Скачать

Психологические корни религии

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КОРНИ РЕЛИГИИ

Религиозная вера представляет собой феномен субъективного мира человека, его пси­хики, его сознания. Но далее неизбежно встает вопрос: откуда берутся у людей религиозные верования и пред­ставления? Каковы причины, обуславливающие появле­ние этих верований?

На эти вопросы различные ответы давали как за­щитники религии, так и ее противники.

Так, русские православные богословы и близкие к православию философы отвечали на этот вопрос одно­значно: всякая душа — «христианка», ибо ей присуще изначальное тяготение к своему творцу, т. е. к богу, абсолюту. Православный философ В. Зеньковский пи­сал: «Знание бога» не есть вообще «творчество души», а есть первичное данное и неустранимое ее достояние,— оно-то и стоит позади феноменологии веры, оно, оче­видно, связано с самой природой души...» Зеньковскому вторит другой религиозный философ — С.Л. Франк: «Подлинную и первичную реальность мы видим не извне, мы ощущаем и переживаем ее внутри нас самих, в бытии нашего Я, а поскольку мы сознаем наше Я огра­ниченным, мы вместе с тем сознаем, что оно своими корнями укреплено в некой абсолютной непреходящей и всеобъемлющей реальности».

Несмотря на всю «ученую» терминологию, основной смысл этих рассуждений проступает достаточно ясно: идея бога изначально присуща человеческому сознанию, которое непосредственно «ощущает и переживает» при­сутствие божества.

Нет необходимости подробно доказывать, что по­добное объяснение феномена религиозной веры пол­ностью несостоятельно с научной точки зрения. Оно противоречит реальным фактам, ибо заранее предпола­гает всеобщий и обязательный для всех людей харак­тер религиозной веры. А как тогда быть с миллионами вольнодумцев и атеистов?

Образовывается «порочный круг»: вера в бога выводит­ся из существования бога, а само существование бога доказывается особым характером религиозной веры.

Как показывает история философии и общественной мысли, наиболее содержательные и плодотворные попытки объяснения религиозной веры исходили от мыслителей, которые критически относились к религии и стремились объяснить феномен веры естественными, земными причинами, не прибегая к «помощи» сверхъ­естественного.

Уже мыслители древности обратили внимание на связь между религиозной верой человека и его психи­ческими состояниями и переживаниями. Тезис «страх создал богов» был популярен в среде античных мате­риалистов, от Демокрита до Лукреция. Эта идея была углублена и развита многими мыслителями Нового вре­мени. Например, Б.Спиноза писал: «...так как люди часто попадают в столь затруднительное положение, что не могут составить себе никакого плана, и так как они из-за сомнительных благ фортуны, безмерно желаемых ими, большею частью находятся в жалком колебании между надеждою и страхом, то поэтому в большин­стве случаев они чрезвычайно склонны верить чему угодно... Итак, страх есть причина, благодаря которой суеверие возникает, сохраняется и поддерживается».

В этих суждениях Спинозы обращают на себя вни­мание два момента. Во-первых, он связывает опреде­ленные психологические состояния людей с их реаль­ными условиями жизни, подчеркивая, что люди «склон­ны верить чему угодно», когда они находятся в «затруд­нительном положении» и не могут принять какого-либо решения. Во-вторых, Спиноза не сводит эмоциональное состояние, рождающее «суеверия», к страху, а опреде­ляет его как «колебания между надеждой и страхом».

Говоря о мыслителях, которые исследовали реальные условия, предпосылки и причины религиозной веры, нельзя не упомянуть о Людвиге Фейербахе, который в своих «Лекциях о сущности религии» пытался углубить концепцию страха как источника религии. Он выдвинул тезис, согласно кото­рому основой религии является чувство зависимости.

Фейербах не абсолютизировал роль отрицательных переживаний в формировании религиозных верований. Боги, как он считал, представляют собой не только во­площение качеств, вызывающих страх, они олицетво­ряют и положительные свойства людей и поэтому вызы­вают в них чувства восхищения, радости, благодарно­сти. «Я существенно отличаюсь от прежних атеистов... именно тем,— писал Фейербах,— что я беру для объяс­нения религии не только отрицательные, но и положи­тельные мотивы, не только невежество и страх, но и чувства, противоположные страху, — положительные чув­ства радости, благодарности, любви и почитания, что я утверждаю, что обожествляют как страх, так и любовь, радость, почитание». Заметим, что у Фейербаха нет здесь четкого различения чувств, вызывающих религиоз­ную веру. Однако необходимо отдать должное стремлению немецкого философа выйти за узкие рамки страха при объяснении психологических истоков религии.

Философ подчеркивает роль чело­веческих желаний и стремлений в формировании рели­гиозных образов и мифов. По Фейербаху, «Желание есть потребность, чтобы что-нибудь было, чего нет; сила воображения, вера представляет это человеку как существующее».

Именно эти неудовлетворенные желания лежат, по мнению Фейербаха, в основе веры в чудеса, которая составляет важный элемент большин­ства религий.

Таким образом, можно с полным правом утверждать, что Л. Фей­ербах сделал значительный вклад в раскрытие гносеологиче­ских и психологических корней религии.

Приступая к изложению проблемы психологических кор­ней религии, необходимо, прежде всего, уточнить содер­жание анализируемого понятия. Речь идет о решении двух задач: выяс­нении, во-первых, соотношения психологических и гно­сеологических корней религии и, во-вторых, соотноше­ния психологических и социальных ее корней.

В содержание понятия «гносеологические корни ре­лигии», как правило, включают все аспекты функциони­рования человеческой психики, которые создают благо­приятные возможности для формирования религиозных верований. В такой трактовке гносеологические корни религии фактически включают в себя психологиче­ские. Возможен и иной подход, если исходить из точного значения термина «гносеологический». Гносеологический подход — это подход с точки зрения теории познания. Следовательно, гносеологические корни религии — это те условия, предпосылки и возможности формирования религиозных верований, которые связаны с функцио­нированием познавательных процессов: ощущений, вос­приятий, представлений, мышления. Реально в психике индивида эмоциональные процес­сы никогда не существуют в отрыве от познавательных (когнитивных) и волевых. Они в значительной мере соз­дают общий «тонус» психической жизни личности, общую окраску ее умственной и предметной деятель­ности. Этот общий эмоционально-психологический «фон» личности оказывает влияние и на ее мировоззренческие установки, именно он в определенных случаях создает благоприятные возможности для приобщения индивида к религиозным верованиям, бытующим в окружающей его социальной среде.

Также на формирование религиозности влияет понятие психического настроя личности, выдвинутое Б.Д. Парыгиным. Парыгин опре­деляет психический настрой личности как «интеграль­ное структурное образование, которое характеризует то­нальность и степень предметной направленности психи­ческого состояния человека в каждый данный конкрет­ный отрезок времени».

Для понимания «настроя», способствующего возник­новению религиозности, важно также различать ситуа­тивный настрой, который представляет собой весьма подвижное и текучее образование, и константный, ха­рактерной особенностью которого является его связь с общей жизненной позицией личности, с системой ее взглядов и убеждений. Константный настрой обычно связан с определенным социальным типом личности.

Б.Д. Парыгин выделяет основные социальные факторы, определяющие устойчивость или неустойчивость кон­стантных настроений личности. К числу факторов устойчивости настроений он причисляет сложившееся ми­ровоззрение, цельность убеждений, критичность, уравно­вешенность. Все эти факторы, несомненно, оказывают существенное влияние на личность в момент ее мировоззренческого и морального кризиса.

Таким образом, для характеристики психологических корней религии важно учитывать не просто отдельные эмоциональные процессы, свойственные данному инди­виду. Главное здесь состоит в выявлении общих психи­ческих состояний личности, которые накладывают отпе­чаток на протекание всех ее психических процессов, на ее поведение в обществе, на выбор ею той или иной системы ценностных ориентации. Устойчивые констант­ные психические состояния, если в них преобладают отрицательные настроения — пассивность, апатия, нере­шительность,— и составляют социально-психологический фон, благоприятствующий приобщению к религии, фор­мированию религиозной веры.

Вторая важнейшая методологическая проблема — это проблема соотношения психологических и социальных корней религии.

В решении этой проблемы можно выделить три основ­ных подхода:

1. Религиозная вера индивида якобы им­манентно присуща его сознанию («душе»), так как источ­ником сознания («души») является бог. Это религиозно-идеалистическое решение проблемы.

2. Индивидуальная религиозность определяется внутренней психологической (или биологической) потребностью отдельного индивида в вере. Такой подход характерен для многих кон­цепций в буржуазной психологии, в том числе и для психоанализа.

3. Научное, материалистическое решение проб­лемы: сама по себе психика индивида религиозную веру не рождает, но под воздействием условий жизни создаются определенные психические состояния, кото­рые благоприятствуют усвоению индивидом религиоз­ных верований из окружающей среды.

Остановимся кратко на характеристике первых двух концепций. Как уже говорилось, выведение религиоз­ной веры из божественного источника свойственно не только богословам и церковным проповедникам, но и представителям буржуазного религиоведения. Напри­мер, по мнению немецкого философа и религиоведа Рудольфа Отто (1869—1937), в основе индивидуальной религиозности лежит встреча человека со «святым», т. е. с богом, встреча, которая происходит в глубинах психики, носит иррациональный характер и вызывает соответствующие религиозные переживания.

Согласно взглядам немецкого философа Макса Шелера (1874—1928), психология религии должна по­стулировать реальность «религиозных объектов» (т. е. сверхъестественного, бога), прежде чем она предпри­мет попытки исследовать их воздействие на человече­скую психику. И отсюда Шелер делает вывод, вполне естественный, исходя из его посылок : все те, кто не верят в реальность сверхъестественного, не имеют права исследовать психологический феномен ре­лигиозной веры'(стр57), то есть психологией религии могут заниматься только верующие.

Что касается второй концепции, постулирующей субъективную биологическую либо психологическую по­требность индивида в религиозной вере, то ее вари­анты весьма многочисленны. Для представителей пси­хоанализа, например, характерны попытки рассматри­вать в качестве основного источника религиозной веры биологические инстинкты и побуждения человека, ко­торые приходят в конфликт с социальными нормами и, будучи подавлены, сублимируются в религиозных ил­люзиях. Главный корень религии, по Фрейду, за­ключается в бессознательных влечениях и желани­ях, которые присущи человеку от рождения и носят ин­стинктивный характер. Это дает основания считать его концепцию натуралистической, биологизаторской.

Элементы биологизаторства характерны и для Эри­ха Фромма (1900—1980), самого видного представите­ля так называемого социофрейдизма. С точки зрения Фромма, необходимость религии (которую он понима­ет как общую систему жизненной ори­ентации и почитания каких-либо объектов) коренится в «факте дихотомии человеческого существования»: с одной стороны, человек есть часть природы, а с дру­гой— разум возвышает его над природой и в то же время лишает естественной целостности и единства. Че­ловек вечно неудовлетворен собой и окружающим. Он стремится решить загадки своего существования, но экзистенциальные противоречия его бытия возобновля­ются вновь и вновь. Именно эти противоречия, прежде всего, противоречие между разумом человека и его те­лесным бытием как природного существа, и лежат в основе существования религии.

Последователь Фрейда Н. Браун, пытавшийся на основе психоаналитических идей о врожденных инстинк­тах объяснить ход человеческой истории, писал о бли­зости учения Фрейда о «неврозе человечества» и уче­ния христианства о первородном грехе. Он заявлял даже, что история неврозов человечества есть в значи­тельной мере история религии. Подобные и близкие к ним позиции типичны для многих теологов и религио­ведов, пытающихся использовать «реинтерпретированный» психоанализ как для обоснования необходимости религии, так и для практических целей религиозной психотерапии. Вольнодумец и рационалист Фрейд стал изображаться ими в качестве «апостола психоаналити­ческого евангелия».

Среди буржуазных психологов, исследующих рели­гию, широко распространены попытки интерпретиро­вать потребность индивида в религии как его внутрен­нюю психологическую потребность. Американский пси­холог У. Кларк, признавая многообразие психологиче­ских истоков религии, склоняется к мнению, что глав­ным ее источником являются поиски смысла жизни. Конечно, вопрос о смысле жизни может решаться ин­дивидом с религиозных позиций, но значит ли это, что поиски смысла жизни всегда ведут к религии?

Американский психолог П. Джонсон связывает су­ществование религии с потребностью человека в «со­хранении ценностей». Религия, полагает Джонсон, вы­растает из желания человека сохранить в мире то, что наполнено для него ценностным содержанием, что удов­летворяет его основные потребности. Бог становится для человека гарантом его личных и общественных цен­ностей¹.(стр60) Нет сомнения, что образ или идея бога в со­знании верующего действительно выполняют роль основного творца и «хранителя» ценностей. Однако ос­тается недоказанным тезис, согласно которому рели­гию рождает всеобщая потребность людей в сохране­нии ценностей. Ведь система ценностей и ценностных ориентации людей исторически меняется. И далеко не всегда она связана с религией, с идеей бога.

Американский социальный психолог Г. Оллпорт по­пытался создать «многофакторную» теорию психологи­ческих корней религии. Он заявляет, что «в процессе развития религия индивида преломлялась через:

- его физиологические потребности,

- его темперамент и умственные способности,

- его психогенные инте­ресы и ценности,

- его поиски рационального объяс­нения мира,

- его реакцию на окружающую куль­туру» ². (стр60)

Нельзя отрицать, что многие перечисленные Оллпортом факторы действительно играют определенную роль в процессе формирования религиозности индивида. Однако, во-первых, у Оллпорта физиологические и био­генные факторы (темперамент) ставятся в один ряд с социальными. А во-вто­рых, Оллпорт в данной схеме не выходит за рамки абстрактного антропологизма, поскольку основой формирования религиозности у него выступает индивид, а социальные воздействия лишь придают индивидуальной религиозности общепринятые в данном обществе формы.

Потребность в религии, как и многие иные духов­ные («высшие») потребности человека, не является ни потребностью его организма, ни всеобщей характери­стикой его абстрактно понимаемой человеческой природы или психики. Она социальна по своему проис­хождению и сущности. Говоря более конкретно, потреб­ность в религии есть потребность определенных соци­альных систем в иллюзорном восполнении действитель­ности, в основе которой — практическое бессилие людей, их неспособность подчинить своему контролю объек­тивные условия своей жизни.

Это не значит, что данная потребность может реа­лизоваться вне отдельных индивидов. Ведь общество не есть некая целостность, существующая независимо от отдельных личностей. Общество образуют люди в их ре­альных отношениях и связях. Поэтому потребность в религии находит свое конкретно-историческое воплощение и на индивидуально-психологическом уровне. Для того или иного человека, живущего в условиях, когда религия есть необходимый элемент социальной жизни, потребность в религиоз­ных иллюзиях представляется его внутренней психоло­гической потребностью. В действительности же она за­дана ему обществом, социальной средой, в которой он формируется и воспитывается.

Эти отправные суждения помогут правильно решить вопрос о соотношении психологических и социальных корней религии. Религиозная вера непосредственно есть психологический феномен, достояние субъективного мира личности. Поэтому, исследуя формирование веры, нельзя игнорировать те психические состояния, кото­рые благоприятствуют ее возникновению, создают оп­ределенные субъективные предпосылки для этого. Од­нако, анализируя подобные психические состояния, сле­дует иметь в виду, что они сами по себе не предопре­деляют формирования религиозности у индивида. Иначе говоря, само наличие психических состояний и настроений, благоприятствующих возникновению религиоз­ной веры (например, состояний психической подавлен­ности, горя, переживаний одиночества, неудовлетворен­ности собой и т. п.), не влечет с необходимостью обра­щения человека к религии. В реализации этих предпо­сылок решающую роль играют социальные факторы: наличие или отсутствие определенных мировоззренче­ских позиций, непосредственное социальное окружение человека, условия его семейного воспитания и т. п.

Следовательно, психические состояния и настроения, способствующие формированию религиозности, т. е. психологические корни религии, следует рассматривать лишь как условия, предпосылки, которые реализуются только благодаря воздействию определенных социаль­ных факторов.

Воздействие социаль­ных факторов в процессе формирования религиозной веры индивида проявляется на двух уровнях. Прежде всего, социально детерминированы сами психические состояния индивида, благоприятствующие его обраще­нию к религии. Любой устойчивый отрицательный пси­хический настрой (страх, подавленность, апатия и т.п.) есть результат определенных условий жизни данной личности, он не случаен и не выводим из общих, ант­ропологических характеристик человека. Но, как уже говорилось, социальные факторы играют и здесь ре­шающую роль, определяя направление, в котором реа­лизуются уже сформировавшиеся психические состоя­ния личности. Следовательно, само формирование ре­лигиозной веры представляет собой сложный процесс диалектического взаимодействия психического и со­циального.

Анализ сложной диалектики психического и соци­ального в процессе формирования религиозной веры позволяет наметить два аспекта, два направления ис­следования психологических корней религии. Одно на­правление может быть названо историческим, или филогенетическим. Его задачей является изучение эво­люции психологических корней религии в ходе истори­ческого развития человечества. Неверно было бы счи­тать, что психологические корни религии не претерпе­вали исторических изменений. Напротив, можно с уве­ренностью предположить, что исторически менялись и содержание психологических корней религии, и место определенных психических состояний в индивидуальном сознании, и широта их распространения в обществе, и их устойчивость. Все эти проблемы требуют своего ис­следования с материалистических позиций. Второе направление исследования может быть назва­но индивидуально-психологическим, или онтогенетиче­ским. Речь идет о психологических особенностях раз­вития ребенка, а затем и взрослого человека, которые имеют важное значение для объяснения процесса фор­мирования религиозной веры.

Первая проблема, которая встает перед исследователем исторической эволюции психологических корней рели­гии, — это проблема психологических предпосылок и кор­ней религии в первобытном обществе. Специфические условия жизни первобытного человека сформировали некоторые особенности его психики, которые непосред­ственно связаны с возникновением и воспроизводством так называемых ранних форм религии — магии, фети­шизма, тотемизма. К настоящему времени этнографы накопили значительный материал, проливающий свет на вопрос о социально-психологических предпосылках формирования магических верований и магической прак­тики.

Известный английский этнограф Б. Малиновский (1884—1942) близко подошел к правильному понима­нию социально-психологических корней магии. Он пи­сал: «...магия снабжает первобытного человека рядом готовых ритуальных действий и верований, содержа­щих в себе определенные умственные и практические приемы, которые призваны преодолеть опасные пробе­лы, возникающие в ходе достижения важных целей, либо критические ситуации. Она позволяет человеку с уверенностью добиваться важных целей, сохранять его равновесие и его психическую целостность в приступах гнева, в муках ненависти, неразделенной любви, отчая­ния или страха. Функция магии состоит в том, чтобы ритуализировать оптимизм человека, утвердить его веру в победу надежды над страхом». Малиновский связывает магию с особыми ситуациями в жизни первобытных людей, когда те не были уверены в достижении постав­ленных целей, ибо в их жизнь вмешивались силы, лю­дям неподвластные. Он характеризует психологические корни первобытной магии, связывая ее с господством чего-то непредвиденного, с эмоциональ­ными колебаниями между надеждой и страхом.

Аналогичный материал находим в работах русского этнографа Л.Я. Штернберга (1861 —1927). Перед пер­вобытным человеком, писал он, «в борьбе за существо­вание встает «его величество случай», то, что мы назы­ваем удачей, счастьем и т. д., явление для него совер­шенно непонятное, таинственное... Вот тут-то и начи­нается область религии».

Малиновский и Штернберг не останавливаются на констатации связи между определен­ными психическими состояниями первобытного челове­ка (страх, колебания между надеждой и страхом) и первобытной религией, в частности магией, а пытают­ся выявить реальные социальные источники указанных психических состояний, усматривая их в практической слабости первобытного человека, его неуверенности в результатах своих действий.

Эта неуверенность порождает и такую форму маги­ческих верований, как гадание, бросание жребия, пред­сказание судьбы. Перед лицом ог­ромного числа внешних объективных и непредвиден­ных факторов первобытный человек как бы снимает с себя ответственность за принимаемое решение, пере­кладывая ее на магические силы предсказателя или случайно выпавшего жребия. С помощью него, по Л.С. Выготскому, человек пы­тается практически овладеть своим поведением, искус­ственно вводя в ситуацию особый созданный им стимул (жребий). С точки зрения нашей темы особый интерес пред­ставляет характеристика С.А. Токаревым социально-психологических корней вредоносной магии. Он убеди­тельно доказал, что социальной основой вредоносной магии в первобытном обществе является межплемен­ная вражда. Первобытный коллективизм ограничива­ется рамками данного племени. Иноплеменники рас­сматриваются как потенциальные враги, которые могут убить, причинить вред, «околдовать».

Итак, с одной стороны, несомненно, что психологи­ческим корнем религии является страх перед действием непонятных для человека и непредсказуемых им фак­торов, включая силы природы и потенциально враждеб­ные действия иноплеменников, с другой стороны, психо­логические корни первобытной религии были бы не рас­крыты полностью, если бы мы игнорировали такие пси­хические состояния людей той эпохи, как страстная надежда на удачу (в охоте, в стычке с врагами и т. п.) и связанное с ней стремление выдать желаемое за дейст­вительность.

Исторический анализ психологических корней рели­гии предполагает выяснение вопроса о том, насколько указанные психические состояния (страх, колебания между страхом и надеждой, стремление выдать же­лаемое, за действительность) сохранялись и воспроиз­водились в различных системах общественных отноше­ний, сменявших друг друга в процессе исторического развития. По-видимому, в сфере отношений людей к природе развитие производства и науки понемногу ос­лабляло и сужало социальные источники данных пси­хических состояний. Отсюда и постепенное падение вли­яния магии на сознание и поведение людей, процесс, ко­торый Макс Вебер назвал «расколдованием мира» .

Одной из психологических предпосылок религии в первобытном обществе было стремление к оживотворению, одухотворению, олицетворению мира.

И.А. Крывелев полагает, что «стремление к олицетворению присуще человеческому сознанию в той или иной мере на всех ступенях развития»². Конечно, какие-то элементы олицетворения мы находим в психике современного ребен­ка. Однако в отношении взрослых вряд ли можно сей­час говорить о тенденции к олицетворению действитель­ности. Думается, что данная тенденция специфична в основном для первобытного человека и объясняется, прежде всего, тем, что он в силу ограниченности своей практики был не способен выделить себя из мира при­роды, сознательно противопоставить себя как субъекта познания и действия окружающим его предметам и яв­лениям. Не будучи в состоянии провести четкой разгра­ничительной линии между собой и природой, человек той эпохи пытался осмыслить явления природы по ана­логии с собой как живые, сознательные существа, а их изменения и взаимодействия объяснял сознательными актами поведения.

Психологи на эмпирическом уровне подтвержда­ют вывод об историческом изменении психики людей в зависимости от условий их жизни.

Как отмечает А.Р. Лурия, «в конкретных психологических исследованиях накаплива­лось все больше фактов, показывающих, что строение сознания изменяется с историей и что... по мере пере­хода от одной общественно-исторической формации (или уклада) к другой меняется не только содержание сознания, но и его строение. Иначе говоря, факты все более отчетливо начинали указывать на историческую природу психических процессов человека».

Общий вывод об историческом харак­тере содержания и строения человеческой психики, об определяющей роли объективных условий жизни и де­ятельности людей в процессе изменения их психических функций является той методологической основой, ко­торая должна быть путеводной нитью для будущих ис­следователей исторической эволюции психологических корней религии.

Несмотря на гигантское развитие науки и техники в современных странах наблюдается «всплеск» так называемой нетрадиционной религиозности, что определяется условиями жизни.

Интенсификация трудовой деятельности, нервные перегрузки, связанные с урбанизацией, резкое обостре­ние экологической ситуации, постоянная неуверенность в завтрашнем дне, как следствие безработицы и разо­рения мелких собственников, наконец, возрастающая угроза термоядерной катастрофы — вот те главные со­циальные факторы, которые вызывают настроения безысходности, отчаяния и страха. Эти настроения и психические состояния тол­кают многих из них в различного рода секты, к «про­рокам», «гуру», которые обещают духовное исцеление, заявляют, что путь к спасению — не в изменении обще­ства, а в изменении сознания человека.

Представители так называемого реформированного психоанализа с помощью специфических категорий пы­таются доказать, что состояния внутреннего конфлик­та и неудовлетворенности — извечные состояния любого человека. Так, например, А. Адлер пишет о «чувстве неполноценности», якобы присущем каждому человеку. К. Хорни определяет основное состояние человека как «беспокойство». Г. Салливен также считает «беспокой­ство» исходным состоянием любого индивида. Подоб­ные же идеи, но в ином теоретическом обрамлении на­ходим и у представителей экзистенциализма. У них та­кие характеристики человеческой психики, как «страх», «отчаяние», «чувство вины», становятся основными, оп­ределяющими человеческое существование антрополо­гическими категориями. Не случайно некоторые протес­тантские теологи с готовностью использовали фило­софские построения экзистенциализма для обоснования необходимости религиозной веры. Так, П. Тиллих (1886-1965) считал, что «страх» - коренное «экзистенциальное» (т. е. антропологическое, всеобщее) состояние человека. Преодолеть этот экзи­стенциальный страх человек, по Тиллиху, может лишь с помощью религиозной веры. Только она способна, вопреки экзистенциальным конфликтам, сформировать «мужество быть». Философия экзистенциализма является, с точки зрения Тиллиха, неизбежной предпосыл­кой и указанием пути к христианской вере. Не случай­но его взгляды характеризуют обычно как «экзистен­циальную теологию».

На этом примере видно, как буржуазные идеологи, абсолютизируя некоторые психические состояния, при­сущие людям, превращая эти состояния во всеобщие (антропологические) характеристики человека, утверж­дают в массовом сознании мысль о религиозной вере как необходимом и единственном пути спасения.

Индивидуально-психологический анализ психологиче­ских корней религии предполагает, прежде всего, изу­чение ряда психических особенностей человека, которые оказывают влияние на формирование религиозной веры.

Психолог К.К. Платонов относит к пси­хологическим корням религии противоречие в психике человека между осознанным и неосознанным, созна­нием и бессознательным. Исходя из известного высказы­вания Л. Фейербаха, согласно которому «тайна религии есть, в конце концов, лишь тайна сочетания сознания с бессознательным, воли с непроизвольным в одном и том же существе», К.К. Платонов полагает, что неспо­собность понять и объяснить неосознанные и непро­извольные проявления человеческой психики толкает людей в сторону религиозной мистификации этих явле­ний.

Проблема психологических корней религии не может быть решена и без учета тех кризисных и критических состояний, которые испытывает человек под воздействием социальной среды и которые в психологической литера­туре обозначаются различными терминами (стресс, фру­страция, конфликт, кризис). Ф.Е. Василюк в книге «Психология переживаний» указывает на один из возможных вариантов «защи­ты» от критических ситуаций: «Отрицание, искажение, сокрытие от себя реальности, бегство от нее, само­обман» '. Это один из путей иллюзорного выхода из критических ситуаций, выхода, при котором достигается лишь психологическое уравновешивание личности, субъ­ективное успокоение или утешение. Именно такой вы­ход предлагает религия.

Выбор личностью того или иного вы­хода из критических ситуаций, как уже говорилось, детерминируется социальными факторами, в число которых входят мировоззренческие, идейные позиции самой личности и система ее взаимоотношений в коллективе, в социальной группе. Иллюзорный, рели­гиозный выход из критической ситуации может быть избран индивидом и под влиянием воспитания, и в силу слабых связей его с окружающими людьми, когда пси­хологические потребности в сочувствии и сопереживании не удовлетворяются или удовлетворяются носителями религиозной идеологии, использующими это в своих целях.

В богословской и философско-идеалистической лите­ратуре значительное внимание уделяется страху смерти, который рассматривается как один из важнейших источ­ников религиозной веры.

Католический психолог-религиовед В. Херр подчер­кивает, что «основной онтологический факт, который логически ведет к изучению психологии отношения че­ловека к богу, есть реальность смерти». По его мне­нию, проблема жизни и смерти может рассматриваться как указание на непрочность человеческого существо­вания и на последовательную и полную зависимость от силы, которая может обеспечить человеку жизнь после смерти.

Искусственно возбуждая и стимулируя страх смерти, защитники религии пытаются принизить роль разума, утвердить в сознании людей веру в бога и в бес­смертие души как якобы единственный выход из «тра­гизма существования» человека.

Религиозная вера

В системе любой религии вера занимает центральное место. Вне веры в сверхъестествен­ное невозможна сама рели­гия, ее культовые и институциональные формы. Не слу­чайно слово «верующий» отождествляется в нашем сознании с понятием «религиозный человек».

Анализ феномена веры может про­водиться с различных теоретических позиций и вычле­нять разные стороны этого сложного явления. Выделяют три аспекта изучения веры:

1.Гносеологический аспект - исследует предмет веры, выясняя при этом, является ли он чем-то реальным, объективно существующим, либо иллюзорным, фантасти­ческим ;

2.Социологический аспект главное внимание уделяет проблеме социальной детерминации веры, выявляя те общественные условия и обстоятельства, ко­торые ее породили ;

3.Психологический аспект изучает специфику и сущность тех психологических процессов, которые участвуют в вере, рассматривая последнюю как специфическое психическое состояние личности.

С материалистической точки зрения все назван­ные выше аспекты изучения веры находятся в тесном единстве, понять особенности различных типов веры можно лишь при учете всех трех аспектов. Однако эта многоаспектность фено­мена веры является одним из факторов, обусловивших много­образие подходов к ее объяснению и оценке.

В рамках психологии религии речь, естественно, пойдет прежде всего о социально-психологическом ана­лизе веры, и при этом главное внимание будет уделено особенностям религиозной веры. Религиозная вера с точки зрения психологических ее особенностей есть лишь ча­стный случай веры вообще, необходимо выяснить, ка­кова социально-психологическая природа феномена ве­ры вообще и чем нерелигиозная вера отличается от веры религиозной. Наконец, представляется уместным и полезным показать многообразие различных точек зре­ния на веру, обратившись к истории теологии, философии и психологии и выделив лишь некоторые, наиболее су­щественные тенденции, которые типичны не только для прошлого, но и в той или иной форме существуют и в настоящее время.

Говоря об основных тенденциях в объяснении веры, необходимо выделить, с одной стороны, теологическую традицию (речь пойдет только о христианской теоло­гии), а с другой — взгляды различных философов и пси­хологов. В первую очередь обратим внимание лишь на те моменты, ко­торые характерны для ортодоксальной теологической традиции. Прежде всего, следует отметить, что хри­стианские богословы рассматривают веру как «дар бо­жий», как нечто, в конечном счете, исходящее от бога, а не от человека. Протестантский теолог Карл Барт (1886—1968) писал, что вера «представляет собой... милостивое обращение бога к человеку, свободное личное присутствие Иисуса Христа в действиях человека». И далее: «Человек — субъект веры. Не бог, но человек верит. Однако именно это бытие человека как субъекта в акте веры выступает как предикат субъекта бога...»

Основа веры, с точки зрения теологов,— это боже­ственное откровение, данное, прежде всего, в «богодухновенной» книге — Библии. Так христианская церковь отмежевывается от субъективистских трактовок рели­гиозной веры, сводящих ее к тем или иным состояниям человеческого сознания. Если основа религиозной ве­ры— божественное откровение, переданное людям че­рез Библию (а единственной хранительницей этого откровения объявляется церковь), то тем самым «орто­доксальная вера» отделяется от всякого рода «ересей».

Поскольку христианская вера якобы исходит, в ко­нечном счете, от бога, то, с точки зрения богословов, она предполагает уверенность в могуществе и силе бога и одновременно сознание ничтожности и слабости че­ловека.

Мартин Лютер утверждал, что христианская вера представляет собой непременное условие справедливости, благочестия и спасения человека, а отсутствие веры означает гре