно упрощает сложную картину взаимоотношения философии и науки. Ответ «да» оставляет в тени чувственно-эстетическую и моральную направленность философии, ответ «нет» можно оценить как забвение научных идеалов, чего в философии нет более бесспорен тезис о научной ориентации философии, которая в большей или меньшей степени присутствует в тех или иных философских направлениях. Современное философское знание обосновывается, оно доказательно, систематично, проверяется (и опровергается) фактами. Но это как раз и означает, что философия обладает научной ориентацией.

Изложенное выше позволяет рассмотреть две важнейшие функции (значимости) философии – мировоззренческую и методологическую.

Философию часто определяют как воззрение на мир в целом, мировоззрение. При этом если философ сближает философию и науку, то философия характеризуется как наука о наиболее общих законах природы, общества и мышления. В качестве таковых рассматриваются, например, взаимоотношение качества и количества, причины и следствия, возможности и действительности Философ, отличающий философию от науки, чаще всего понимает мировоззрение как определение места человека, субъекта в мозаичной картине мироздания. Такие науки, как физика, биология, социология, дают окончательную картину в соответствии с физическими, биологическими, социальными явлениями Философские представления непременно нуждаются в дальнейшей конкретизации. Таким образом, философию допустимо определять как мировоззрение, но оно всегда нуждается в интерпретации на основе данных науки и искусства, практики.

С мировоззренческой функцией философии тесно связана другая ее функция – методологическая. Методология, учение о методах, понимается в данном случае как определение способов достижения какой-либо цели, например, эффективного конструирования научного познания, поэтического творчества, социальной практики. В соответствии со спецификой философии речь идет о таких методах, принципах действия, которые обладают фундаментальным, а не узколокальным значением. Одним из таких методов является исторический метод, чем бы вы ни занимались, есть резон учитывать историю интересующих вас проблем. Разумеется, философская методология находит свое продолжение в методологии отдельных наук, искусств, разновидностей практики.

Никогда ранее философия не была столь научно ориентированной, как сейчас. Безусловно, научная ориентация философии – это благо.

Сравнение философии с искусством позволит представить специфику чувственно-эстетической ориентации философии.

В мировой философии достаточно четко просматриваются две тенденции. Философия сближается либо с наукой, либо с искусством. Представителями второй тенденции являются Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Шеллинг, Хайдеггер многие так называемые экзистенциалисты (Камю, Ясперс), а также постмодернисты (Фуко, Деррида, Лиотар).

Философия имеет дело со всей сферой чувственного, но с особым акцентом на эстетическое переживание. Поэтому для обозначения рассматриваемой ориентации философии используется термин «чувственно-эстетический». В философии интеллектуальное дополняется эстетическим созерцанием и творчеством. Философия – об этом свидетельствует ее содержание – не довольствуется понятийным постижением мира, она еще стремится к возвышенному (чувству) В этом смысле искусство ей более сродни, чем наука.

Чувственно-эстетическая философия делает акцент на индивидуальном, а не общем и универсальном, на плюрализме, а не единообразии, на интуитивном и творческом, а не методически однообразном, на возвышенном, а не этически оправданном. Во главу угла ставится обостренное отношение к наиболее злободневным проблемам жизни и судьбы человека Чувственно-эстетической философии претит безмятежная научная рациональность, забвение иррационального, равнодушие к человеку, всякая попытка предпочесть понятие чувству, в основании философии лежит не рациональное мировоззрение, а мироощущение, подъем к наивысшему посредством того, что сродни обостренному чувству.

Искусство по сравнению с философией более выборочно, оно в отличие от философии занято поиском для человека не наиболее значимого, а художественно значимого. Как видим, философию и искусство объединяет определенный пафос, обостренный интерес к бытию человека, который, впрочем, не отменяет их своеобразия и самостоятельности.

Сравнение философии с искусством рельефнее, чем когда бы то ни было ранее, выявило гуманистическую функцию философии. Не претендуя на особо глубокую истину, можно сказать, что сторонники научной философии во главу угла ставят мудрость, их оппоненты, сторонники эстетической философии, – любовь к человеку.

Чувственно эстетическая ориентация философии – это благо, чем ярче она представлена, тем лучше.

Сфера этики и морали – это в первую очередь представления людей о добре и зле, добродетелях и пороках, должном и недолжном, ценностях и идеалах. Многие философы в понимании этической функции философии следуют традиции Аристотеля – Канта и считают этику практической философией. Этика возникает там, где философия входит в непосредственный контакт с практической деятельностью людей.

Что касается односторонне ориентированных научной и чувственно-эстетической философий, то в них этическое начало приглушено и даже отодвинуто в тень.

В наши дни этическую функцию философии часто называют аксиологической (греческое «аксиос» – ценный); имеется в виду ориентация философии на известные ценности. При этом не следует забывать о том, что аксиология как учение о ценностях сложилась лишь к началу XX века. Аксиологическая функция философии есть одно из конкретных воплощений этической функции философии.

Обратимся теперь к практической ориентации философии. Под практикой мы понимаем деятельность человека, направленную на достижение цели. Философ-теоретик стремится к достижению истины и к избавлению от заблуждений. Он по-своему практичен, но лишь в области мыслей. Философа-эстетика в качестве цели манит возвышенное и прекрасное (а не низменное и безобразное); и он действует, и он практичен, но преимущественно в чувственно-эмоциональной сфере. Философ-этик в качестве цели своей деятельности избирает идеалы добра (а не зла). Подобно философу-теоретику и философу-эстетику, философ-этик изначально действенен и в этом смысле практичен. Выясняется, однако, что его практические горизонты более универсальны, чем у философа-теоретика и философа-эстетика. В фокус философского обсуждения поставлена не мысль-действие и не чувство-действие, а любое действие, универсальная цель – добро. Как видим, практическая ориентация характерна для философии в целом, но универсальную значимость она приобретает именно в рамках этической функции философии. Именно поэтому, когда философа спрашивают о практическом назначении философии, он, прежде всего, указывает на ее этическую функцию.

Философия выявляет и вырабатывает смыслы человеческих деяний, поступков, формирует стратегические цели. Здесь-то как раз и реализуются практические потенциалы философии.

Философия вплетена в практическую деятельность человека, а это означает, что она – разновидность этой деятельности. Философия есть практическое отношение человека к миру, которое наиболее ярко представлено в ее этической функции.

Моральная ориентация философии – это благо, ибо без нее эффективность анализа кардинальных проблем бытия человека была бы существенно снижена. Но не следует роль этой ориентации либо принижать, отказывая философии в нравственном содержании, либо преувеличивать, превращая философию в нечто односторонне этическое.

В качестве учения о бытии, главных его принципах философия выступает как онтология (греческое он – сущее, логос – учение, понятие, мысль, слово). Выделение различных видов бытия – природы, человека, общества, техники – приведет соответственно к философии природы, философии человека, или антропологии (греческое антропос – человек), философии общества (философии истории в том числе). Философию познания называют гносеологией (греческое гносис – знание, познание) или эпистемологией (греческое эпистеме – знание). Как учение о способах познания философия есть методология (греческое – иетодос – способ). Как учение о путях творчества и их обосновании философия есть эвристика (греческое эвриско нахожу). Разветвленными областями философии являются философия науки, философия религии, философия языка, философия искусства (эстетика), философия практики (этика), философия культуры, история философии. Так, в философии науки относительно самостоятельным значением обладают философские вопросы отдельных наук, в том числе логики, математики, физики, биологии, кибернетики, политологии и т.д. Каждая из перечисленных модификаций философии обладает специфическими функциями (сравните: методологическая, эвристическая, антропологическая функция философии), о которых написаны даже не сотни, а тысячи книг. Философия едина и многообразна, человек не обходится без нее ни в одной из областей своей жизнедеятельности.

2. Любовь к Мудрости как путь практически-дейтвенного духовного возрождения человека

Анализируя проблемы мудрости как парадигмы поступательной эволюции народов планеты Земля, надо подчеркнуть, что люди прежних исторический цивилизаций (традиционное и индустриальное общества) опирались преимущественно на телесные и ментальные возможности, а прогресс зависел от численного и качественного преобладания соответствующих типов человека. Их было пока два типа – «хомо фабер» (человек умелый, мастеровой) и «хомо экономикс» (человек экономический). Они определяли и определяют вектор направленности развития этих обществ, занятых преимущественно удовлетворением утилитарных потребностей телесно-витального и социально-ментального модусов человека. Главенствовали в этих типах общества чувства и ум человека. Но один разум, при всем его огромном и противоречивом значении, как показала история последних столетий, не в состоянии осуществить духовное возрождение человечества, поскольку духовный прорыв – не его задача, не его функция. Нужно подчеркнуть, что возможности Духа, духовного модуса человека до сих в истории использовались лишь отдельными продвинутыми людьми, да и то – крайне недостаточно. Поэтому постижение и использование скрытых, могучих возможностей духовной ипостаси человека приведет в перспективе к открытию для больших масс людей того, что есть более совершенная и более глубокая, чем разум, форма постижения человека и мира. Причем, только один ум человека не в состоянии познать Дух и организовать процесс духовного возрождения общества.

Похоже, в человеческом истолковании духовные устремления человеком еще не вполне понимаются. У людей пока нет четкого ответа, куда должны вести нас все наши духовные усилия и напряженная борьба за его победу. Порой такой человек думает о какой-то норме для вполне приемлемой жизни на земле, но ее общепризнанные стандарты ему никак не удается установить. А порой он полагает, что наш путь лежит в иной мир, куда через религиозную жизнь или же достойную подражания смерть мы сможем уйти от всех тревог и сует смертного существования. Отсутствие гармонии в первых двух модусах и между ними, а также с основной волей жизни, с высшим модусом – Духом – является вечной причиной беспокойства, неудобства и подавленности такого человека. Ситуацию можно уподобить отношениям не сошедшихся характерами супругов, которые вечно ссорятся и отчасти любят друг друга или, по крайней мере, чувствуют необходимость друг в друге, но не способны прийти к согласию и все же обречены оставаться вместе, связанные узами несчастливого брака, пока их не разлучит смерть. Вся несвобода, неудовлетворенность, разочарование, усталость, печаль, пессимизм человеческого ума происходят из практической неспособности человека разрешить загадку и проблему целостности своей тройственной природы, потому, что он абсолютизирует либо тело, либо ум, не понимая значение Духа как своей сущности.

Несостоятельность невежественного человека объясняется тем, что он признает в качестве высшей силы жизни человеческий ум, который не способен полностью преобразовать телесную и социальную жизнь по подобию разума. Во всяком случае, духовная природа не ставит перед ним цель так переделать нас. Вероятно, можно утверждать, что после того, как все индивиды, осуществив некую рациональную трансформацию, станут жить исключительно этической, эстетической или интеллектуальной жизнью, достигнув преобразования своей жизни по некому идеалу истины, добра и красоты. Может быть, вот тогда-то человечество сможет начать осуществлять (и в конечном счете непременно осуществит) все духовное, сделанное отдельными индивидами. Такие исключительные индивиды существовали всегда и существуют сейчас среди нас, представляя собой типы человека будущего, предтечу человека духовного (хомо анимабилис).

Существует необходимость обстоятельно изучить, насколько преуспели в действительности отдельные личности, используя различные Пути духовной трансформации. Часть из них либо выхолащивали свою витальную и физическую жизнь с помощью аскетизма, чтобы дать возможность развиться одному элементу своего существа – человеку духовному, и потому вели одностороннее и ограниченное существование. Другие же приходили к компромиссу, в результате которого жизнь высших, духовных частей их природы получала преобладающее значение, но как недосягаемый пока идеал, а низшая жизнь, по-прежнему, паслась на своем собственном, рассудочном пастбище, оставаясь под более или менее строгим надзором и давлением высшей духовной силы. Но сама по себе, в своих собственных инстинктах и потребностях, жизнь пока не менялась. И главное, это было преобладание, господство одного над другим, но не трансформация.

Жизнь не может быть совершенно рациональной, не может полностью отвечать представлениям этического, эстетического или научного и философского ума. Поэтому надо сделать исторического значения вывод: разум не является предназначенным человеку венцом трансформации, ее конечной целью. Все внешние свидетельства, указывающие на противоположное, всегда суть мираж, интеллектуальная, эстетическая или этическая иллюзия. Конечно, может произойти подчинение, подавление жизни предписаниями, принципами разума, но она сохранит свои права. Отдельные индивиды или целая социальная группа могут временно подчинить, таким образом, жизнь и установить в обществе видимость подобного ее подчинения разуму. Но жизнь, в конечном счете, хитрее разума. Она присваивает себе сильные элементы разума, принимающие ее сторону (ибо в разуме всегда есть силы, готовые предать его – к примеру, его хитрость, жадность, зависть, гордыня…), и восстанавливает свои низшие параметры. Жизнь возвращает себе привычное инстинктивное и рациональное поле деятельности. Если ей не удается сделать это, она мстит своим собственным упадком, который вызывает упадок общества, крушение давней надежды. Это настолько истинно, что есть целые эпохи, когда жизнь человечества подтверждает данный факт, отказываясь стать рабой высшего, но неосуществимого идеала.

Такую эпоху человечество переживает сегодня. Сейчас разум, похоже, решил тщательно изучить жизнь и материю только для того, чтобы признать ум их единственным орудием. Он решил посвятить все свое знание колоссальному развитию жизни, ее практичности, эффективности и удобства с помощью научной организации роста производства в целях безудержного обладания и наслаждения материальными благами. Такими стали века технократической цивилизации – эпохи, когда этический ум все еще мучительно цепляется за существование, но все больше теряет уверенность в себе, в своих нормах нравственности, все больше сомневаясь в себе и подспудно готовясь сдать крепость морального закона жизненному инстинкту или экономической выгоде. Низшие инстинкты и эгоистический интеллект пышно расцвели наподобие некого довольно яркого экзотического цветка, вроде редкой орхидеи, украшающей петлицу костюма преуспевающего экономического человека в условиях криминального капитализма.

Титанически развившееся общество потребления все-таки пока не состоянии преодолеть голод, бедность и нищету огромного количества людей. Это общество, призванное удовлетворять в людях потребности телесного и социального модусов, в итоге сегодня вступило в полосу глобального кризиса, который, если не предпринять специальных мер по духовной трансформации человека, закончится погребальным костром над могилой технократической цивилизации. Это естественный результат, к которому ведет борьба между наиболее «эффективными» и «цивилизованными» нациями и странами с «народами-изгоями» за обладание и наслаждение миром, его богатством, глобальными рынками и доступными жизненными пространствами.

В таких условиях в людях пробуждается смутное понимание, что в человеке заложен более высокий уровень его природы, иное предназначение, чем просто вечно вращаться в беличьем колесе телесных и ментальных стремлений к физическому обладанию и наслаждению. Первым следствием этого несовершенного пробуждения, похоже, стало возвращение к старому идеалу, предполагающее более полное и широкое использование воли разума и этического ума в устройстве индивидуальной, национальной и интернациональной жизни. Но такая попытка, хотя и достаточно эффективна на первых порах, не может быть истинным и окончательным решением проблемы. Если на этом мы остановимся, как, например, у Ф. Ницше, переход к сверхчеловеку с помощью витальной воли и реформирования жизни на уровне законов разума, то мы ничего не достигнем. Конечно, мы должны использовать могучую жизненную волю, но не для остановки жизни на основе принципов разума, а для открытия духовной природы человека и постижения нашего духовного «Я», нашей Самости, которые находятся за пределами и телесности, и ментальности, Тогда-то нам могут открыться возможности удивительно прекрасного духовного бытия как подлинной сущности человека и Пути к созиданию общества мудрости.

Конечно, наше духовное «Я» и наша духовная природа будут использовать и телесный, и ментальный модусы нашего существа, уже развившиеся в нас, и потому частично одухотворенные и преобразованные в нас силой духовного идеала. Ибо таково предназначение homo animabilis, человека духовного, максимально раскрывающего свои безграничные потенциальные возможности. Обеспечение безопасного и успешного существования заключается именно в стремлении раскрыть наши высшие возможности, а не в умиротворенном довольстве низшими. Может показаться, что безопасней, разумней, удобней и проще всего успокоиться на достигнутом или ограничиться дополнительным раскрытием наших низших возможностей, но это, как уже говорилось выше, плохо кончается – утратой всякого смысла жизни или движением по замкнутому кругу, падением в пропасть или застоем. Человечество тысячелетиями духовных поисков убедило себя, что единственно верный и естественный путь поступательной эволюции должен привести его к вершинам познания принципов и законов Космической Мудрости как законов человеческого бытия, к организации жизни на основе софийной духовности.

Для этого, говорит Ш. Ауробиндо, мы должны вернуться к попытке постичь древнюю тайну, которую человек, если говорить о всем человечестве, увидел лишь очень неотчетливо и к которой стремился очень вяло. Это был идеал Царства Божия как тайны господства Духа над разумом, жизнью и телом. Человек понял лишь своим поверхностным умом, не проникнув в сокровенный его смысл, хотя в постижении этой тайны заключается как социальное, так и индивидуальное его спасение! Некоторые древние народы Евразии, считает великий мыслитель, именно потому, что никогда полностью не утрачивали понимания этой тайны, они никогда не отказывались от нее в нетерпеливой погоне за малыми победами, проявив удивительную жизнестойкость, выжили. Ныне они могут, например, софияне-русичи (так называли себя в начале 2-го тысячелетия жители Великого Новгорода – «Русская правда») подобно бессмертным, восстать и обратить свои взоры к заре новой жизни, поскольку они были погружены в летаргический сон, но не погибли. Да, евразийские народы действительно какое-то время терпели неудачи в жизни там, где добивались успеха европейские народы, верящие в телесность и интеллект. Но этот успех временный и обманчиво полный, позднее неизбежно приводил к духовно-нравственному упадку. Евразия же, хотя и потерпела временную неудачу, но не потому, что стремилась к идеалам духовным (как некоторые утешают себя), словно Дух вообще может заключать в себе слабость или быть причиной слабости, но потому, что недостаточно уверенно следовала Духу и не нашла способ сделать его полновластным правителем жизни. А восточный ум либо создавал пропасть и отделял жизнь и Дух непроходимой границей, либо успокаивался, приводя их к компромиссному соглашению, и принимал основанные на этом компромиссе социально-религиозные системы в качестве окончательных. Успокаиваться, таким образом, опасно; ибо зову Духа мы должны следовать до конца в большей мере, чем любым другим требованиям. Этот путь предполагает не разрыв и расхождение тела и ума с духом, и не компромисс с ним, но полную победу Духа, и тогда наступит царство ищущих духовного совершенства, то есть цивилизация мудрости.

Эту истину важно принять к сведению, поскольку ошибки, совершенные на пути к ней, зачастую даже более поучительны, чем ошибки, вызванные отступлением от Пути. Как витальная и физическая природа могут быть подчинены интеллектуальной, этической или эстетической жизни, присущим им мотивам, довольствуясь частичным господством высшего или его компромиссом с низшим, так и духовная жизнь, как некая форма власти может быть навязана ментальной, витальной и физической природе. Это может либо обеднить телесную жизнь и с таким же успехом подавить даже ментальную, наделяя духовную жизнь большей властью, либо прийти к компромиссному соглашению, предоставив низшим модусам свободу в их собственной сфере деятельности на том условии, что они будут часто выказывать свое почтение духовной ипостаси, подчиняясь в известной мере, большей или меньшей, ее влиянию и лишь формально признавая ее пределом и венцом развития человеческого существа.

Это самое большее, что когда-либо в прошлом удавалось человеческому обществу. И, хотя это неизбежная стадия на пути человечества, оставаться на ней – значит не понять сути дела того, что единственно необходимо понять. Не человечество, ведущее обычную свою жизнь (что сегодня является для него нормальным), отмеченную влиянием духовности, но человечество, всей душой стремящееся возвыситься и обрести духовный закон (ныне для него ненормальный), пока вся его жизнь не перейдет в духовный план – вот тот, лежащий перед человечеством крутой подъем к совершенству и духовной трансформации, которую ему предстоит совершить.

Секрет трансформации заключается в перенесении центра нашей жизни в сердце, в духовный модус, в процесс реанимации Любви во всех сферах человеческого бытия, и возрождение понимания мудрости, ее верховной власти во всех сферах жизни людей, что несомненно изменит и направленность действия главной движущей силы нашей жизни. Это будет скачком или шагами вверх, даже более важными, чем те, которые некогда совершила природа при переходе от жизни животного к мыслящему уму, все еще не совершенному в сравнении с возможностями нашего человеческого духовного разума или мудрости. Главная воля, внутренне присущая жизни, не будет больше витальной волей жизни и тела. Она должна превратиться в духовную волю, которая, если мы не отвергаем ее вовсе, ныне проявляет себя лишь в виде редких и слабых всплесков озарений. Ибо в настоящее время она является нам как нечто почти не раскрытое, ослабленное, искаженное ментальным модусом. Но по природе своей духовность есть нечто качественно новое и она поведет человека к подлинному постижению тайны своего бытия как Тайны Духовной Реальности. Произойти это может на основе единого нерасчлененного знания о мудрости человека рамках вечной философии как учения о Всемудрости, которое раскроет тайны трансформации основных модусов человека будущего: и тела, и души (ума) на пути познания Духа в своем Я.

При таких условиях главной движущей силой нашей жизни должны стать не низшие телесные или интеллектуальные импульсы человеческой природы, которые на этом витке уже окончательно оформились в нас, и могут лишь двигаться по замкнутому кругу с центром в Ego (лат.) – ЭГО, а новая могучая, духовная сила, которую мы иногда чувствуем, слышим и изредка говорим о ней, но сокровенную тайну, которой еще не постигли. Ибо она по-прежнему пребывает в глубинах нашего существа, пока в качестве духовно-религиозного инстинкта, и ждет, когда мы превозможем наше ЭГО и откроем истинную, высшую личность в нас, ее Самость, универсальность которой позволит нам объединиться со всеми другими людьми в качественно новое образование, в антропологическую галактику, которую Вл. Соловьев называл всечеловечеством.

Как совершить переход от телесного существа, с его инструментально-ментальной реальностью к Духу, главной реальности, и поднять на эту высоту нашу волю к существованию и нашу жизненную силу – вот тайна, постичь которую стремится наша человеческая природа с помощью Единого Универсального Знания Человека.

Все, что мы сделали до сих пор, является некой полууспешной попыткой переместить эту волю и эту силу на ментальный план: высшей целью наших усилий, нашей главной задачей было стать ментальным существом и жить силой интеллектуальной идеи. Но ментальная идея в нас всегда остается лишь посредником и орудием; выбор поля ее деятельности всегда определяется чем-то, отличным от нее самой, и поэтому пусть в течение какого-то времени она стремится исключительно к собственному своему удовлетворению. Но она не может навеки удовлетвориться только этим. Она либо скатывается вниз и вовне, к телесной и ментальной жизни, либо должна развиваться внутрь и вверх в стремлении познать и достичь вершин Духа.

Должно быть, именно поэтому, в сфере мысли, в искусстве, в нашем поведении, в нашей жизни мы всегда разрываемся между двумя тенденциями: идеалистической (здесь от слова «идеал», обозначающее представление о высшем совершенстве чего-либо, или кого-либо, независимо от того близко или отдаленно его возможное осуществление) и реалистической. Последняя тенденция с легкостью воспринимается нами как якобы более осуществимое, имеющая более прочное основание, более связанная с фактической действительностью, поскольку она основывается на реальности, которая очевидна, ощутима и уже оформлена. Идеалистическая же легко представляется нам чем-то нереальным, фантастическим, химерическим, туманным, чем-то, относящимся к сфере скорее мыслей и слов, чем живой действительности, поскольку она пытается воплотить реальность, еще не осуществленную. Вероятно, в какой-то мере мы правы: идеал, чуждый фактической действительности нашей телесной или социальной жизни, на самом деле остается чем-то нереальным до тех пор, пока он каким-нибудь образом не примирится с несовершенствами нашей внешней жизни или же не найдет более великую и чистую реальность, которую ищет, и не подчинит ей нашу внешнюю деятельность. До того времени идеал будет болтаться между двумя мирами, не в силах завоевать ни свет наверху, ни тьму внизу. Подчиниться фактической действительности, входя с ней в компромисс, легко. Найти духовную истину как духовный идеал, парадигму и принципиально изменить существующий образ жизни очень трудно. Но именно эту трудную задачу человек должен выполнить, если ему суждено найти и осуществить свое истинное бытие, бытие в духе, то есть реализовать в жизни духовный модус своей триединой человеческой природы. Идеал homo animabilis – человека духовного в этом случае является самым верным проявлением человеческой сущности, то есть подлинного реализма. Но идеализм (от слова «идеал») ментальный, чтобы стать действенным, должен превратиться в духовный реализм. Философией такого реализма является, по мнению автора статьи, софиогони