Скачать

Реформы Александра Первого

МОСКОВСКАЯ АКАДЕМИЯ МВД РОССИИ

КАФЕДРА ИСТОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА

РЕФЕРАТ по ТЕМЕ :

Государственно-правовые реформы Александра I.

ВЫПОЛНИЛ: Слушатель 3-го курса 311 учебной группы

заочной формы обучения

МА МВД России

лейтенантюстиции

Трофимов А.А.

МОСКВА 2001г

Государственно-правовые реформы Александра I.

Воспитание и взгляды молодого Александра I и юного Павла были во многом схожи. Как и отец, Александр был воспитан в духе идей Просвещения об «истинной», «законной» монар­хии. Его наставником с 1783 г. был швейцарец Ф.-Ц. де Лагарп, профессиональный юрист, последователь энциклопедистов. Для Александра Лагарп был не просто учителем, но и нравственным авторитетом. Документы свидетельствуют, что взгляды Алек­сандра в юности носили довольно радикальный характер: он симпатизировал Французской революции и республиканской форме правления, осуждал наследственную монархию, крепо­стное право, процветавшие при петербургском дворе фавори­тизм и взяточничество. Есть основания полагать, что сама придворная жизнь с ее интригами, вся закулисная сторона «большой политики», которые Александр мог близко наблюдать еще при жизни Екатерины, вызывали у него негодование, чувство отвращения к политике как таковой, желание не при­нимать в ней участия. Так же относился он и к слухам о замысле Екатерины передать ему престол в обход Павла:

«Если верно, что хотят посягнуть на права отца моего, то я сумею уклониться от такой несправедливости. Мы с женой спасемся в Америку, будем там свободны и счастливы, и про нас больше не услышат».

И позднее, уже, как кажется, смирившись с необходимостью царствовать, он писал:

«Но когда же придет мой черед, тогда нужно будет трудиться над тем, постепенно, разумеется, чтобы создать народное представительство, которое будучи направляемо, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы и я... удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и до­вольный, видя процветание своего отечества, и наслаждался бы им».

Цит. по: Лихоткин Г. А. Сильвен Марешаль и «За­вещание Екатерины I I». Л., 1974. С. 12.

Таким образом, в отличие от Павла I Александр, вступая на российский престол, не был, видимо, особенно властолюбив и еще не успел отказаться от идеалов молодости (ему было в это время 23 года). Сквозь призму этих идеалов смотрел он и на действия отца, совершенно не сочувствуя ни его целям, ни методам. В 1797 г. он писал своему учителю Лагарпу:

«Мой отец, вступив на престол, захотел все реформировать... Все сразу же было перевернуто с ног на голову. Это только увеличило беспорядок, и без того в слишком сильной степени царивший в делах. <...> Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами; есть только абсолютная власть, которая творит все без разбора. <...> мое несчастное отечество находится в положении, не поддаю­щемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены».

Цит. по: Сафонов М. М. Проблема реформ в пра­вительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1988. С. 48-49.

В этом же письме Александр сообщает и об изменении своих планов: сначала осуществить революцию, которая «была бы произведена законной властью», а уж затем удалиться от дел.

Еще в середине 90-х годов вокруг Александра сложился небольшой кружок единомышленников. Это были, во-первых, В. П. Кочубей — племянник екатерининского канцлера графа А. А. Безбородко, во-вторых, князь А. А. Чарторыйский — бо­гатый польский вельможа на русской службе, затем граф А. С. Строганов — сын одного из самых богатых и знатных людей того времени и, наконец, Н. Н. Новосильцев — двою­родный брат Строганова. В этом кружке «молодых друзей» обсуждались пороки Павловского царствования и строились планы на будущее.

Следует, однако, заметить, что жизненный опыт Алексан­дра и членов его кружка был очень различен. Так, Строганов и Кочубей были свидетелями событий в революционной Франции. Первый находился там в самом начале революции со своим гувернером Жильбером Роммом, посещал заседания На­ционального собрания, стал якобинцем и был силой возвращен домой в 1790 г. Второй попал во Францию уже в 1791—1792 гг. после нескольких лет жизни за границей и, в частности, в Англии, где он изучал английскую государственную систему. По возвращении в Россию Кочубей получил назначение послом в Константинополь, где провел еще пять лет. С образователь­ными целями побывал в Англии и князь Адам Чарторыйский, у которого имелся также опыт совсем иного рода: он сражался против России во время второго раздела Польши. Самым стар­шим из участников этого кружка был Н. Н. Новосильцев — ко времени воцарения Александра в 1801 г. ему уже испол­нилось 40 лет. Что же касается Александра, его жизненный опыт ограничивался лишь знанием петербургского двора и негативным восприятием царствования сперва бабки, а затем и отца. В беседах с членами кружка Александр восхищался революционной Францией и выражал наивную веру в возмож­ность создания «истинной монархии» путем преобразований сверху. «Молодые друзья» были настроены более скептически и реалистично, но не разочаровывали великого князя, надеясь извлечь из своего положения определенные выгоды.

Историки много спорили о том, насколько Александр был посвящен в планы заговорщиков против Павла I и, следова­тельно, насколько он повинен в его гибели. Сохранившиеся косвенные свидетельства указывают на то, что скорее всего Александр надеялся, что Павла удастся убедить отречься от престола в его пользу и, таким образом, переворот будет за­конным и бескровным. Свершенное убийство Павла поставило молодого императора совсем в иную ситуацию. С его чувстви­тельностью, романтической верой в справедливость и закон­ность он не мог не воспринять происшедшее как трагедию, омрачившую самое начало его царствования. При этом, если бы Александр получил власть законным путем, руки у него были бы в достаточной степени развязаны. Теперь же он оказался в зависимости от тех, кто преступлением добыл ему трон и кто постоянно оказывал на него давление, напоминая о возможности нового переворота. К тому же за спиной у заговорщиков стояла партия старых екатерининских вельмож («екатерининские старики», как их называли) — влиятельная, многочисленная, с сильными семейными связями. Главным Для этих людей было сохранение прежних порядков, и неслучайно в манифесте Александра! о восшествии на престол он обещал «управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великия».

И действительно, первые указы императора подтверждали это обещание. Уже 13—15 марта 1801 г. были изданы пове­ления о выдаче указов об отставке всем уволенным с военной или гражданской службы без суда, амнистированы члены Смо­ленского кружка, которым возвращены чины и дворянство;

15 марта была объявлена амнистия политическим заключен­ным и беглецам, укрывшимся за границей, снят запрет на ввоз различных промышленных товаров; 31 марта — отменен запрет на деятельность частных типографий и ввоз из-за гра­ницы книг. Наконец, 2 апреля император огласил в Сенате пять манифестов, восстанавливавших в полном объеме дейст­вие жалованных грамот дворянству и городам. Одновременно было объявлено о ликвидации Тайной экспедиции Сената и передаче следствия по политическим делам в учреждения, ведавшие уголовным судопроизводством. Один из манифестов 2 апреля был адресован крестьянам; в нем обещалось не уве­личивать налоги и разрешался вывоз сельскохозяйственных продуктов за границу.

Казалось бы, «старики» должны быть довольны, но реаль­ный смысл манифестов оказался шире простого восстановления екатерининских порядков. Например, изъятие политических дел из непосредственного ведения государя воспринималось в принципе как ограничение его власти. В этом обнаруживалась вторая (не менее существенная, чем первая) цель заговорщи­ков: создать такую государственную систему, которая законо­дательно ограничила бы права любого деспота-государя в поль­зу верхушки аристократии. Контроль за деятельностью монарха, создание механизма, предохраняющего от деспоти­ческих тенденций, вполне отвечали и убеждениям Александра, и потому 5 апреля 1801 г. появился указ о создании Непре­менного совета — законосовещательного органа при государе.

В самом факте создания подобного Совета ничего принци­пиально нового не было: острая необходимость в таком органе ощущалась всеми императорами и императрицами после Пет­ра I. Сперва в царствование Екатерины I и Петра II сущест­вовал Верховный тайный совет, при Анне Иоанновне — Ка­бинет министров, при Елизавете Петровне — Конференция при высочайшем дворе, при Екатерине II — Императорский совет. Однако значение всех этих органов было различным и, что важно, их юридический статус и права не закреплялись обычно в законах. Иначе обстояло дело с Непременным советом. Хотя верховная власть в стране продолжала полностью оставаться в руках государя и за ним сохранялось право издавать законы без согласования с Советом, члены Совета получали возмож­ность следить за деятельностью монарха и подавать представ­ления, т. е. по существу опротестовывать те действия или указы императора, с которыми они были не согласны. Как верно заметил историк М. М. Сафонов, «реальная же роль Совета в управлении страной должна была определиться в зависимости от того, как на практике сложатся взаимоотно­шения членов Совета и монарха» (Сафонов М. М. Указ. соч. С. 82).

Однако помимо взаимоотношений важно было и отношение государя к Совету — насколько серьезно он его воспринимал и насколько собирался с ним считаться. Александр, еще не успевший к этому времени в полной мере научиться лукавству, в котором его стали обвинять позднее, собирался выполнить свои обязательства в точности, и, как показало дальнейшее развитие событий, это была его ошибка. Что же касается взаимоотношений с Советом, то они, в свою очередь, зависели от состава этого органа власти.

Первоначально Совет состоял из 12 человек, преимущест­венно руководителей важнейших государственных учрежде­ний. Это были генерал-прокурор Сената, министр коммерции, государственный казначей, главы Военной и Адмиралтейств-коллегий, военный губернатор Петербурга. Помимо них в Совет вошли доверенные лица императора и главнейшие участники заговора против Павла. В основном все это были люди, сде­лавшие карьеры еще в предыдущие царствования, представи­тели высшей аристократии и бюрократии — те, от кого пона­чалу Александр I зависел в наибольшей степени. Однако такой состав Совета давал надежду избавиться от этой зависимости, потому что екатерининские вельможи оказались там рядом с павловскими, а они не могли не соревноваться между собой за влияние на императора. Довольно быстро государь научился использовать эту ситуацию в своих интересах. Один из мему­аристов вспоминал, как однажды Александр спросил у него, обратил ли он внимание на выражение лиц только что вы­шедших из его кабинета членов Совета А. А. Беклешова и Д. П. Трощинского:

« Не правда ли, что они похожи были на вареных раков? —продолжал император. — Они, без сомнения, по опытности своей, в Делах знающие более всех прочих государственных чиновников, но между ними есть зависть; я приметил это, потому что когда один из них объясняет какое-либо дело, кажется, нельзя лучше; лишь только оное коснется для приведения в исполнение до другого, тот совершенно опровергает мнение первого, тоже на самых ясных, кажется, доказа­тельствах. По неопытности моей в делах я находился в большом затруднении... Я приказал, чтобы... они приходили с докладом ко мне оба вместе и позволяю спорить при себе, сколько им угодно, а из сего извлекаю для себя пользу».

Цит. по: Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 73.

При подобной расстановке сил молодой император мог на­деяться найти среди членов Совета и сторонников более ши­роких реформ, однако разрабатывать план этих реформ он собирался со своими «молодыми друзьями». Основную цель перемен Александр видел в создании конституции, гаранти­рующей его подданным права гражданина, аналогичные сфор­мулированным в знаменитой французской «Декларации прав человека и гражданина». Он, однако, соглашался с мнением, что первоначально следует таким образом реформировать си­стему управления, чтобы гарантировать права собственности.

Между тем, не дожидаясь, когда план реформ будет создан, в мае 1801 г. Александр внес на рассмотрение Непременного совета проект указа о запрещении продажи крепостных без земли. По мысли императора, этот указ должен был стать первым шагом к ликвидации крепостного права. За ним на­мечался следующий — разрешение покупки населенных зе­мель не дворянам с условием, что живущие на этих землях крестьяне будут становиться вольными. Когда в результате появилось бы некоторое количество вольных крестьян, подо­бный порядок продажи земли планировалось распространить и на дворян. Таким образом, замысел Александра был сходен с планом, существовавшим в свое время у Екатерины II (см. главу 6), о чем он скорее всего не знал. При этом император был достаточно осторожен и не раскрывал всех деталей даже самым близким ему людям, но уже на первом этапе ему при­шлось столкнуться с бешеным сопротивлением крепостников.

Не отклонив в принципе предложение императора, что было бы с их стороны попросту невежливо, члены Совета, однако, довольно твердо дали ему понять, что принятие по­добного указа может вызвать как брожение среди крестьянства, так и серьезное недовольство дворян. Совет полагал, что вве­дение подобной меры должно быть включено в систему законов о правах владельцев имений, которую следует разрабатывать.

Иначе говоря, предлагалось отсрочить принятие указа на не­определенный срок. Показательно, что с этим мнением Совета согласились и «молодые друзья» Александра — Строганов и Кочубей. Однако царь не сдался и самолично явился на засе­дание Совета, чтобы защитить свой проект. Состоялась бурная дискуссия, в которой императора поддержал лишь один из членов Совета. Александр, надеявшийся на просвещенность дворянства, подобной реакции, видимо, не ожидал и вынужден был отступить. Единственным результатом этой его попытки ограничить крепостничество стал запрет печатать объявления о продаже крепостных в газетах, который уже вскоре поме­щики научились легко обходить.

Важнейшим следствием неудачи Александра в попытке ре­шения крестьянского вопроса было окончательное перенесение подготовки реформ в кружок «молодых друзей», причем он согласился с их мнением, что работа эта должна вестись втайне, дабы не вызвать излишних кривотолков, а главное, кресть­янских волнений, постоянно возникавших при распростране­нии слухов об изменении законов. Так был создан Негласный комитет, в который вошли Строганов, Кочубей, Чарторыйский, Новосильцев, а позднее и старый екатерининский вельможа граф А. Р. Воронцов.

Уже на первом заседании Негласного комитета выяснилось некоторое расхождение в представлениях о его задачах между императором и его друзьями, которые полагали, что начать надо прежде всего с изучения положения государства, затем осуществить реформу администрации и уж только тогда пе­рейти к созданию конституции. Александр, соглашаясь в прин­ципе с этим планом, желал поскорее заняться непосредственно третьим этапом.

Что же касается официального Непременного совета, то реальным итогом первых месяцев его работы стал проект «Все­милостивейшей грамоты. Российскому народу жалуемой», ко­торый предполагалось обнародовать в день коронации импе­ратора 15 сентября 1801 г. Грамота должна была вновь подтвердить все привилегии дворянства, мещанства и купе­чества, означенные в Жалованных грамотах 1785 г., а также общие для всех жителей страны права и гарантии частной собственности, личной безопасности, свободы слова, печати и совести. Специальная статья грамоты гарантировала неруши­мость этих прав. Одновременно с этим документом был под­готовлен новый проект по крестьянскому вопросу. Автором его стал последний фаворит Екатерины II и один из руководителей переворота 1801 г. П.А. Зубов. Согласно его проекту вновь (как и при Павле I) запрещалась продажа крестьян без земли и устанавливался порядок, по которому государство обязывалось выкупать крестьян у помещиков в случае необ­ходимости, а также оговаривались условия, по которым кре­стьяне могли выкупиться сами.

Третьим проектом, подготовленным к коронации, был про­ект реорганизации Сената. Документ готовился довольно долго, поэтому существовало несколько его вариантов. Суть всехихсводилась, однако, к тому, что Сенат должен был превратиться в орган верховного руководства страной, соединявший испол­нительные, судебные, контрольные и законосовещательные функции.

По существу, все три подготовленных к коронации акта в совокупности представляли собой единую программу превра­щения России в «истинную монархию», о которой мечтал Александр I, однако обсуждение их показало, что единомыш­ленников у царя практически не было. Помимо этого обсуж­дение проектов затруднялось постоянным соперничеством при­дворных группировок. Так, члены Негласного комитета решительно отвергли проект Зубова по крестьянскому вопросу как слишком радикальный и несвоевременный. Проект же реорганизации Сената вызвал в окружении царя целую бурю. «Молодые друзья» императора, объединившись с прибывшим в Россию Лагарпом, доказывали Александру невозможность и вредность какого-либо ограничения самодержавия. В письме к царю Лагарп писал:

«Во имя Вашего народа, государь, сохраните в неприкосновен­ности возложенную на Вас власть, которой Вы желаете воспользоваться только для его величайшего блага. Не дайте себя сбить с пути из-за того отвращения, которое внушает Вам неограниченная власть. Имейте мужество сохранить ее всецело и нераздельно до того момента, когда под Вашим руководством будут завершены необходимые работы и Вы сможете оставить за собой ровно столько власти, сколько необходимо для энергичного правительства».

Цит. по: Сафонов М. М. Указ. соч. С. 163.

Таким образом, люди из ближайшего окружения царя, те, на кого он возлагал свои надежды, оказались большими мо­нархистами, чем он сам. В результате единственным доку­ментом, опубликованным в день коронации, стал манифест, все содержание которого свелось к отмене рекрутского набора на текущий год и уплаты 25 копеек подушного сбора.

Почему же так случилось, что царь-реформатор фактически оказался в одиночестве, т. е. в ситуации, когда никакие серь­езные реформы были уже невозможны? Первая причина — та же, что и несколькими десятилетиями ранее, когда свой план реформ осуществляла Екатерина II: дворянство — главная опо­ра и гарант стабильности трона, а следовательно, и вообще политического режима — не желало поступиться и толикой своих привилегий, в защите которых готово было идти до конца. Когда после восстания Пугачева дворянство сплотилось вокруг императорского престола и Екатерина поняла, что пе­реворота ей можно не опасаться, она сумела осуществить ряд преобразований, решительных настолько, насколько это было возможно без опасения нарушить политическую стабильность. В начале XIX в. в крестьянском движении наметился опреде­ленный спад, что усилило позиции оппонентов Александра и давало им возможность пугать молодого царя крупными по­трясениями. Вторая важнейшая причина была связана с раз­очарованием значительной части образованных людей не толь­ко в России, но и во всей Европе в действенности идей Просвещения. Кровавые ужасы Французской революции стали для многих своего рода отрезвляющим холодным душем. Воз­никла боязнь, что какие-либо перемены, реформы, и в осо­бенности ведущие к ослаблению царской власти, могут в ко­нечном счете обернуться революцией.

Есть и еще один вопрос, который нельзя не задать: почему Александр I не решился в день своей коронации опубликовать хотя бы один из трех подготовленных документов — тот, о котором, как кажется, особых споров не было,— Грамоту Рос­сийскому народу? Вероятно, император сознавал, что Грамота, не будучи подкрепленной другими законодательными актами, осталась бы простой декларацией. Именно поэтому она и не вызывала возражений. Следовало или публиковать все три документа вместе, или не публиковать ничего. Александр из­брал второй путь, и это, конечно, было его поражением. Однако несомненным положительным итогом первых месяцев царст­вования стал приобретенный молодым императором полити­ческий опыт. Он смирился с необходимостью царствовать, но и планы реформ не оставил.

По возвращении из Москвы с коронационных торжеств на заседаниях Негласного комитета царь вновь вернулся к кре­стьянскому вопросу, настаивая на издании указа, запрещающего продавать крестьян без земли. Царь решился раскрыть и второй пункт плана — разрешить продажу населенных зе­мель недворянам. И вновь эти предложения вызвали резкие возражения «молодых друзей». На словах они полностью со­глашались с осуждением практики продажи крестьян без зем­ли, но по-прежнему пугали царя дворянским мятежом. Это был сильный аргумент, который не мог не подействовать. В результате и этот раунд реформаторских попыток Александра закончился минимальным результатом: 12 декабря 1801 г. появился указ, разрешавший недворянам покупать земли, но без крестьян. Таким образом, монополия дворянства на вла­дение землей была нарушена, но столь нечувствительно, что взрыва недовольства можно было не опасаться. Как отмечает М. М. Сафонов, это была «первая брешь в корпусе незыблемых дворянских привилегий».

Следующие шаги Александра I были связаны с реоргани­зацией государственного управления и соответствовали сло­жившейся в этой сфере практике предшествующих царство­ваний. В сентябре 1802 г. серией указов была создана система из восьми министерств: Военного, Военно-морского, Иностран­ных дел. Внутренних дел. Коммерции, Финансов, Народного просвещения и Юстиции, а также Государственного казначей­ства на правах министерства. Министры и главноуправляющие на правах министров образовывали Комитет министров, в котором каждый из них обязывался выносить на обсуждение свои всеподданнейшие доклады императору. Первоначально статус Комитета министров был неопределенным, и лишь в 1812 г. появился соответствующий документ.

Одновременно с созданием министерств была осуществлена и сенатская реформа. Указом о правах Сената он определялся как «верховное место империи», чья власть ограничивалась лишь властью императора. Министры должны были подавать в Сенат ежегодные отчеты, которые тот мог опротестовывать перед государем. Именно этот пункт, с восторгом встреченный верхушкой аристократии, уже через несколько месяцев стал причиной конфликта царя с Сенатом, когда была сделана попытка опротестовать доклад военного министра, уже утвер­жденный императором, причем речь шла об установлении сроков обязательной службы дворян, не выслуживших офи­церского чина. Сенат усмотрел в этом нарушение дворянских привилегий. В результате конфликта последовал указ от 21 марта 1803 г., запрещавший Сенату делать представления на вновь изданные законы. Таким образом Сенат был фактически низведен до прежнего положения. В 1805 г. он был вновь преобразован, на сей раз в чисто судебное учреждение с не­которыми административными функциями. Главным же ор­ганом управления стал, по сути, Комитет министров.

Инцидент с Сенатом в значительной мере предопределил дальнейшее развитие событий и планы императора. Превратив Сенат в представительный орган с широкими правами, Алек­сандр сделал то, от чего отказался годом раньше. Теперь он убедился, что исключительно дворянское представительство без правовых гарантий другим сословиям становится для него только преградой, добиться чего-либо можно, только сконцен­трировав всю власть в своих руках. По сути, Александр пошел по тому пути, на который с самого начала его толкали «мо­лодые друзья» и старый наставник Лагарп. По-видимому, к этому времени и сам император ощутил вкус власти, ему надоели постоянные поучения и нотации, непрекращающиеся споры его окружения, за которыми легко угадывалась борьба за власть и влияние. Так, в 1803 г. в споре с Г. Р. Державиным, бывшим в это время генерал-прокурором Сената, Александр произнес знаменательные слова, которые едва ли можно было услышать от него раньше: «Ты меня всегда хочешь учить, я гамодержавный государь и так хочу» (Державин Г. Р. Указ. соч. С. 465).

Начало 1803 г. ознаменовалось и некоторыми сдвигами в решении крестьянского вопроса. На сей раз инициатива ис­ходила из лагеря сановной аристократии от графа С. П. Ру­мянцева, пожелавшего отпустить своих крестьян на волю и просившего установить для этого законный порядок. Обраще­ние графа было использовано как предлог для издания 20 фев­раля 1803 г. Указа о свободных хлебопашцах:

«Указ его императорского величества самодержца всероссий­ского из Правительствующего Сената.

По именному его императорского величества высочайшему указу, данному Правительствующему Сенату минувшего февраля в 20-й деньзасобственноручным его величества подписанием, в котором изображено:

Действительный тайный советник граф Сергей Румянцев, изъявив желание некоторым из крепостных его крестьян при увольнении их /твердить в собственность продажею или на других добровольных условиях участки из принадлежащих ему земель, испрашивал, чтоб условия таковые, добровольно заключаемые, имели то же законное действие и силу, какое прочим крепостным обязательствам присвоено, и чтоб крестьяне, таким образом уволенные, могли оставаться в со­стоянии свободных земледельцев, не обязываясь входить в другой род жизни.

Находя, с одной стороны, что по силе существующих законов, как то: по манифесту 1775' и указу 12 декабря 1801² годов, увольнение крестьян и владение уволенным землею в собственность дозволено, а с другой, что утверждение таковое земель в собственность может во многих случаях представить помещикам разные выгоды и иметь по­лезное действие на ободрение земледелия и других частей государ­ственного хозяйства, мы считаем справедливым и полезным как ему, графу Румянцеву, так и всем, кто из помещиков последовать примеру его пожелает, распоряжение таковое дозволить; а дабы имело оно законную свою силу, находим нужным постановить следующее:

1) Если кто из помещиков пожелает отпустить благоприобретенных или родовых крестьян своих поодиночке или и целым селением на волю и вместе с тем утвердить им участок земли или целую дачу, то сделав с ними условия, какие по обоюдному согласию признаются лучшими, имеет представить их при прошении своем через губернского дворянского предводителя к министру внутренних дел для рассмотрения и представления нам; и если последует от нас решение, желанию его согласное, тогда предъявятся сии условия в Гражданской палате и запишутся у крепостных дел со взносом узаконенных пошлин.

2) Таковые условия, сделанные помещиком с его крестьянами и у крепостных дел записанные, сохраняются как крепостные обязательства свято и нерушимо. По смерти помещика законный его наследник, или наследники, вступает во все обязанности и права, в сих условиях означенные. <...>

4) Крестьяне и селения, от помещиков по таковым условиям с землею отпускаемые, если не пожелают войти в другие состояния, могут оставаться на собственных их землях земледельцами и сами по себе составляют особенное состояние свободных хлебопашцев.

5) Дворовые люди и крестьяне, кои доселе отпущаемы были лично на волю с обязательством избрать род жизни, могут в положенный законами срок вступить в сие состояние свободных земледельцев, если приобретут себе земли в собственность. Сие распространяется и на тех из них, кои находятся уже в других состояниях и перейти в земледельческое пожелают, приемля на себя и все обязанности оного».

Цит. по: Российское законодательство Х—ХХ вв. М., 1988. Т. 6. С. 32—33.

Примечания

¹ Манифест 17 марта 1775 г. разрешал отпущенным на волю крестьянам оставаться свободными и записываться в сословие мещан и купечества.

² Указ от 12 декабря 1801 г. разрешал недворянам покупку земли без крестьян.

КОММЕНТАРИИ

Начальная часть указа намеренно построена так, чтобы показать, что ини­циатива издания исходит от дворянства, отвечает его интересам и не противо­речит уже существующему законодательству. Действительно, получивший воль­ную крестьянин и прежде мог записаться в мещанство и после этого стать владельцем земли, но тогда он переставал быть земледельцем. Указом же 1803 г. фактически создавалась новая социальная категория свободных хлебо­пашцев, владеющих землей по праву частной собственности (этим они отличались от государственных крестьян). Условия, на которых должно было происходить освобождение, определялись взаимным договором крестьян с помещиком — оно могло быть как бесплатным, так и за выкуп. Отмечая полезность начинания Румянцева, царь пытался поощрить к этому и других помещиков.

Указ о свободных хлебопашцах имел важное идеологическое значение: в нем впервые утверждалась возможность освобож­дения крестьян с землей за выкуп. Это положение легло затем в основу реформы 1861 г. Одобряя намерения Румянцева, пра­вительство выражало и свое отношение к крестьянской про­блеме в целом. По всей видимости, Александр возлагал на указ большие надежды: ежегодно в его канцелярию подавались ведомости о числе крестьян, переведенных в эту категорию. Практическое применение указа должно было показать, на­сколько в действительности дворянство готово расстаться со своими привилегиями. Результаты обескураживали: по новей­шим данным, за все время действия указа было освобождено 111 829 душ мужского пола, т. е. примерно 2% всех крепостных.

Спустя год правительство сделало еще один шаг: 20 февраля 1804 г. появилось «Положение о лифляндских крестьянах». Ситуация с крестьянским вопросом в Прибалтике была не­сколько иной, чем в России, поскольку продажа крестьян без земли там была запрещена. Новое положение закрепляло ста­тус «дворохозяев» как пожизненных и наследственных арен­даторов земли и предоставляло им право выкупить свой уча­сток в собственность. Согласно положению «дворохозяева» освобождались от рекрутской повинности, а телесному нака­занию могли быть подвергнуты лишь по приговору суда. Вско­ре основные положения нового закона были распространены и на Эстляндию. Таким образом, в прибалтийской деревне создавался слой зажиточного крестьянства.

В октябре 1804 г. здесь было введено указом еще одно новшество: выходцам из купечества, дослужившимся до чина 8 класса, разрешалось покупать населенные земли и владеть ими на основе договора с крестьянами. Иначе говоря, куплен­ные таким образом крестьяне переставали быть крепостными и становились вольными. Это был как бы усеченный вариант первоначальной программы ликвидации крепостного права. Однако такими полумерами конечная цель не могла быть достигнута. Говоря о попытках решения крестьянского вопроса в первые годы царствования Александра I, следует упомянуть и о том, что в это время прекратилась практика пожалования государственных крестьян помещикам. Правда, около 350 тыс. казенных крестьян были переданы во временную аренду.

Наряду с попытками решить важнейшие вопросы жизни России правительство Александра I осуществило крупные ре­формы в сфере народного образования. 24 января 1803 г. царь утвердил новое положение об устройстве учебных заведений. Территория России была разделена на шесть учебных округов, в которых создавались четыре разряда учебных заведений:

приходские, уездные, губернские училища, а также гимназии и университеты. Предполагалось, что все эти учебные заведе­ния будут пользоваться единообразными учебными програм­мами, а университет в каждом учебном округе — представлять собой высшую ступень образования. Если до этого в России существовал лишь один университет — Московский, основан­ный в 1755 г., то в 1802 г. был восстановлен Дерптский уни­верситет (ныне Тартуский университет в Эстонии), а в 1803 г. — открыт университет на базе существовавшей еще с XVI в. Главной школы Великого княжества Литовского в Вильно (ныне столица Литвы г. Вильнюс). В 1804 г. были основаны Харьковский и Казанский университеты. Тогда же был открыт Педагогический институт в Петербурге, позднее переименованный в Главный педагогический институт, а с 1819 г. преобразованный в университет. Помимо этого откры­вались привилегированные учебньк заведения: в 1805 г. — Демидовский лицей в Ярославле, а в 1811 г. — знаменитый Царскосельский лицей, среди первых воспитанников которого был А. С. Пушкин. Были созданы и специализированные вы­сшие учебные заведения — Московское коммерческое училище (1804 г.). Институт путей сообщения (1810 г.). Таким образом, при Александре I была продолжена и скорректирована начатая Екатериной II работа по созданию системы народного образо­вания. По-прежнему, однако, образование оставалось недо­ступным для значительной части населения, прежде всего крестьян. Но продолжение реформы в этой сфере объективно отвечало потребностям общества в грамотных, квалифициро­ванных специалистах.

Первый этап реформ Александра I окончился в 1803г., когда стало ясно, что нужно искать новые пути и формы их осуществления. Императору понадобились и новые люди, не так тесно связанные с верхушкой аристократии и безраздельно преданные лишь ему лично. Выбор царя (как оказалось впос­ледствии, роковой) остановился на А. А. Аракчееве, сыне не­богатого и незнатного помещика, в прошлом любимце Павла I, известном своей преданностью «без лести», что значилось на его гербе.

В царствование Павла Аракчеев был петербургским город­ским комендантом и занимался в основном вопросами, свя­занными с реорганизацией армии, ретиво насаждая в ней прусские порядки; однако после 1799 г. попав в опалу, посе­лился в своем имении. Александр, по-видимому, считал Арак­чеева опытным военным организатором (Аракчеев окончил Сухопутный шляхетный и Артиллерийский корпуса — вы­сшие военные учебные заведения того времени) и уж во всяком случае прекрасным исполнителем. А поскольку на первый план в это время выдвинулись проблемы внешнеполитические и Россия начала готовиться к войне с Францией, такой человек был царю необходим. Вызвав Аракчеева в Петербург, импе­ратор назначил его инспектором артиллерии, поручив подго­товить этот род войск к войне; и он достаточно успешно справился с этой задачей. Постепенно роль Аракчеева стано­вилась все более значительной, он превратился в доверенное лицо императора, а в 1807 г. последовал императорский указ, по которому повеления, объявляемые Аракчеевым, приравни­вались к именным императорским указам. Но если основным направлением деятельности Аракчеева было военно-полицей­ское, то для разработки планов новых реформ нужен был иной человек. Им стал М. М. Сперанский.

Сын сельского священника Сперанский не только, как и Аракчеев, не принадлежал к аристократии, но даже не был дворянином. Он родился в 1771 г. в деревне Черкутино Вла­димирской губернии, учился сперва во Владимирской, затем в Суздальской и, наконец, в Петербургской семинарии. По окончании ее был оставлен там в качестве преподавателя и лишь в 1797 г. начал свою служебную карьеру в чине титу­лярного советника в канцелярии генерал-прокурора Сената князя А. Б. Куракина. Карьера эта была в полном смысле слова стремительной: уже через четыре с половиной года Спе­ранский имел чин действительного статского советника, рав­ный генеральскому званию в армии и дававший право на потомственное дворянство.

В первые годы царствования Александра I Сперанский еще оставался в тени, хотя уже готовил некоторые документы и проекты для членов Негласного комитета, в частности по министерской реформе. После осуществления реформы он был переведен на службу в Министерство внутренних дел. В 1803 г. по поручению императора Сперанский составил «Записку об устройстве судебных и правительственных учреждений в Рос­сии», в которой проявил себя сторонником конституционной монархии, создаваемой путем постепенного реформирования общес