Скачать

Постиндустриализм и виртуализация экономики

Д. В. Иванов

Столь актуальный ныне вопрос о современной экономической ситуации в России и перспективах экономического развития российского общества уже традиционно решается, так или иначе, сквозь призму идеи постиндустриализма. Научное сообщество свыклось с мыслью о постиндустриальном обществе как реальности для развитых и ближайшей перспективе для успешно развивающихся - модернизирующихся стран. Постиндустриальное общество в его отличии от индустриального рассматривается, прежде всего, как общество информационное. Такое воззрение утвердилось, благодаря усилиям целой плеяды теоретиков: Д. Белла, А. Турена, З. Бжезинского, А. Тоффлера (1-4).

Обобщая все написанное ими в 60-70-е годы XX в. по поводу грядущего, можно следующим образом представить базовые черты постиндустриального общества.

1) Определяющим фактором общественной жизни в целом является теоретическое знание. Оно вытесняет труд (ручной и механизированный) в его роли фактора стоимости. Экономические и социальные функции капитала переходят к информации. Как следствие, ядром социальной организации, главным социальным институтом становится университет как центр производства, переработки и накопления знания. Промышленная корпорация теряет главенствующую роль.

2) Уровень знаний, а не собственность, становится определяющим фактором социальной дифференциации. Профессиональная структура оказывается более существенной для стратификации, чем классовая. Как следствие, очаг социальных конфликтов перемещается из экономической сферы в сферу культуры. Основной конфликт - «сверхборьба» между теми, кто укоренен в старой культуре, и представителями новой. Результатом этой великой, но менее насильственной, чем конфликты в прежнюю эпоху, борьбы является переструктуризация общества - рост новых и упадок старых социальных институтов.

3) Экономика постиндустриального общества является, в первую очередь, обслуживающей, а не производящей. В численно преобладающем «третичном» секторе растет и обосабливается информационный бизнес, становясь «четвертичным» сектором экономики.

4) Инфраструктурой постиндустриального общества является новая «интеллектуаль-ная», а не «механическая» техника. Социальная организация и информационные технологии образуют «симбиоз». Общество вступает в «технотронную эру», когда социальные процессы становятся программируемыми.

Однако информационное общество нигде не состоялось, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриализма налицо: преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во «вторичном» и опережающий рост «четвертичного» сектора экономики, тотальная компьютеризация и т. п. Но университет не заменил промышленную корпорацию в качестве базового института «нового общества», само знание инкорпорировано в процесс капиталистического производства, а общество характеризуется скорее как «поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ» (5, p.40), чем как институционально регулируемое целое. Трансформация общества, включая экономику, приобрела иной характер, нежели предсказывали теоретики постиндустриализма.

К пониманию характера современного общества ближе оказались теоретики постмодернизма. Работы одного из лидеров направления - Жана Бодрийяра в конце 60-х - начале 90-х годов особенно актуальны для адекватного истолкования проблем и перспектив экономического развития.

В поздне- и постиндустриальную эпоху процессы производства и потребления приобретают, говоря словами постмодернистов, характер «дискурса» - знаковой манипуляции. Система вещей, труд предстают в качестве «знаков реального», кодирующих императив социальной интеграции в ситуации «утраты» самой социальной реальности (6, c.164; 7, p.127-128; 8, p.6). Эти констатации Ж. Бодрийяра можно интерпретировать как описание одного из аспектов процесса виртуализации общества. ВИРТУАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА - радикальная трансформация способа существования Западной цивилизации (9-11). Процесс модернизации как реализации ценностей, суть которых в располагании и обеспеченности сущим, выливается в процесс реификации, овеществления общества, т. е. отношения между людьми принимают форму отношений между вещами. Реализация ценностей превращает человека в функциональный элемент и ресурс общества, а социальные институты - в автономную реальность. Когда процесс модернизации-овеществления приходит к своему логическому завершению, ценности перестают быть аутентичной реальностью, тем «референтом», по отношению к которому артефакты и социальные технологии суть «знаки». «Знаки» не обмениваются больше на «означаемое», они замкнуты сами на себя (8, p.5-6). Самоподдержание социальной системы продолжается как симуляция, скрывающая отсутствие «глубинной реальности», под которой явно подразумевается ценностная картина мира эпохи Модерн. Так называемые подсистемы общества - политика, экономика, наука, культура - суть ценностные ориентации эпохи Модерн, рубрики располагания и обеспеченности. В силу этого, когда ценности реализованы и потому утрачивают актуальность, то, что считается социальной структурой, социальной реальностью sui generis, утрачивает устойчивость и определенность. Налицо процесс развеществления: сущность человека отчуждается не в социальную, а в виртуальную реальность, где человек имеет дело не с вещью (располагаемым), а с симуляцией (изображаемым): социальные институты, возникшие как следствие овеществления, теряя свою власть над индивидом, становятся образом, включаемым в игру. Институциональный строй общества симулируется, а не ликвидируется, потому что он, сохраняя атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, в которой удобно создавать и демонстрировать образы и которая открыта для входа/выхода. Подобным образом операционная система Windows сохраняет атрибутику реальности, симулируя на экране монитора нажатие кнопок калькулятора или размещение карточек католога в ящике. Сохраняется образ тех вещей, от которых собственно и избавляет применение компьютерной технологии.

Компьютерные технологии и, прежде всего, технологии виртуальной реальности, вызванные к жизни императивом рационализации - этим движущим принципом процесса реификации, оказались наиболее эффективным инструментарием симуляции. И теперь императив симуляции ведет к превращению компьютерных технологий в инфраструктуру всякого человеческого действия и к превращению логики виртуальной реальности в парадигмальную для этого действия. Действует императив виртуализации, своего рода воля к виртуальности, трансформирующая все сферы жизнедеятельности, как они сложились в процессе модернизации.

Экономическая сфера - это все те артефакты и социальные технологии, которые воплощают для людей эпохи Модерн решения проблем производства и предоставления благ. Ключевые элементы постановки и решения этих проблем: товар - вещь, чьи объективные свойства есть благо; инновация - разработка и внедрение новых товаров; производительный труд в определенное время в определенном месте; платежеспособность - обладание универсальным вещественным заместителем товаров - деньгами.

Производство любой вещи после двух столетий технологической революции не является больше реальной проблемой. Проблемой номер один является ее реализация. Для потребителя эта же проблема предстает как проблема выбора из многообразия марок - товарных знаков. В условиях массового производства и массового потребления товар - это прежде всего знак. Социальный статус товарного знака определяет, каких денег стоит вещь, а не ее реальные свойства и не затраты труда. Механизм ценообразования на вещи «от кутюр» и продукцию менее именитых фирм адекватно описывается не А. Смитом, К. Марксом или Дж. М. Кейнсом, а скорее Фомой Аквинским. «Справедливая цена» согласно средневековым представлениям всегда зависит от «происхождения». Социальный статус производителя определяет стоимость товара, а не стоимость товара - статус производителя.

«Происхождение» ныне обеспечивается рекламой. Реклама создает образ товара. Именно эти образы, а не реальные вещи обращаются на постмодернистском рынке. Физический объект рекламы перестает быть означаемым и становится «означающим». Поэтому собственно экономический процесс, т. е. производство стоимости, покидает КБ и сборочный конвейер и перемещается в рекламное агентство и студию. Производится не вещь (шампунь, костюм, автомобиль), а образ (привлекательности, уверенности, стильности, уникальности, респектабельности). Не удивительно поэтому, что в последние десятилетия доля занятых непосредственно в сфере производства (в так называемых первичном и вторичном секторах экономики) снижается, а доля занятых в маркетинге и рекламном бизнесе растет. Растет и доля затрат на рекламу в бюджете товаропроизводителей. Экономически симуляция вещи в рекламном послании начинает превалировать над собственно вещью.

Теперь к трем традиционным концепциям цены можно добавить четвертую, которая хотя еще, может быть, и не достаточно четко артикулирована теоретически, но присутствует в экономической практике:

1. марксизм: цена - функция "объективной" стоимости (императив «реального» производства);

2. маржинализм: цена - функция «субъективной» стоимости (императив потребления);

3. монетаризм: цена - функция меновой стоимости (императив рынка);

4. «виртуализм»: цена - функция образа стоимости (императив «виртуального» производства).

Практическое формирование этой новой концепции зафиксировал японский исследователь Кениши Омае, который охарактеризовал этот процесс как «главный парадигмальный сдвиг последнего десятилетия» (12, p.177). Наблюдая, как в Японии маркированные сельхозпродукты продаются по ценам в несколько раз превышающим цены на того же рода и качества продукты без марки, т. е. без образа, К. Омае пришел к выводу, что добавленная стоимость создана умелыми и четко направленными усилиями по созданию марки и что эта добавленная стоимость того же рода, что и стоимость добавляемая такими модными домами, как Ив Сен Лоран или Дживанши к, скажем, галстукам, которые сделаны из того же материала и с тем же качеством, что и другие галстуки, но стоят в 5-6 раз дороже (12, p.175-176).

Поскольку на рынке обращаются изображения ценностей потребителя, то еще одной возможностью становится симуляция инноваций. Модификации, не затрагивающие функциональных свойств вещи и не требующие реальных трудозатрат, в виртуальной реальности рекламных образов выглядят, как «переворот», «новое слово» и т. п. Искусная симуляция технологического прогресса позволяет получать «справедливую цену».

Новые информационные и коммуникационные технологии делают возможной организацию рабочего места практически везде: дома, у клиента, в отеле, автомобиле, самолете. Организация труда в форме «рабочего времени» как распорядка присутствия в офисе или расписания выполнения технологических операций утрачивает экономическое содержание, но сохраняет социальное значение. Посредством этой организации симулируется структурная определенность и роль экономической сферы, ее обособленность от «неэкономической», поддерживается практика калькуляции себестоимости на основе трудовой теории. С другой стороны, «неэкономические», социальные и социально-психологические аспекты организации труда и функционирования предприятия - офисный дизайн, поддержание атрибутов образа работника и работающей организации, культивирование public relations приобретают непосредственно экономический смысл. Они становятся важными компонентами симуляции производительности, а потому - ходким товаром.

В перспективе симуляции производительности весьма симптоматично и появление той организационной формы, которая получила название «виртуальная корпорация» (далее - ВК). ВК - это временный альянс независимых компаний для решения стратегической, но единичной задачи. Альянс, по мысли адептов концепции ВК, должен существовать как коммуникационная сеть на базе компьютерных технологий, посредством которой компании координируют свои усилия. ВК лишена вертикальной интеграции, центрального офиса, иерархии и прочих атрибутов «реальной» корпорации. После решения поставленной задачи сеть легко может изменить конфигурацию или вовсе распасться (13, p.36-38).

Большинство компаний стремится к контролю - собственности и непосредственному управлению ресурсами - на всех этапах создания продукта. Создание же ВК требует отречения от этого «идола», к чему, собственно, и призывают поборники ВК капитанов индустрии. Но преуспели здесь, что характерно, прежде всего, небольшие и, зачастую, недавно созданные компании, специализирующиеся в сфере информационных технологий. Эти «циники» создают альянсы, которые позволяют им «перепоручить» производство аппаратного обеспечения (hardware) «традиционалистским» компаниям и, тем самым, продвинуть от своего имени продукт, обязанный своим появлением на рынке усилиям многих компаний. Альянсы, симулирующие крупную корпорацию, позволяют их инициаторам добиться локального преимущества в конкурентной борьбе с «динозаврами» типа IBM и AT&T, а после этого распустить альянс и легко переключиться на использование другой возможности, открывающейся на рынке. В середине 90-х годов вкус к созданию ВК почувствовали и «динозавры». Таким образом, из маргинальной экономической формы ВК обещает превратиться в рутинную общепринятую практику.

Если с корпоративного уровня перейти на уровень национальных экономик, то можно заметить, что стратегия успеха в 70-80-е годы Тайваня или Южной Кореи - это своего рода симуляция экономики индустриальной державы. «Новые тигры» росли и добивались успехов в конкурентной борьбе с реальными промышленными гигантами, являясь, по сути, гигантами виртуальными. Тайвань и Южная Корея закупали в Японии ключевые компоненты и сборочные узлы, «перепоручая» ей их производство, а готовые автомобили и электронику продвигали в Европе и США под собственными марками. Такая политика приносила превышение торгового баланса с США, которое вдвое перекрывало дефицит в торговле с Японией.

Процесс виртуализации экономики захватил и деньги. Они ныне не столько вещественный заместитель товаров, сколько «права заимствования». Если деньги - вещественный заместитель товаров, то только их наличие обеспечивает человека необходимым, независимо от того, кто он. Если деньги - права заимствования, то человек должен предъявить не столько металл, бумагу или пластик, сколько образ платежеспособности. Система кредита, которая парадоксальным образом меняет местами процессы производства и потребления (для отдельно взятого индивида), делает важным «происхождение» спроса. «Хорошее происхождение» гарантируется образом «имеющего право на займ». Деньги персонифицируются, они утрачивают свойства безразличной по отношению к индивиду объективной реальности. Электронная подпись, возможность аннулировать потерянную кредитную карточку превращают платежеспособность в функцию знания индивидуального пароля, а не обладания анонимными денежными знаками. Этот образ могут симулировать и частные лица, и функционеры финансовых институтов. Фиктивная часть тотального денежного агрегата М3 не может единомоментно конвертироваться в наличность по той простой причине, что эта часть - продукт мультипликации. Отдельно взятый делец может обратить толику М3 в банкноты, но лишь при условии, что подавляющее большинство остальных этого не делает. Единомоментное востребование всех вкладов в банках и всех выплат по страховкам физически невозможно, хотя юридически правомочно. Банк, даже при выполнении нормы резерва - симулянт платежеспособности. У него нет в наличии денег - вещественных заместителей товаров, львиная доля его активов - разнообразные права заимствования. Тот факт, что на современные хозяйственные процессы оказывает определяющее влияние такой символический и даже фиктивный с традиционной точки зрения фактор, как денежный агрегат М3, свидетельствует о том, что деньги ныне не «кровь» (Гоббс), а «язык жестов» экономики.

Виртуальный продукт, виртуальная инновация, виртуальный труд, виртуальная организация, виртуальные деньги допускают и провоцируют убыстрение экономических трансакций, распространение комбинаторной логики. Это приводит к тому, что компьютерные технологии становятся главным средством и средой экономической деятельности. Виртуализация экономики вызывает к жизни коммерциализацию киберпространства, где теперь осуществляется не только обмен деловой информацией, но и полный цикл сделки. Торговые операции в сети Internet принесли в 1994 г. доход равный 240 млн. долл., в 1995 г. - 350 млн., и достижение рубежа в 1 млрд. прогнозируется на 1997 г. В «мировой паутине» уже функционируют виртуальные супермаркеты и виртуальные банки, оперирующие собственной виртуальной валютой (14, c.20-24).

Операции, совершаемые у виртуальных витрин при помощи виртуального же кошелька наглядно демонстрируют, что информационная экономика не состоялась. Не информация как таковая, иначе говоря, рациональная денотация, а образ, мобилизующий аффективные коннотации, приносит прибыль.

При взгляде сквозь призму виртуализации на события в России 90-х годов XX в. обнаруживаются две разнонаправленные тенденции. С одной стороны «утяжеляется» производственно-технологическая структура экономики. При общем падении промышленного производства в последние шесть - семь лет в 1995-96 гг. наметились стабилизация и даже небольшой рост в черной и цветной металлургии, в нефтехимии. Структура промышленного производства обнаруживает тенденцию «крена» в сторону добывающей промышленности (15, c.12):

Таблица 1. Структура промышленного производства