Усадьба Николая Бидлоо: первый голландский сад в Москве
Аронова А. А.
Батавия смогла могучих волн разлив
Плотиной оградить, болота превратив
В сады, хоть полевых цветов там нет доныне:
Лишь рощи редкие на вспаханной равнине -
Вот вся растительность унылых берегов,
Лишенных прелести оврагов и холмов.
Но гладь спокойных рек, приморские причалы,
Крылатых мельниц строй, зеркальные каналы,
На зелени лугов цветные пятна стад,
Простор, покой и ширь - вот нидерландский сад!
Ж. Делиль. Сады.
Николаас Бидлоо - голландский врач и анатом, лейб-медик Петра и директор первого московского госпиталя - личность хорошо знакомая прежде всего историкам русской медицины. Он был одним из многих иностранцев, приехавших в Россию в начале XVIII столетия в поисках удачи, счастья, приключений или возможности реализовать свои творческие планы. Однако, в ряду немецких, голландских, шведских и других национальностей специалистов - врачей, аптекарей, инженеров и военных - Бидлоо стоит особняком. Голландец, начиная с первых публикаций, характеризуется не только как врач, анатом и педагог, немало сделавший для отечественной медицины, но и как архитектор и садовод. Он - писал в 1820 году А. Рихтер(2), - “так же мог разводить сады, чертить планы для строений, умел устраивать каскады и фонтаны и по сему случаю неоднократно призываем был на совет к Петру Великому”.
Реальность разносторонних творческих дарований голландского врача подтверждается целым рядом разнообразных фактов: в 1706 - 1707 году он занимался проектированием и возведением деревянного здания первого московского госпиталя на берегу Яузы в Лефортовской слободе(3); в 1709 преподнес Петру I проект триумфальных ворот, посвященных Полтавской победе(4), на 10 листах с текстом и рисунками; в 1717 году Бидлоо вновь приветствовал государя и поднес ему, по случаю возвращения из-за границы, поздравительную рукопись на 8 листах с двумя рисунками(5); наконец, в 1722 году, по указу Петра, занимался реконструкцией Головинской усадьбы, проектируя фонтаны, пруды, каскады и другие садовые затеи(6), которые должны были превратить ее в царскую загородную резиденцию подобную петербургским.
В 1720-е годы в госпитале Бидлоо неоднократно устраивались театральные спектакли, разыгрываемые учениками анатомической школы. Об этом свидетельствуют как современники(7), так и архивные документы.(8)
Сам директор госпиталя любил и знал музыку. Бергхольц сообщает о его участии в музыкальных концертах, устраиваемых голштинским принцем в Немецкой слободе. На одно из них Бидлоо “привез шесть полных концертов одного знаменитого голландского композитора, которые велел очень красиво переплести, и подарил нашей капелле”.(9)
Столь редкое сочетание в одном человеке профессиональных естественнонаучных знаний и художественных способностей, высоко ценимое Петром I, заставляет еще раз внимательно взглянуть на биографию Nicholas Bidloo, Medicine doctor (как он сам подписывался).
Nicholas Bidloo родился не позднее 1674 года в Амстердаме в семье известных голландских врачей и фармацевтов. Его отец Ламберт Бидлоо был аптекарем и ученым-ботаником, опубликовавшем каталог растений Голландии. Известно, что он знал греческий, латынь, итальянский и еврейский языки, и в конце жизни писал поэмы в классическом стиле. Дядя - Готфрид Бидлоо - возглавлял Лейденский университет, считался одним из лучших анатомов страны, был дружен со штат-галтером Нидерландов Вильгельмом III. Он не только занимался врачебной практикой, но еще писал театральные пьесы и проектировал триумфальные сооружения для приема Вильгельма III в 1691 году в Гааге.
Бидлоо окончил медицинскую школу в Амстердаме и анатомический факультет Лейденского университета.(10)
С 1697 года он вел самостоятельную врачебную деятельность Амстердаме, где по словам русского посла в Голландии Андрея Матвеева был известен, как “человек зело искусный”.(11) Еще будучи студентом Бидлоо начал интересоваться искусством и заниматься живописью, о чем свидетельствуют два портрета, принадлежащие его руке и хранящиеся в Амстердаме.(12) Следовательно, будущий личный врач русского царя принадлежал в верхушке амстердамского бюргерства, получил очень хорошее медицинское образование и был связан с гуманитарными и художественными кругами своего общества.
13 февраля 1702 года Андрей Матвеев по приказу Петра I заключил в Гааге с Николаасом Бидлоо контракт, состоявший из четырех пунктов: шесть лет службы в должности лейб-медика царя, право отъезда из России по истечении срока, назначение пенсии семье в случае его смерти и т.д.(13) Бидлоо приехал в Россию в том же году и с 1703 по 1705 г. сопровождал Петра I в его поездках по стране. В 1705 году он подал прошение об отставке, описав это событие в своих записках следующим образом: “После приезда в Россию в 1702 году в качестве простого врача к Его Императорскому Величеству, Величайшая ему память, и после сопровождения Его везде в течении нескольких лет, в конце концов, связи с моей неустроенностью и слабым здоровьем, я не мог сопровождать Его более, Его Величество, когда я попросил Его позволить мне вернуться домой, был настолько любезен ко мне, что приказал построить госпиталь рядом с Немецкой слободой, и здесь ухаживать за пациентами и обучать 50 студентов анатомии и хирургии.”(14)
С 1705 года Н. Бидлоо обосновывается в Москве в Немецкой слободе, где он с семьей снимает квартиру у вдовы лекаря Генина.(15) Здесь он начинает постепенно проявлять свои творческие дарования.
До недавнего времени в историко-архитектурной литературе деятельность бывшего личного врача Петра вызывала неоднозначные и весьма осторожные оценки. Восторги дореволюционных историков сменились критикой и фактологией. С одной стороны новые архивные документы позволили установить степень реального участия Н. Бидлоо в реконструкции Головинской усадьбы(16), с другой его изначальный архитектурный непрофессионализм настораживал исследователей и не позволял серьезно относиться к его архитектурным работам. Ситуация существенно изменилась после публикации Лейденским университетом коллекции рисунков, собственноручно выполненных Николаасом Бидлоо и сопровожденных им же написанным “Очерком” и пояснениями.(17)
Она представляет несомненный интерес для историка архитектуры, что подтверждает сам автор рисунков: “Его Величество пожаловал мне маленький участок земли рядом с садом госпиталя, где я создал для себя сад и прелестною деревенскую жизнь, потворствуя в этом моим врожденным вкусам. И, как только этот сад, достаточно маленький, был удачно вписан в соответствующую географическую ситуацию, так прелестно посажен и выращен, он смог понравиться Его Императорскому Величеству настолько сильно, что я был почтен частыми визитами монарха, который приезжал сюда и при мне и в мое отсутствие. В моих тяжелых и многообразных обязанностях, он был моим наилучшим отдыхом и прекрасно способствовал моим занятиям и делам, которым я предавался здесь в уединении. Я решил нарисовать этот очень дорогой мне приют отшельника (hermitage), так чтобы, благодаря этим видам, где бы я не был, я смог бы представить себе место, которое доставило мне столько удовольствия.”
На 18 листах размером приблизительно 25 на 50 см Бидлоо изобразил виды своей усадьбы и сопроводил их пространным “Очерком , объясняющим рисунки на память своим детям и семье”. Изображения сделаны уверенной рукой пером с тонировкой кистью и свидетельствуют о явном навыке автора в рисовании пейзажа, архитектуры и жанровых сцен. Бидлоо умел строить перспективу с различных точек зрения - общий вид усадьбы изображен по традиции XVII века с “птичьего полета” (BPL 2727 - 4), а виды отдельных участков и интерьеры дома - с высоты человеческого роста (BPL 2727 - 5-20). Он владел воздушной перспективой, что особенно заметно в пейзажных рисунках - “Виде моего сада и соседнего госпиталя” (BPL 2727 - 5), “Виде на пахотную землю от малых ворот, которые рядом с домом” (BPL 2727 - 6) и “Виде на летний домик на Яузе с террасами” (BPL 2727 - 11) и обладал хорошим чувством композиции, так как каждый из его листов продуман, уравновешен, всегда имеет главный изобразительный мотив, подчиняющий себе все второстепенные детали. Сам директор московского госпиталя, относился к своим творческим способностям серьезно, считая их не менее существенная стороной жизни, своего рода второй ипостасью земного бытия. ” Мою жизнь и честь я посвятил практической медицине, - написал Бидлоо в “Очерке”, - а для удовольствия и отвлечения я обращался к различным искусствам и наукам, таким как живопись, рисование, музыка, математическая геометрия, архитектура и т.д., а также некоторым умозрительным, философским интересам, но среди всего этого я, со времен моей юности, не желаю ни чего большего чем удовольствия и радости деревенской жизни.”
Виды своей усадьбы Н. Бидлоо вероятнее всего создал и описал после смерти Петра I, то есть между 1725 и 1735 годами. Архивных и мемуарных сведений об этой усадьбе чрезвычайно мало. Но есть все основания считать, что она действительно существовала.
В 1907 году историк Московского Военного госпиталя А. Н. Алелеков опубликовал архивный документ от 8 марта 1710 года, который содержал просьбу Н. Бидлоо к царю: “Державнейший царь, Государь милостивейший. Работал я у тебе Великому государю в дохтурах со всякой верностию, а двора у меня загородного нет, а подле гошпитального двора к Семеновской слободке земля лежит впусте, не кому под строение не отдана. Всемилостивейший государь, прошу той земли мне дать под загородный двор ... впредь для владения.”(18) Петр, находившийся в это время в Воронеже, прислал указ в Монастырский приказ о предоставлении во владение “доктору, его жене и детям” просимого участка и разрешении “всякого строения, какое ему надлежит строить”.(19) Этим явные свидетельства об усадьбе исчерпываются. Однако, ряд косвенных фактов позволяет продолжить гипотетическую реконструкцию ее истории.
В “Книге записной указом Его Императорского Величества 1722 году” среди различных указаний Петра по поводу благоустройства Головинского сада есть одна фраза - “зделать такой прудок (и с каменной стенкою вместо деревянной) какой у вас в огороде (подчеркнуто мной - А.А.), где Эхо дает.”(20) Император указал на образец, который ему понравился в саду Бидлоо. Этот пруд изображен на рисунке BPL 2727 - 14 “Вид большого водоема от реки к триумфальной арке”. Он имел форму латинского креста и был оформлен с торцевой стороны подпорной стенкой с колоннами и нишами. Скорее всего он и послужил образцом для “крестового пруда”, устроенного в Головинском саду.(21)
В своем ответе Петру на указания по поводу устройства Головинского сада, сам Бидлоо, в декабре 1722 года(22), писал о посещении императором его “малого Эрмитажа”(подчеркнуто мной - А. А.) и беседе о реконструкции усадьбы, которой , как пишет Бергхольц: “... император в свое отсутствие поручил заняться доктору Бидлоо”(23). Следовательно, в 1722 году усадьба существовала, нравилась Петру I и даже служила образцом для подражания, а ее хозяин вполне устраивал как архитектор.
Историк Я. А. Чистович опубликовал письмо Бидлоо к Петру от января 1718 года с просьбой о материальной помощи в связи с “пожарным разорением”, в результате которого “все ... пожитки до последней рубашки и в погребах в конец погибли”.(24) Трудно сказать, о каком местожительстве врача здесь идет речь, так как неизвестно жил ли он зимой в своем загородном доме. Бергхольц пишет в дневнике о переезде на дачу в летнее время голштинского принца как о событии обиходном(25) и рассказывает, что многие иностранцы и русские летом живут в загородных имениях, главной частью которых является сад.(26) Так, в усадьбе купца Рота, где “дом, в котором владелец живет летом (подчеркнуто мной - А.А.) красив, удобен и стоит на таком прекрасном месте, что лучшей дачи и желать нельзя. (...) Позади дома расположен хороший сад ( с прекрасным прудом ), который разбит пленными шведскими офицерами ...”.(27)
Бидлоо с семьей мог жить в своем “Эрмитаже”, как и все только в летний период. Во всяком случае, камер - юнкер сообщает, что вечеринка 17 сентября 1722 года, по случаю именин старшей падчерицы врача, проходила у него дома в Немецкой слободе.(28) В это время уже было холодно, мог выпасть снег и жить на даче становилось не уютно.(29)
Бергхольц несколько раз сообщает в своих записках о встречах с “доктором Бидлоо” и о событиях в которых директор госпиталя принимал участие. В 1722 году о нем пять заметок. 24 апреля, отправляясь на праздник и проходя через Головинский сад, он отметил производящиеся там работы, которые происходили “под надзором доктора Бидлоо”.(30) 6 сентября Бидлоо посетил музыкальный вечер в доме тайного советника Бассевича, который устраивал голштинский принц и подарил музыкантам ноты.(31) 31 октября 1722 года Бергхольц опять видел Головинский сад и наблюдал за проводимыми там работами “которыми император в свое отсутствие поручил заняться доктору Бидлоо. Это будет прекрасный сад со многими фонтанами и каскадами. для которого в прошедшее лето положено уже хорошее основание”. Далее он отметил: “Проезжая от туда назад, мы мимоходом осмотрели место, где доктор Бидлоо в будущем году начнет строить большой каменный лазарет.”(32) Заметим, ни слова об усадьбе. Правда, он располагалась за территорией госпиталя и была не по пути любознательному немцу. Наконец, 11 декабря принц посылает Бергхольца именно к Бидлоо, осведомиться о точной дате приезда императора в Москву.(33)
В следующем 1723 году - о Бидлоо всего два замечания. 6 января и 25 февраля у него в гостях в Немецкой слободе был Петр I.(34) В 1724 году камер-юнкер, описывая гуляние 1 мая в Семеновской роще, отмечает беседу императора с врачом и подношение Бидлоо и его домочадцами кофе и конфет императрице.(35)
Записки Бергхольца свидетельствуют об особом характере отношений врача и Петра I. Они подтверждают разносторонние дарования Н. Бидлоо и дают ему лестную характеристику.(36) Фиксируют пребывание голландца с семьей в Немецкой слободе и полностью умалчивают о его загородном доме. Возможно, отношения Бидлоо с двором голштинского принца были отдаленными и прохладными.
Так как же выглядел “приют отшельника” директора первого московского госпиталя?
На первом рисунке Бидлоо изобразил “План своего сада”.(37) Усадьба располагалась на прямоугольном участке левого берега Яузы, слева от госпиталя, между рекой и Лефортовской слободой. Она объединяла в один комплекс хозяйственную и жилую зоны, имела две главные композиционные оси: центральную продольную аллею, идущую от Солдатской слободы к берегу Яузы, и поперечную, связывающую малые и парадные ворота, обращенные к госпиталю. Бидлоо поместил на этом листе подробную экспликацию, единую для всех рисунков. Соединение в одном комплексе хозяйственной, жилой и развлекательной зон, типично для загородных бюргерских усадеб Западной Европы.(38) Об этом пишет и сам Бидлоо: “Мое искусство и наука полезны и тем и другим. Одно есть рассуждения, наблюдения, идеи, другое - украшение, напоминающее о прошлом. Все это может успешно поддерживать умение хозяйствовать, так успешно и существенно в человеческой жизни, созданной самим Богом, соединяя пропитание с удовольствием, а данный нам вкус, будучи врожденным практически у всех людей, от дворянина до фермера, располагает нас к жизни в деревне.”(39)
Второй рисунок воспроизводит вид усадьбы в перспективе с птичьего полета.(40) В композиции усадьбы отсутствует принцип жесткого соподчинения - коттедж хозяина располагается в нижней левой части жилого ансамбля, на поперечной оси у малых ворот. Центральная ось, начинаясь от Солдатской слободы, заканчивается у реки своеобразным павильоном. Пространство сада организовано боскетами, образующими коридоры, залы, кабинеты и лабиринт, внутри которых устроены газоны, орнаментальные клумбы, фигурные водоемы с подпорными стенками, расставлены статуи, беседки и скамейки.
Третий рисунок изображает “Вид сада и соседнего госпиталя на фоне Немецкой слободы и Лефортовского дворца”.(41) Стилистика этого сооружения явно тяготеет к формам голландского классицизма. Известно, что деревянное здание госпиталя сгорело в 1721 году(42) и было выстроено заново на каменном фундаменте “как прежде было”.(43) Это прямоугольное в плане сооружение с пятигранным выступом в центре, увенчанном граненым куполом с люкарнами и золоченой статуей “Милосердия” - здесь располагалась больничная церковь “Обновления храма Воскресения Христова”- и небольшими ризалитами по краям фасада. Единственное средство архитектурного обогащения - пилястровый поэтажный ордер, которым оформлены выступающие части объема здания. Архитектурное решение госпиталя в полной мере соответствует раннему петербургскому стилю 1710-х годов.
На 12 рисунках запечатлены отдельные виды усадьбы.
Дом-коттедж был прост и функционален.(44) Он срублен из бревен, обшит только с парадной стороны, крыт тесом. Перед вестибюлем в доме устроена небольшая лоджия и пространственное крыльцо-портик тосканского ордера.
Планировка коттеджа незатейлива: в средней части расположен вестибюль, из которого осуществляется вход во все внутренние помещения - гостиную, спальню, кабинет, кухню и комнату прислуги. Убранство комнат(45) характерно для Голландии XVII века - гладкие, обшитые тесом стены, картины и шандалы на них, резная мебель, типичная для бюргерского интерьера; на кухне - огромный очаг и полки с посудой. Глядя на эти интерьеры, сделанные голландцем сообразно своим вкусам и национальным традициям быта, понимаешь в какой степени конкретными были про голландские вкусы Петра I.
Перед домом, через аллею, был устроен прелестный цветник с декоративными клумбами и скульптурой. В саду жили экзотические животные - павлины, олени и т. д.(46)
От портика открывался вид на триумфальные ворота, которыми Бидлоо оформил выход из усадьбы к госпиталю. Он установил в своей усадьбе те самые ворота, проект которых с приветствием и пояснительным текстом преподнес Петру I в 1709 году по случаю победы под Полтавой.(47)
От триумфальных ворот в перспективе главной поперечной аллеи слева виднелся портик хозяйского дома, а на переднем плане возникали виды двух парковых водоемов.(48)
Правый пруд имел форму квадрифолия, был вписан в центральное нишеобразное пространство лабиринта, образованного боскетами. Здесь стояла статуя богини Дианы.(49) Левый пруд был удлиненной формы, его торец декорировала подпорная стенка, над которой располагалась смотровая площадка.(50) С нее открывался вид на гладь водоема, Яузу и Немецкую слободу. Здесь, как видно на рисунке, могли устраиваться чаепития и другие увеселения.(51)
Рядом с этим прудом на берегу Яузы по оси центральной аллеи стояла уникальная по форме и конструкции беседка, которую Бидлоо называет летним домом или павильоном. Это крестообразное в плане строение, опиравшееся на одну опору и высоко поднятое на уровнем земли. Вероятно, такое положение постройки было связано с предохранением ее от весенних паводков. С четырех сторон ее оформляли открытые веранды, ко входу - со стороны главной аллеи вели ступени - террасы. Павильон явно предназначался для созерцания окрестных видов: панорамы реки, силуэта Немецкой слободы, Преображенского, Семеновского, а также ансамбля самого парка. Голландец изобразил в интерьере летнего домика женщину, сидящую за мольбертом, как бы намекая на это.(52) От павильона открывался вид на главную аллею усадьбы и часть парка, примыкающую к реке. Справа виднелся буленгрин, по периметру обсаженный отдельно стоящими деревьями. Слева - задний фасад хозяйского дома, с сильно выступающим объемом средней комнаты.(53)
На главной аллее в конце перед хозяйственным двором Бидлоо устроил круглую площадку, “окруженной прелестной оградой и очень высокими елями и липами, вокруг которых можно гулять.”(54) Она была непосредственно связана с пространством хозяйственного двора и возможно предназначалась для катания на лошадях - верхом и в колясках.(55)
За малыми воротами, вне усадьбы стояли на лугу овин и молотильня и открывался вид на панораму Семеновского.(56)
Перед нами усадебный ансамбль, возведенный профессиональным голландским врачом Николаем Бидлоо, который был приглашен в Россию Петром I и прожил здесь всю оставшуюся жизнь. Он умер в 1735 году и до последних дней возглавлял, организованный им госпиталь. Следовательно, с 1710 по 1735 гг. Бидлоо мог со своей семьей проводить свободное время в этой усадьбе.
Архитектурный стиль Бидлоо в полной мере отражал устойчивые реалии голландской архитектуры второй половины XVII столетия - ее приверженности классицистической палладианской линии и традициям французского садово-паркового искусства до ленотровского периода(57), приспособленным к масштабу бюргерского заказа. Анализ композиционных особенностей усадьбы Бидлоо и архитектурной стилистики, спроектированных им сооружений позволяет признать творческие дарования голландского врача и вслед за Пером I поставить его в один ряд с практиковавшими тогда зодчими.
Коллекция рисунков Бидлоо расширияет представления о событиях московской архитектурной практики Петровской поры и дает новый материал для дальнейших исследований вкусовых и эстетических предпочтений, проявлявшихся в сфере архитектурного заказа в 1700 - 1720-е годы.
В заключении - слова Николааса Бидлоо, свидетельствующие о том сколь большое значение придавал автор искусству садов: “Мы не видим монархов, отрекающихся от трона, консулов и генералов, отказывающихся от своего знатного положения, весьма образованных и мудрых людей, бросающих свою беспокойную жизнь и свои достижения, т. к. это выглядит не практично и не умно, но более разумным представляется мне искать отдых от всех этих забот в деревне - вот одно из главных доказательств необходимости садов.”(58)
Рихтер В. История медицины в России. Т. 3, М., 1820, стр. 96-102; Чистович Я.А. История медицинских школ в России. СП б., 1883, стр. 51-60; Алелеков А. Н. История Московского военного госпиталя в связи с историей медицины в России. М., 1907, стр. 13-159; Мирский М.Б. Медицина в России. XVI-XIX века. М., 1996, стр. 21-26; Яровинский М.Я. Здравоохранение Москвы. 1581-2000 гг. М., 1988, стр. 12-13; Орбин Н.А. Н. Бидлоо и его наставления. // Бидлоо Н.Л. Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре. Пер. с лат. к. фил. А.А. Содомора. М., 1978, стр. 370-461.
Рихтер А. История медицины в России. Т. 3, М., 1820, стр. 100.
Алелеков А. Н. История Московского военного госпиталя в связи с историей медицины в России. М., 1907, стр. 76-77.
Исторический очерк и обзор фондов рукописного отдела библиотеки Академии наук. Вып. 1, М.-Л., 1956, стр. 419.5
О спектаклях в московском госпитале несколько раз сообщает Ф.В. Бергхольц - Дневник камер-юнкера Ф. В. Бергхольца. Ч. 2. М., 1902, стр. 247; Там же, ч. 3, М., 1903, стр. 7.
О пьесах, написанных учениками госпиталя см.: Пьесы школьных театров Москвы. Ранняя русская драматургия (XVII - первая половина XVIII в.). М., 1974, стр. 256-313, 506-513.
Дневник камер-юнкера Ф. В. Бергхольца. Ч. 2. М., 1902, стр. 195.
Новые сведения о голландском периоде жизни Н. Бидлоо были введены в научный оборот сотрудником Лейденского университета Д. Виллимзе см.: Willimse David. The un known Drawings of Nicholas Bidloo, Director of the First Hospital in Russia. Voorburg, 1975, p. 11-25.
ГБЛ, отдел рукописей, ф. 344, № 440, л. 1. ( Дело о приеме доктора Бидлоо, бывшего потом архиатером и основателем госпиталя, 1702 февраля 13)
Голландская поэтесса Катерина Лескалле посвятила Бидлоо три стихотворения, в которых восхваляла его талант художника. См.: Willimse David. The un known Drawings of Nicholas Bidloo, Director of the First Hospital in Russia. Voorburg, 1975, p. 23.
ГБЛ, отдел рукописей, ф. 344, № 440, л.. ( Дело о приеме доктора Бидлоо, бывшего потом архиатером и основателем госпиталя, 1702 февраля 13)
Эти слова Н. Бидлоо написал в своем “Очерке, поясняющем рисунки моим детям и семье”. -См.: Willimse David. The un known Drawings of Nicholas Bidloo, Director of the First Hospital in Russia. Voorburg, 1975, BPL 2727 - 1,2.
Орбин Н.А. Н.Бидлоо и его наставления. // Бидлоо Н.Л. Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре. Пер. с лат. к. фил. А.А. Содомора. М., 1978, стр. 392.
Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы. Т. 1, М., 1956, стр. 221-222, 372; Дубяго Е. Б. Регулярные сады и парки. Л., 1963, стр. 282-286; Евангулова О. С. Дворцово-парковые ансамбли Москвы первой половины XVIII века. М., 1969, стр. 37-39, 107-109.
Впервые три оригинала из этой коллекции, хранящейся в архиве библиотеки Лейденского университета, экспонировались в России в 1989 году на выставке “Голландцы и Русские. 1600-1917. Из истории отношений между Россией и Голландией см.: каталог выставки “Голландцы и Русские. 1600-1917. Из истории отношений между Россией и Голландией.” ГМИИ им. А. С. Пушкина. М.,1989, стр. 87, 88. До этого в 1979 году историками отечественной медицины был опубликован перевод рукописного труда Н. Бидлоо “Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре” - см.: Бидлоо Н.Л. Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре. Пер. с лат. к. фил. А.А. Содомора. М., 1978. Издание иллюстрировали репродукции четырех рисунков автора, которые были сделаны с факсимильного голландского издания “The unknown drawings of Nicholas Bidloo, director of the first hospital in Russia’’ составленного сотрудником Лейденского университета Давидом Виллимзе - Willimse David. The unknnown Drawings of Nicholas Bidloo, Director of the First Hospital in Russia. Voorburg, 1975.
Автор факсимильной публикации сообщил в предисловии, что коллекцию рисунков Николая Бидлоо подарила университету в 1966 году одна американская семья, предки которой были выходцами из Голландии. Однако, история ее более, чем двухсотлетнего, бытования осталась на сегодняшний день практически не известной.
Алелеков А. Н. Указ соч., стр. 101. К сожалению автор не дает отсылок на архив, в котором он нашел этот документ и только перечисляет все архивы и фонды, которыми он пользовался: московское отделение Архива Главного штаба, московский Архив Печатного двора, Архив Межевой канцелярии, Архив Министерства Юстиции см.: Алелеков А. Н. Указ соч., стр. IX.
Алелеков А. Н. Указ соч., стр. 102. Скорее всего данные документы хранятся в РГАДА в фондах Архива Министерства Юстиции, куда перешли дела монастырского приказа.
Письмо Н. Бидлоо от декабря 1722 года. РО БАН 1.1.21. Р. 1167, лл.1,2.
Бергхольц Ф. В. Указ соч. Ч. 2, стр. 214.
Чистович А. Я. Указ соч., стр. XXX. Исследователь не указывает архив, в котором хранился этот документ.
Поиски дачи для принца начались 17 мая, а переезд произошел 29 июня. Бергхольц Ф. В. Указ соч., ч. 2, стр. 154-171.
В 1722 году 8 сентября “начало морозить”, а 9 - выпал снег. Голштинский принц переехал в Немецкую слободу 28 сентября. - См.: Там же, стр. стр. 190, 191, 196.
Willimse David. Op. cit., BPL 2727 - 3.
Wendel Tassilo. Gartenkunst im Spiegel der Zeit. Leipzig, 1985, s. 132-133.
Исторический очерк и обзор фондов рукописного отдела библиотеки Академии наук. Вып. 1, М.-Л., 1956, стр. 419.
Категории:
- Астрономии
- Банковскому делу
- ОБЖ
- Биологии
- Бухучету и аудиту
- Военному делу
- Географии
- Праву
- Гражданскому праву
- Иностранным языкам
- Истории
- Коммуникации и связи
- Информатике
- Культурологии
- Литературе
- Маркетингу
- Математике
- Медицине
- Международным отношениям
- Менеджменту
- Педагогике
- Политологии
- Психологии
- Радиоэлектронике
- Религии и мифологии
- Сельскому хозяйству
- Социологии
- Строительству
- Технике
- Транспорту
- Туризму
- Физике
- Физкультуре
- Философии
- Химии
- Экологии
- Экономике
- Кулинарии
Подобное:
- Петропавловская крепость: исторический миф и градостроительная реальность
Аронова А. А. Петровский Петербург почти не сохранился. Он известен главным образом по гравюрам и рисункам современников, а также по цело
- О художественном мире "Симфонических танцев" С. В. Рахманинова
О художественном мире "Симфонических танцев" С. В. Рахманинова Грачев В. Н. Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся. Вдруг, во мг
- Музыкальные символы России
Грачев В. Н. «Гимн есть воздаваемое Богу благословение за дарованные нам блага». Григорий Нисский. Слово гимн (от греч. петь хвалебную пес
- Проблемы обучения детей церковному пению
Печенкин Г. Б. В начале 90-х годов этого столетия, в связи с различными политическими переменами в нашей стране начала возраждаться литург
- Славильные песни Русского Средневековья (Х-ХVII вв.)
Грачев В. Н. В Киевской Руси еще до принятия христианства существовала традиция исполнения славословий (в том числе — вокальных) в адрес
- Рахманинов - известный и неизвестный
Cвящ. Пафнутий Жуков В 2000 году испанский тенор Хосе Каррерас, выздоровевший от лейкемии, специально приехал в Москву для того, чтобы побл
- Слово в защиту народности церковного пения
Печенкин Г. Б. В настоящее время, среди исследователей русского церковного знаменного пения, а также и исполнителей оного, бытует следую