Скачать

Против религии и атеизма (в связи с философией Фейербаха)

Усов Александр Николаевич

1

Главная "критическая" мысль Фейербаха в отношении религии состоит в том, что бог есть всего лишь преувеличенное представление человека о самом себе. Человек не может преклоняться, почитать, любить то, что ему чуждо. Любовь, тем более, бесконечная любовь возможна лишь по отношению к тому, что бесконечно БЛИЗКО человеку, иначе говоря, ТОЖДЕСТВЕННО ему. Поэтому бог есть человек, вернее идеал человека, наиболее глубинная, сокровенная мечта человека о самом себе:

"Ты приписываешь богу любовь, потому что любишь сам, ты находишь бога мудрым и благим, потому что считаешь доброту и рассудок своими высшими качествами, ты веришь в то, что бог существует, что он субъект или существо, потому что сам ты существуешь, сам ты - существо..." и т.д.

"Ценность бога не превышает ценности человека. Сознание бога -самосознание человека, познание бога - самопознание человека. О человеке можно судить по богу и о боге - по человеку. Они тождественны".

"Сущность и сознание религии исчерпывается тем, что заключается в сущности человека, его сознании и самосознании. У религии нет собственного, особого содержания". (Л.Фейербах. Избр. фил. произв. в 2-х тт. "Политическая лит-ра", Москва 1955. т2, стр. 47,42,52)

Этим как бы все сразу ставится на свои места: религиозные представления не грубо отвергаются, как это делает вульгарный атеизм, наоборот, вскрывается их истинное значение и смысл. Фейербах ничего не навязывает религиозному сознанию, ни к чему его не принуждает; он предоставляет ему самому свободно высказаться и вот оказывается, если верить Фейербаху, что атеизм есть собственное содержание, сокровенная мысль религиозного сознания; "религия сводится к атеизму...". (т2, 484) Таким образом Фейербах не отвергает религию, скорее наоборот, он вскрывает и тем самым утверждает ИСТИНУ религии; устраняется лишь ложная, т.е. "богословская" форма этой истины - та форма, благодаря и посредством которой человек оказывался в противоречии, разладе с самим собой, воображая свою собственную сущность - бога - как внешнюю, чуждую, подавляющую силу. Даже ЛЮБОВЬ к богу не устраняла этого противоречия, наоборот, искажалась и извращалась этой формой, ибо естественная потребность в любви направлялась в русло, в котором эта самая потребность никогда не могла быть удовлетворена и не столько удовлетворялась, сколько экзальтировалась, доводилась до болезненного томления, в котором истощались все духовные и физические силы человека вместо того, чтоб обретать внешнее выражение, реальное бытие.

Естественным следствием этой противоестественной любви становилось пренебрежение, презрение, ненависть к реальному человеку. В самом деле, если бог есть ИДЕАЛ человека, то когда религия отрывает этот идеал от человека и делает его (идеал) абсолютно потусторонним, то человек тем самым становится существом, лишенным всякого идеала и даже самой возможности приблизиться, прикоснуться к нему, т.е. существом низменным, ущербным, грешным. Т.е. в той степени, в какой возвеличивается и абсолютизируется бог, человек низвергается во прах; сверхчеловеческое становится античеловеческим:

"Чтобы обогатить бога, надо разорить человека; чтобы бог был всем, человек должен сделаться ничем... Человек приписывает богу то, что он отрицает в себе." (т2,56,57)

С другой стороны, если сверхчувственная любовь к богу по определению не может быть никак выражена чувственно, то чувственно она может быть выражена чисто отрицательным образом - как пренебрежение, презрение, ненависть к чувственности вообще, т.е. к материальной природе человека, к его плоти. "Только бога следует любить, - говорит, например, св. Августин - весь же этот мир, т.е. все чувственное, надлежит презирать".(т2,807) Только на ничтожестве мира и человека строит теист свою веру, заключает отсюда Фейербах.(Там же)

То есть человек в его материальном существовании приносится в ЖЕРТВУ - в буквальном или фигуральном смысле - богу, и в этом глубинная связь между всеми религиями, то общее что их всех объединяет. Имеем ли мы дело с варварскими культами, требовавшими сожжения детей в угоду какому-нибудь Молоху, или буддизмом, призывающим к сугубо внутреннему "очищению" и "освобождению" от всего земного или с утонченным, просвещенным христианством - везде очевидно это противоречие между телом и душой, везде оно ставится во главу угла, доводится до крайней степени и все религии отличаются лишь тем какую внешнюю форму выражения придают этому противоречию и как его пытаются "разрешить". Перед этим противоречием бессильны все средства внешней критики, каковыми располагал атеизм до Фейербаха, как равным образом и пресловутый "научный" атеизм. Я могу принять естественное объяснение грома и молнии или согласиться с тем, что "страх породил богов", но от этого не исчезает сам страх перед громом и молнией, страх смерти, а следовательно, и возможность религии. Религия вовсе несводима ни к невежеству, ни к суеверию. Противоречие, о котором идет речь и в которое впадает религиозное сознание есть его противоречие с самим собой, его ВНУТРЕННИЙ разлад, в котором оно попирает самого себя, лишает самого себя всякой действительности, приписывая ее, т.е. свою собственную действительность, лишь одному богу; ослепленное божественным сиянием, оно не видит, что это сияние исходит от него самого! Насколько эта "потерянность" в самом себе или "дезориентация" относительно себя самого являются внутренним состоянием духа человека, настолько против него бессильны все внешние средства "воздействия", каковыми располагает естествознание и базирующийся на нем атеизм.

Поэтому Фейербах и не пытается апеллировать к естествознанию - одно это, между прочим, делает честь его уму и такту и придает известную цену его критике. Он разговаривает с религией на ее собственном языке и именно ЭТИМ и ТОЛЬКО этим вынуждает религиозного человека трезво взглянуть на самого себя. Религия есть вывернутый наизнанку, поставленный с ног на голову внутренний мир человека - вот в чем, по Фейербаху, состоит порок всех религий, христианства, прежде всего. Соответственно, вскрывая тождество бога и человека, Фейербах как будто устраняет, снимает тем самым указанное противоречие, переворачивает внутренний мир человека с головы на ноги, раскрывает верующему глаза на него самого: человеку возвращается главная его собственность - он сам; господство бога над человеком становится - реально или потенциально - господством человека над внешним миром, сверхчувственная любовь к богу - чувственной любовью к человеку. Бог очеловечивается, человек обожествляется; богочеловек превращается в человекобога; и, наконец, бог устраняется вовсе, остается только человек.

2

Все бы ничего в этой критике, но вот вопрос: каким образом человек утрачивает сам себя? Как происходит, что он легко фиксирует все утраты и приобретения, если это касается материальных вещей, но оказывается столь слеп и глух в отношении себя самого и начинает воспринимать мир собственных мыслей и эмоций, как нечто чуждое себе? Что разрушает его внутреннее единство, вносит разлад в его внутренний мир? - Ничто иное, как МИР ВНЕШНИЙ. И потому возникает этот разлад человека с самим собой, что он ИЗНАЧАЛЬНО, т.е. в своей сущности СЕБЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ.

Человек может увидеть, услышать, воспринять, понять внешний мир только через себя самого. Выражаясь естественнонаучным языком, внешний мир производит те или иные изменения в организме человека и вот только лишь с этими то изменениями СЕБЯ САМОГО человек и имеет дело, только ОНИ для него существуют. Против этой мысли не в состоянии, кажется, возразить ни одна философия, даже материализм с его теорий отражения, если только материалисты не понимают свою теорию так, что образ вещи каким-то образом отслаивается от вещи, физически переносится в мозг человека и "припечатывается" к нему (мозгу). Даже на уровне физиологии дело обстоит не так, что кусочки пищи присоединяются к тем или иным органам организма и таким образом последний растет. Организм ассимилирует пищу, т.е. растворяет ее в себе, превращает в себя и только таким образом выстраивает, воспроизводит, "выращивает" себя. Таким образом, даже то, что физически попадает "внутрь" организма, разрушается, исчезает КАК ТАКОВОЕ, и только лишь посредством этого исчезновения, обретает существование как часть организма или его продолжение.

Но если организм ассимилирует, то он обладает возможностью ассимиляции, предрасположенностью ассимилировать именно то, а не это. Если он отождествляет пищу с собой, значит, еще прежде он заключал в себе нечто тождественное пище, в каком-то отношении и смысле БЫЛ ей тождественен. В противном случае невозможно понять, почему желудок человека легко переваривает кусок хлеба, но не в состоянии переварить горсть песка. Следовательно, внешний мир в процессе потребления существует не только как внешний по отношению к организму продукт потребления, но и как нечто ВНУТРЕННЕЕ самого организма. Следовательно, организм в каком-то отношении и смысле есть нечто ВНЕШНЕЕ САМОМУ СЕБЕ.

Таким образом, раздвоенность бытия человека мы обнаруживаем уже на уровне физиологического его существования, а корни теологии таятся не в голове человека и даже не в социальных условиях, а в его желудке. Если бы Фейербах довел свою критику религии до этого уровня или начал бы с него, он легко бы увидел в какой просак он попал.

"Ты боишься жить, ибо страх божий гнетет тебя, - говорит Фейербах верующему человеку, - однако, нет никаких причин для страха, вернее единственная его причина - ты сам; это твоих рук дело, ты сам загнал себя в тупик. Тебе стоит лишь понять это и тупик будет преодолен. Возьми же себя в руки, верни себя самому себе и да здравствует жизнь!"

Так говорит Фейербах, таков смысл его философии. Если витать в облаках, как это и делает МАТЕРИАЛИСТ Фейербах, то его слова звучат складно и убедительно. Если же спуститься с небес на землю и перевести его речи на язык желудка, то они будут звучать примерно так: "Что ты корчишься от голода?, - должен тогда сказать Фейербах голодному человеку, - Разве голод проникает в тебя снаружи? Разве это камень, который висит у тебя на шее?, заразная болезнь, которую ты можешь подхватить в толпе?, или дикий зверь, который может растерзать тебя?, или разбойник, который может ограбить тебя? Это всего лишь твое собственное чувство, твое собственное состояние. Ты сам мучаешь себя! Долой же этот разлад с самим собой!.. Что? Хлеб? При чем тут хлеб? Долой это теологическое заблуждение, которое внутреннее чувство голода каким-то образом связывает с куском хлеба - совершенно внешним и посторонним предметом, долой этот фетишизм желудка! Ты должен стать хозяином себе, должен сам определять себя. Поэтому ты должен быть сытым и здоровым САМ ПО СЕБЕ. Хлеб же лишь обременяет твой желудок, подобно тому как идея бога лишь обременяет и подавляет твой разум."

3

Идея бога есть ничто иное, как попытка человека выяснить свое отношение к внешнему миру, найти свое место в нем и его место в себе. Потребность эта - реальная, насущная потребность, не менее реальная и насущная, чем потребность в пище. Но у человека нет иного способа понять мир, сделать его понятным кроме как через себя самого. И первый шаг в решении этой проблемы прямолинеен и незатейлив: просто-напросто человек предполагает, что миром правит некое существо, образ коего он рисует в конечном итоге с себя самого. Эти представления являются ребяческими ровно настолько, насколько еще ребяческой является сама потребность в объяснении мира. Иначе говоря, эта духовная пища соответствует потребности, которую она удовлетворяет и потому она удовлетворяет ее, надо полагать, наилучшим образом. Здесь важен не уровень понимания мира, не глубина отношения к нему, вернее отсутствие таковой. Здесь важен тот круг, который мышление проделывает уже и на этом уровне понимания и в котором состоит сущность процесса понимания вообще.

Когда Фейербах говорит, что бог - всего лишь ты сам, что фальшь в том, что религия противопоставляет человека самому себе, то он заблуждается, ибо человек "противопоставлен" самому себе уже на уровне физиологии: физиологические потребности и есть это состояние неудовлетворенности собой, бегства от себя в поисках чего-то другого и т.п. И лишь посредством этого другого восстанавливается внутреннее равновесие организма и он "возвращается" к самому себе. Раздвоенность бытия человека возникает не как РЕЗУЛЬТАТ религии, а как ее ПРИЧИНА. Раздвоенность эта есть нечто более фундаментальное, чем религия и состоит в потребности человека найти, определить свое интеллектуальное отношение к миру. Человек пытается сделать ЧУЖДЫЙ и враждебный мир - СВОИМ, - вот суть дела, вот корень религии. То есть религия пытается как раз ПРЕОДОЛЕТЬ раздвоенность между Я и не Я, но преодолеть указанную раздвоенность человек может лишь перевернув ее: не-Я должно стать внутренним Я и наоборот. В идее бога человек самого себя делает абсолютным, "всемирным" существом; он отбрасывает собственную материальную оболочку - как раз то, что отделяет его от мира, делает его единичным в отличие от всеобщего, конечным в отличие от бесконечного и т.д. - и тем самым он, действительно, не столько утверждает, сколько отрицает себя. Однако посредством этого-то самоотрицания он "проникает" в мир, делает его своим, примиряет себя с ним. Поэтому когда Фейербах говорит, что отчуждение человека от самого себя, порождаемое религией, есть зло и это зло должно быть ликвидировано, он заблуждается вторично, ибо как раз это-то самоотрицание человека и есть главное положительное содержание религии, ибо посредством него человек ликвидирует отчуждение с миром, возвращает себе его.

"...Мы должны доказать, - говорит Фейербах, - что противоположность между божественным и человеческим - только иллюзия, что она объясняется противоположностью человеческой сущности человеческому индивиду и что, следовательно, объект и содержание христианской религии есть нечто вполне человеческое". (43)

Прежде всего, следует согласиться с Фейербахом, что противоположность между божественным и человеческим "объясняется" противоположностью человеческой сущности человеческому индивиду (иначе говоря, противоположностью между стремлением человека быть бесконечным, его бесконечным самосознанием, его бесконечным в себе бытием и его конечным существованием, т.е. его смертным телом). Однако, как раз с этой точки зрения указанная противоположность совсем НЕ иллюзия, или это такая "иллюзия", которая наполняет, определяет ВСЮ реальность человеческого бытия. Прежде всего, это есть далеко не только пресловутая противоположность между "душой" и "телом", это ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ тела САМОМУ СЕБЕ. Именно она, эта противоположность, РАЗРЫВАЕТ тело, делает его зависимым от ДРУГОГО тела противоположного пола; и лишь только в этой половой связи тело, с одной стороны, реализует себя, а с другой - воспроизводит себя - в потомстве. Эта раздвоенность тела вообще ставит тело в зависимость от внешнего мира; эта зависимость, далее, находит свое выражение, как это уже было замечено выше, в материальных потребностях и обусловленной ими экономической деятельности. Таким образом, сугубо материальное функционирование тела материальная ЖИЗНЬ есть и следствие, и выражение, и воспроизведение противоположности тела самому себе, противоположности между его конечной формой существования и бесконечной сущностью.

Человек поистине конечен; человек поистине бесконечен. Человек есть противоречие, как и все в этом мире. - Фейербах как будто хорошо видит, что религия - не самообман, не иллюзия, что ее корни таятся уже в материальном бытии человека, что религия, так или иначе, воспроизводит глубинные основания человеческого бытия и бытия вообще. Вот он говорит:

"Как деятельность артерий гонит кровь к отдаленнейшим конечностям, как деятельность вен гонит ее обратно, как жизнь состоит в беспрерывной смене систолы и диастолы, так и в религии. В религиозной систоле человек выделяет из себя свою собственную сущность, отгоняя и отрицая самого себя, в религиозной диастоле он снова принимает эту отторгнутую сущность в свое сердце". (61)

"...Религия так же близка человеку, как свет глазу, как воздух легким, как пища желудку".(422)

Однако из этих метафор следуют отнюдь не метафоричные выводы: идея бога есть столь же неизбежный результат человеческого самосознания, сколь неизбежны как объекты, так и продукты физиологии человека. С этой точки зрения Фейербах не столько сокрушает религию, сколько ставит ее на непоколебимый фундамент. Однако сам-то он так не думает. В его устах метафоры - только метафоры. Посредством их он как будто сознает и доводит до нашего сознания сущность религии, однако тут же, из этих же метафор он делает свои "атеистические" выводы и непостижимо каким образом он это делает, т.е. впадает в свой атеизм, ибо познание религии вовсе ее не отменяет, не умоляет, не лишает реальности, так же как познание законов физиологии не отменяет самих физиологических процессов.

Фейербах говорит:

"Я ненавижу ТОТ идеализм, который вырывает человека из природы; я не стыжусь моей зависимости от природы..." и т.д. (т2.530)

Он ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТ чувственное - сверхчувственному, материальное - идеальному как истинное - неистинному, но из его же понимания религии, из его же метафор следует, что как раз это-то противопоставление несостоятельно: чувственное САМО по себе есть или заключает в себе возможность СВЕРХчувственного; материя "в некотором роде" идеальна. Понимать эту двойственность материального и чувственного можно как угодно, но достаточно ее просто признать "как факт", что бы стало ясно, что у Фейербаха нет почвы под ногами: то, что он пытается уничтожить под видом религии или "идеализма" ВЫРАСТАЕТ из его же собственной философии! И даже нельзя сказать, что вырастает помимо его воли: он хорошо сознает, исследует, познает свой идеализм и иногда даже поднимает его как знамя - в выпадах против материализма, которые он себе иногда позволяет. Но, как уже замечено, познание идеального не сокрушает этого идеального, так же как познание материальных условий жизни не отменяет этих условий. В то же время, познание материальных законов жизни делает саму жизнь, т.е. деятельность человека, более прозрачной, рациональной, эффективной и проч. Таким же образом и критика Фейербаха не столько отменяет религию, сколько очищает ее от мистики, суеверий, всякого рода безумств и т.п., т.е. он возвышает религию до философии - таков объективный смысл его критики. Но субъективно он стремится не только уничтожить религию, но и погасить самый свет философии, лишь благодаря которому он сам вообще что-то видит. Сущность моей философии - в отрицании философии, восклицает он.(19) Однако на той же странице продолжает:

"Я даю религии возможность высказаться самой; я играю роль слушателя, переводчика, а не суфлера. Моя единственная цель - не изобретать, а "вскрыть существование"; мое единственное стремление - правильно видеть."

Лицемер! Если Ты отвергаешь не только "ложную форму" религии, но и ее суть и философский смысл, и не только философский смысл, но и самую философию, то Ты не слушатель, не переводчик и не наблюдатель; Ты - бунтарь не выслушивающий, а перечеркивающий, уничтожающий объект своей критики. При этом мало сказать, что Ты выплескиваешь с водою и ребенка, Ты выплескиваешь СВОЕГО ребенка, более того - СЕБЯ САМОГО, ибо философия - это ТВОЙ инструмент, ТВОЯ собственная стихия, ТВОЕ детище, ибо "Сущность христианства" от начала до конца - философское произведение, а отнюдь не какое ни будь "руководство к действию".

Отсюда сразу возникает вопрос: насколько хватит Фейербаха переть против себя самого, насколько далеко он способен зайти в этом философском отрицании философии, или в этом бунте против философии, не выходящем за рамки философии? Нам еще предстоит ответить на этот вопрос, но уже сейчас очевидно это внутреннее противоречие Фейербаха, его колебание между переводчиком и бунтарем. Пытаясь освободиться от противоречий религии, он, похоже начинает путаться в САМОМ СЕБЕ, в собственных своих противоречиях.

...Но если противоречия религии не порождаются религией, но вырастают снизу, от "земли", если религия лишь пытается переварить и преодолеть эти противоречия, то когда Фейербах якобы переворачивает религиозное сознание "с головы на ноги", ликвидирует самоотчуждение человека, то даже и нельзя сказать, что он переливает из пустого в порожнее; он опустошает, банкротит самосознание человека. Утверждая, что бог - ТОЛЬКО человек, он отнимает духовную пищу, которую доставляет религия - неважно какого качества эта пища - и оставляет человека с неудовлетворенной потребностью в таковой пище; т.е. он отбрасывает человека к исходному пункту его бытия, и оставляет его один на один... с собственной пустой головой. Оно конечно, уж лучше оставаться голодным, чем есть отраву. Однако дело-то в том, что Фейербах нам доказывает отнюдь не то, что духовная пища, доставляемая религией, есть отрава, а то, что никакой духовной жажды, якобы, не существует вовсе, религия де ничего не удовлетворяет, это только чисто отрицательная потеря человеком себя самого, и вот теперь, вернув голодного "ему самому", он воображает, что тем самым... накормил его!

"Божественная сущность - не что иное, как человеческая сущность, очищенная, освобожденная от индивидуальных границ, т.е. от действительного, телесного человека, объективированная, т.е. рассматриваемая и почитаемая в качестве посторонней, отдельной сущности." (43)

СМЫСЛ религии состоит ИМЕННО В ТОМ, что, сводя внешний мир к богу, который ТОЖДЕСТВЕНЕН человеку, последний тем самым ликвидирует ОТЧУЖДЕНИЕ между собой и этим миром. ВОТ ЭТО и есть та "духовная пища", о которой шла речь. МОЖНО доказывать, что эта пища дрянного качества, что она не годится к употреблению, но доказывать, что бог есть ТОЛЬКО человек, - означает попасть пальцем в небо. Это значит не отбросить неверное решение задачи, а не видеть, игнорировать САМУ задачу, которую религия пытается решить. Это-то и значит не накормить голодного, но сделать вид, что он сыт.

Суть дела в том и состояла, чтоб внешнее сделать внутренним, - т.е. близким понятным, своим, - чего можно достичь не иначе, как сделав внутреннее внешним. И вот Фейербах говорит: причем тут вообще внешнее? В своем отношении к богу человек "возится" лишь с самим собой; религия есть, так сказать, лишь онанизм духа, при чем такой онанизм, когда не только способ удовлетворения потребности, но и сама потребность - нечто искусственное, ненастоящее, иллюзорное. - Фейербах действительно дает высказаться религиозному сознанию; в боге действительно нет ничего, чего прежде не заключалось бы в человеке. Эту мысль всякая религия так или иначе выражает. Фейербах же, как талантливый адвокат, ловит религиозное сознание на слове: коли так, говорит он, то бог есть ВСЕГО ЛИШЬ человек. При этом он, как ему кажется, человека поднимает до бога, на самом деле он бога опускает до человека, а последнего мешает с грязью, ибо если ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, есть нечто ТОЛЬКО ЛИШЬ человеческое, т.е. нечто ТОЛЬКО субъективное, частное, случайное, то это и означает, что человек в себе пуст и ничтожен, тлен и прах. Если же человеческое есть не только человеческое, но так же и СВЕРХчеловеческое, т.е. если человек заключает в себе ХОТЯ БЫ атом объективного, всеобщего, абсолютного, то вот как раз ЭТОТ-ТО атом и пытается нащупать религия, на него пытается опереться, сделать объектом созерцания. Насколько удается все это религии - вот о чем должен говорить критик, а не "трындычить" о том, что бог есть человек, сводя таким образом всю проблему едва ли не к тавтологии.

4

Посмотрим, однако, какого качества тот "хлеб небесный", который предлагает религия человеку. Религии всегда противопоставляется естествознанию; без естествознания, вне его, атеизм просто перестает существовать, вернее САМ ВЫРОЖДАЕТСЯ и становится СУРРОГАТОМ религии (как напр. у Ницше). Вот и посмотрим, в каком отношении находятся друг к другу эти направления мысли.

Вернемся опять к ребяческим представлениям, когда на место непознанного и непонятного НЕЧТО человек ставит бога и посредством этой процедуры делает данное нечто "как бы" понятным.

Смысл этой процедуры - а в ней есть СМЫСЛ, несмотря на то, что на первый взгляд она по своей так сказать интеллектуальной невинности стоит как будто ниже всякой "ученой" критики, - так вот, смысл этот станет нам ясным если мы возьмем в качестве примера... велосипедиста.

Велосипед катится, ПОТОМУ ЧТО колеса вращаются; колеса вращаются ПОТОМУ ЧТО педали их приводят в движение; педали вращаются ПОТОМУ ЧТО их велосипедист "крутит", а велосипедист "крутит" педали ПОТОМУ ЧТО... так ХОЧЕТ! Оно конечно, и у велосипедиста имеются причины "крутить" педали: он, может быть, спешит в ближайший магазин, или на рыбалку, или катается "просто так". Однако в любом случае ОН САМ определяет мотивы своего поведения и в этом смысле он сам - причина своих действий. По крайней мере совершенно ясно, что цепь механических причин и следствий, посредством которой мы объясняем движение велосипеда, на велосипедисте, точнее на его ногах, явно заканчивается. В отличие от колес, педалей и других частей велосипеда велосипедист САМ СЕБЯ приводит в движение и может не нуждаться ни в каких внешних побудительных причинах. То есть физическое, точнее механическое объяснение данного примера к велосипедисту - главному действующему лицу - совершенно неприложимо и невозможно.

Цель естествознания состоит в том, чтобы тайное сделать явным, скрытое - видимым, внутреннее - внешним и т.п. Казалось бы, чего уж лучше, не в этом ли и состоит цель науки? - Не в этом! Делая скрытое явным, чувственно достоверным, мы расширяем чувственный горизонт восприятия, но это нисколько не приближает нас к ПОНИМАНИЮ МИРА. Например, при помощи приборов человек выяснил, что помимо видимых лучей существуют еще инфракрасные, рентгеновские и другие виды излучения. Ну хорошо, а если бы зрение человека было более совершенным и он мог бы видеть упомянутые лучи непосредственно, своим глазом, безо всяких приборов, то это сделало бы ему мир более понятным? Животные, например, чувственно воспринимают многое из того, что недоступно органам чувств человека, но разве это означает, что они лучше понимают мир, чем человек? С другой стороны, опыт слепых людей свидетельствует, что утрата зрения - этого важнейшего и самого "интеллектуального" из ощущений - не делает человека интеллектуально ущербным, не перекрывает ему пути к познанию мира.

Если я загляну за угол ближайшего дома, то я могу узнать кое-что, чего не знал раньше, например, что за углом этим стоит автомобиль. Однако это опять-таки не то знание, которое способно расширить или углубить ПОНИМАНИЕ мира. Между тем в подобном вот "заглядывании за угол" и состоит в значительной мере естественнонаучный способ познания мира. Накопление, систематизация, классификация эмпирического материала - не подлижет никакому сомнению ПРАКТИЧЕСКАЯ важность этой части научной деятельности, ее значение для ПОЗИТИВНОГО развития науки, но должно быть ясно, что она (эта часть) не имеет НИКАКОГО значения для ПОНИМАНИЯ СУТИ бытия. Стоит ли за ближайшим углом автомобиль или его там нет, есть ли жизнь на Марсе или нет - от фактов и обстоятельств подобного рода может зависеть жизнь человека или даже будущее человечества, но они совершенно НЕ ВАЖНЫ, если речь заходит не об эмпирическом существовании людей, а о СМЫСЛЕ всего сущего. Или, как говорили теисты:

"Больше ли солнце, чем земля, или оно шириною в фут, светит ли луна своим или отраженным светом, - знать это все бесполезно, а не знать - безвредно. В опасности ваше благо - спасение ваших душ".

"Итак, я спрашиваю: в чем предмет науки? Причины естественных вещей? Какого блаженства могу я ожидать от того, что узнаю об источнике Нила или о бреднях физиков относительно неба?" (331)

Арнобий, которому принадлежит первая цитата, ошибается: знание тех или иных фактов может быть чрезвычайно полезно и жизненно важно. Но знание и понимание - разные вещи; когда ПОНИМАНИЕ становится целью и, если угодно, самоцелью, ЗНАНИЕ бесконечного ряда всякого рода эмпирических истин утрачивает ценность, потому именно, что это все НЕ ТЕ ИСТИНЫ, от коих может зависеть ПОНИМАНИЕ, или, как выражались "попы", "блаженство" или "спасение" души.

Между тем, естествознание обеспечивает не только материальный комфорт и научно технический прогресс, оно претендует на то, чтоб дать исчерпывающее, абсолютное знание о мире, хотя бы это знание было достижимо лишь в ходе бесконечного развития. Поэтому естествознание не останавливается на систематизации и классификации данных опыта, оно их пытается объяснить и первым делом прибегает для этой цели к понятию причинно-следственной связи.

Я вижу, например, как один шар наталкивается на другой и вследствие этого, последний так же начинает двигаться. Подобного рода чувственные образы и лежат в основе представления о причинно-следственной связи. Если в этом представлении что-нибудь и требует объяснения, то как раз эта самая связь. Но с точки зрения естествознания как раз она-то объяснения не требует, как раз это-то интуитивно понятно, чувственно достоверно, является внешним, материальным, "несокрушимым" фактом. Всякий видит "своими глазами" как один шар наталкивается на другой и т.д. А вот что может быть не всем видно или вообще не видно, так это почему движется первый шар - сюда и направлено любопытство естествоиспытателя. Он начинает изучать явление и выясняет, что первый шар приводится в движение каким-то другим шаром или еще чем-то. Потом выясняется, что эта причина движения сама является следствием еще какой-то другой причины и т.д. до бесконечности. Таким образом, вместо того, чтоб объяснить причинно следственную связь, мы просто первоначальное представление о ней распространяем во вне и получаем дурную бесконечность причин и следствий. При этом прогресс познания либо останавливается на каком-то уровне и последнее следствие остается без объяснений, но тогда непонятно ЧТО, собственно, нам объяснили. Если нельзя объяснить 1128-ое следствие, то не стоило "объяснять" и первого. А если все якобы понятно уже в случае с первыми двумя шарами, то ничего нового мне не сообщают и остальные звенья причинно-следственной связи, ибо везде я вижу одно и тоже. Но если все же в первом случае содержался какой-то вопрос, то этот вопрос так и остается без ответа на таком-то звене или шаге познания. В обоих случаях весь процесс познания излишен, ибо в конечном итоге сводится к тавтологии. В то же время, бесспорно, что указанный процесс может быть абсолютно плодотворным и ценным с, опять таки, практической точки зрения, но как раз эта то точка зрения, как уже говорилось, теоретически не важна.

В действительности, однако, этот прогресс нигде не останавливается, но распространяется вглубь и вширь, и мы получаем бесконечный прогресс естествознания, в котором многие почему-то видят нечто величественное. Однако он распространяется ИМЕННО ПОТОМУ, что в основе своей тавтологичен и самой своей сутью как бы отбрасывает за горизонт реальное понимание мира, делает его вечно недостижимым. Именно потому, что естествознание постоянно стремится сделать внутреннее внешним, это самое внутреннее ВЕЧНО остается чем-то ТОЛЬКО лишь внутренним, т.е. темным, неуловимым, НЕ ПОНЯТЫМ.

Таким образом, как бы не развивался процесс познания, он всегда оставляет вне себя ПУСТОЕ пространство и сколь бы оно не стремилось сузить масштабы этой пустоты, последняя остается бесконечной. Эта-то пустота и становится вместилищем бога.

Для того чтоб уловить и исчерпать эту "пустоту", необходимо внутреннее осмыслить и понять именно как внутреннее, т.е. не искать ему каких-то внешних, видимых причин, а мыслить его как ПРИЧИНУ самого себя. Именно это представление о некоем нечто, в котором причина и следствие совпадают, которое является причиной самого себя, содержится и в "ребяческой" теологии, о которой упоминалось выше, и в моем примере с велосипедистом, и в аристотелевской идее перводвигателя (энтелехии), и в пресловутом онтологическом доказательстве бытия бога, и в понятии монады Лейбница, и в субстанции Гегеля, наконец. Если же я стану перечислять философов и те их произведения, в которых указанная идея выражена хотя бы частично, то список получится уже слишком длинным. И, наконец, излишне говорить, что эта же идея содержится и в религиозном представлении о боге, и что религиозным сознанием она и была впервые высказана.

Собственный разум человека есть ближайший пример сущности, которая является причиной самой себя. Это не значит, что разум не зависит ни от чего внешнего, это значит, что если эта зависимость от внешнего становится преобладающей, то разум утраивает сам себя, перестает быть собой, перестает БЫТЬ. И наоборот, ИМЕННО ПОТОМУ, что мышление человека потенциально суверенно, человек и стремится реализовать этот суверенитет, т.е. освободится от власти внешнего, природы, прежде всего и эта цель достигается - относительно, конечно - в ходе научно-технического прогресса. Человек освобождает себя снаружи, ибо потенциально свободен внутри, т.е. в своем сознании - такова суть дела.

Следовательно, действительное понимание последних оснований мира, - а только лишь о ТАКОГО рода понимании идет сейчас речь - человек должен искать не во вне, в эмпирическом материале, и не в погоне за этим материалом должен состоять процесс познания. Истину человек должен искать в себе и он понимает внешний мир ровно настолько, насколько понимает себя, - в этом и состоит "рациональное зерно" даже самых вульгарных религиозных антропоморфизмов.

Понимание состоит, собственно, в том, чтоб увидеть все в себе и себя во всем. Бесконечно расширяющийся, расползающийся мир явлений, каковым он является в естествознании и ДЛЯ него, стягивается в одну точку, становится проявлением одной сущности - бога. При этом ближайшим образом бога является сам разум, поэтому самопознание становится богопознанием. Вот эту то задачу двустороннего познания и решает философия и она является философией ровно настолько, насколько решает ее или ХОТЯ БЫ СТАВИТ ПЕРЕД СОБОЙ. Все остальное, что обычно именуют "философией", не имеет к последней никакого отношения.

Познай самого себя - нет истины более чуждой самому духу естествознания. И в то же время и естествознание не может избежать этой идеи замкнутости, самодостаточности, идеи в-себе-и-для-себя-бытия, говоря языком Гегеля. Принципы равновесия, взаимодействия, обратной связи, саморазвития, единства противоположностей (пространства и времени, напр.) и т.п. и есть частные формы указанной идеи. Однако и эту идею внутреннего бытия естествознание опять таки выворачивает наизнанку и истолковывает внешним образом. Внутреннее бытие оказывается множеством внешних по отношении друг к другу элементов, которые внешним образом взаимодействуют между собой. Правда, уменьшая дискретность этих элементов, рассматривая каждый элемент так же как множество еще более простых элементов можно углубляться и далее, однако не трудно видеть, что этот как будто внутренний прогресс на самом деле остается сугубо внешним и потому опять таки "по дурному" бесконечным. С другой, стороны эта дурная, с точки зрения философии, бесконечность приносит совсем "недурные" плоды. Анализ до последних элементов, каких ни будь атомов, генов, и т.п. и последующий синтез на основе этих элементов и простейших связей между ними - таким путем естествознание достигает впечатляющих результатов. Естественно возникает мысль смоделировать и тем самым исчерпать ВСЮ реальность создав, например искусственный живой организм или искусственный разум. Однако вот в чем проблема: как бы значителен не был этот прогресс, он обеспечивается тем, что с одной стороны действительность разлагается на конечное число простейших элементов, которые потом приводятся к однозначно определенной зависимости или связи. Именно эти два обстоятельства дают возможность для точного, адекватного и потому эффективного воздействия на действительность и истолкования ее. "Неадекватное" в этом подходе "лишь" то, что сама действительность В ЕЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ в нем отсутствует, ибо подменяется конечной комбинаторикой конечных элементов и те