Скачать

Основание Москвы и Юрий Долгорукий

Сказание о том, будто Москва возникла в IX столетии, еще при Олеге, есть вымысел позднейших книжников. Впервые мы имеем летописное известие о существовании Москвы от конца первой половины XII века. Это-время наибольшего развития удельной системы, ослабившей Россию перед нашествием татар: это была пора образования отдельных областных княжеств и время ожесточенной борьбы из-за Киева между Мономаховичами и Ольговичами и даже в роде первых. В этой громадной борьбе, которую, по выражению летописей, "взмялась" и в коей "разодралась" вся Русская земля, принимали участие все князья: и северные, и южные, и западные, и восточные. Их дружины крестили и бились по всей Руси; но в то же время заканчивался киевский период Руси и подготовлялся новый. И Москва в первый раз упоминается как город в летописи именно в эту горячую пору, в 1147 году.

Весною этого года суздальский князь Юрий Владимирович, как передает летописное сказание, пошел на Новгород, бывший на стороне Изяслава Мстиславича, взял Торжок и землю на Мсте, а Святослав Северский, его союзник, по Юрьеву приказу пошел на землю смоленскую, тоже стоявшую на стороне киевского князя, и взял там живших на Протве литовцев-голядей и обогатил дружину свою полоном. После этого Святослав, к которому Юрий еще раньше посылал на помощь сыновей своих и богатые дары для него и его княгини (ткани и меха), получил от суздальского князя зов приехать к нему в Москву (в "Москов"), которая по этому именно поводу впервые упомянута в летописи. Святослав отправился к нему в новый городок с сыном Олегом, князем рязанским Владимиром и дружиной. Олег поехал в Москву вперед и подарил Юрию барса. Дружески поздоровался основатель Москвы с прибывшими князьями, и здесь началось пирование. На другой день Юрий сделал большой, или) по старинному выражению, "сильный" обед для гостей, богато одарил Святослава, сына его Олега, Владимира Рязанского и всю их дружину. Вести о свидании князей-союзников в Москве, перед началом громадного междоусобья, разнеслись по Руси и сделали известным этот новый и маленький городок. Вот подлинная запись летописи.

"И прислав, - говорит летопись,-Гюрги к Святославу, рече: приди ко мне брате в Москов. Святослав же еха к нему с дитятем своим Олегом в мале дружине, поима с собою Владимира Святославича; Олег же еха наперед к Гюргю и да ему пардус (барса). И при-еха по нем отец его Святослав и тако любезно целовастася в день пяток на похвалу Святей Богородице и быша весели. На другой же день повеле Гюрги устроить обед силен, и створи честь велику им и да Святославу дары многи с любовию и сынови его Олегови и Владимиру Святославичу (Рязанскому), и муже Святославле учреди и тако отпусти и". (П.С.Р.Л. II, 29).

Карамзин утверждал, что канун Похвалы Богородицы - пятница пятой недели Великого поста, в 1147 году падала на 28 марта. Но в этом году Пасха была 20 апреля и похвальская пятница, накануне Похвалы Богородицы, пришлась 4 апреля. Первый указал на это И. Е. Забелин.

В эту пору Москва была лишь небольшим пограничным для Суздальского княжества военным пунктом, которому предстояло лишь в будущем важное значение по его срединному положению, в одинаковых расстояниях от наших естественных пределов на западе и на востоке, на юге и севере.

Хотя в половине XII века еще не могла быть осознана эта центральность Москвы, но уже ощущалось, что тут лежит бойкий узел границ нескольких княжеств: Суздальского, Смоленского, Рязанского, Северского и Новгородского и важный перекресток многих дорог и водных путей.

Первый суздальский князь Юрий, получив от отца своего Владимира Мономаха Залесье, должен был почувствовать, что ему недостаточно в его уделе старых новгородских городов (Суздаля и Ростова), при помощи коих славяне утвердились в поволжском бассейне, а также и новых княжеских, как Владимир-на-Клязьме и Ярославль на Волге: "он начал в своем уделе города строить и людей населять". Так он основал здесь Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский и Дмитров, но ему был необходим еще новый город и именно на Москве-реке.

Москва-река при обилии лесов семь с половиной столетий тому назад, многоводная и судоходная, представляла собой место, где в живом соприкосновении сходилось и сплеталось очень многое. Начало этой реки, выше Можайска, находилось в Смоленском княжестве, тянувшемся по Днепру к южной Руси, а по Двине к западу к Балтийскому морю; устье Москвы при впадении ее в Оку принадлежало Рязанско-Муромскому княжеству, тянувшемуся к Волге.

Целая сеть рек делала это место очень бойким для соприкосновения с другими княжествами пунктом, где сходились пути и в Новгород, и в Киев, и во Владимир, и в Смоленск. Н. П. Барсов в своей Русской исторической географии говорит: "Для связи с областью Москвы-реки, верхней Оки и чрез нее Угры, составлявшей путь из верхнего (Чернигово-Северского) Поднепровья, служила Лопасня, сближающаяся с притоком Москвы - Пахрою (на границах нынешних Подольского и Серпуховского уездов) и еще более Протва, которая своими верховьями подходит непосредственно к Москве-реке (в Можайском уезде)". Здесь мы видим, в первой половине XII века, старинные поселения Вышегород и Лобыньск. С другой стороны, Москва-река связывалась с верхним Поволжьем правым притоком своим Рузою и Ламою, вместе с Шошею, вливающейся в Волгу. Здесь - известный Волок-Ламский. В область Клязьмы шли пути по Сходне, впадающей в Москву-реку выше столицы, и по Яузе, которая по обилию воды была совсем не та, что ныне.

Понятно, что здесь был узел бойких, перекрещивающихся военных и торговых дорог из Новгорода, Смоленска, Чернигова с Киевом) Ростова с Суздалем. Здесь с незапамятных времен были не только поселения финской мери, о чем свидетельствуют недавно открытые в Москве остатки языческих городищ и разные предметы доисторического быта, но и славянские селения. При постройке Большого Кремлевского дворца были найдены серебряные обручи (кольца) и серьги, а на месте храма Христа Спасителя - древние арабские монеты, из коих одна 862 года. Здесь, по всей вероятности, бывали св. Владимир, построивший свой город на Клязьме, Борис, княживший в Ростове, Глеб - в Муроме, и Ярослав Мудрый, основатель Ярославля на Волге, когда они езжали оттуда на юго-запад в Киев, а не в Новгород. Несомненно, что посещал эти места и Владимир Всеволодович Мономах, несколько раз ездивший в Ростовскую землю и строивший там храмы. Но когда он отдал в удел Владимиро-Суздальскую землю своему сыну Юрию Владимировичу Долгорукому, здесь мы видим на Москве-реке целый ряд сел, принадлежащих старшему его дружиннику первого ранга, говорят, даже тысяцкому,-боярину Кучке. Здесь, при этом вотчиннике, конечно, все было: и большие поселения, и храмы, и боярские хоромы: не было только города, как крепости, как военно-княжеского пункта. Но, несомненно, основатель отдельного княжества Суздальского не мог на рубеже стольких уделов, в пору их наибольшего столкновения из-за Киева, при начале усобицы с Изяславом Мстиславичем, не основать здесь города, как именно стратегического пограничного пункта. Этому вполне соответствует то, что новый город в 1147 году сделался местом важного съезда вышеназванных князей- ратных союзников, где князья сговорились "жить в любви и единстве до конца живота, иметь одних друзей и врагов и сообща стеречься от недругов". И крепость главными своими сторонами была обращена на юг и запад. Она была заложена на холме, там, где оканчивалось взводное судоходство Москвы-реки и начинается сплавное, где река, выше устья Неглинной, образует пороги. Только впоследствии, когда Москва разрослась, для защиты ее построена другая крепость - Китай-город, а потом Белый город и круговое земляное укрепление, охватывавшее город со всех сторон.

Об основании же Москвы летописное предание говорит, что "Юрий, казнив Кучка, взыде на гору и обозре очима своими семо и овамо, по обе стороны Москвы-реки и Неглинной, возлюби села оныя (Степана Кучка) и повелел сделати там древян град". Что же именно построил Юрий Владимирович в Москве? Древнейший храм Иоанна Предтечи под Бором и церковь Спаса на Бору, который тянулся из Кремля, от Боровицких ворот, через Китай-город на нынешнюю Лубянку, на далекое пространство, построены были уже после смерти Юрия. Но сооружением основателя Москвы были, несомненно, деревянные стены Кремля, за коими могли находить себе защиту крестьяне сел Кучковых и новые поселенцы. Однако эти стены были даже не дубовыми, потому что таковые, по летописному сказанию, построены Иоанном Калитою. Более чем вероятно, что основатель Москвы построил в Кремле и княжий двор с соответственными строениями, где гостили у него князья и где можно было дать названный выше "сильный" обед в 1147 году, и где жила княжья дружина. Сомнения нет, что известный созданием храмов по другим городам, Юрий построил хоть одну церковь в Москве; так в основанном им же через пять лет после Москвы (в 1152 году) Переяславле-Залесском, в замену киевского Пере-яславля, он построил церковь каменную Спаса и обнес ее земляным валом, с деревянными башнями, с воротами в них Спасскими, Никольскими, Рождественскими. В том же 1152 году в основанном им Городце на Волге он строит храм Архангела Михаила и делает земляной вал с глубоким рвом. В построенном Юрьеве-Польском создает церковь каменную во имя Спаса, и другую св. Георгия. В основанном тоже Юрием Долгоруким Дмитрове первоначальное укрепление состояло из рва, наполненного водой, земляного вала и еще двойной стены с двенадцатью башнями. Нечто подобное построил Юрий и на Москве-реке.

Что такое Кучковы села до основания на Москве-реке города? Этот интересный вопрос решить очень затруднительно.

К числу Кучковых сел, по преданиям, принадлежали: Воробьево, Симоново, Высоцкое, Кулишки, Кудрино и Сущево; называют и другие; и там, еще до основания Москвы как города) были, конечно, свои церкви: ибо села отличаются от деревень именно церквями. Одно только известно, что Кучковы села не совпадали с укрепленным городом Москвою. Кучково поле начиналось именно с того места, где идет теперь Лубянка, а дом боярина находился будто близ нынешних Чистых прудов. Предания рассказывают, что на месте церкви Спаса на Бору когда-то жил пустынник Букал, а на Крутицах какой-то мудрый человек по имени Подон, родом римлянин.

Но все, что можно сказать о Степане Кучке, есть или былины летописцев или догадки историков последующего времени. Разные старинные предания говорят согласно, что он был казнен Юрием Долгоруким. Но за что? - Вот вопрос, который по-разному решается и в схожих с былинами "старинках", и в новейших исследованиях. Одна легенда говорит, что "Кучко, возгордевся зело, не почтил своего князя и даже хулил его". Какая-то раскольничья рукопись, которая была в руках историка Татищева, уверяет, будто Юрий Владимирович, бывший в связи с женою Степана Ивановича Кучка, казнил его за то, что этот последний запер от него свою жену и изменил ему в отмщение за свою честь в пользу Изяслава Мстиславича. Но та же "старинка" утверждает, что Юрий Владимирович выдал дочь казненного боярина Улиту за своего сына Андрея Боголюбского, передал ему в бояре сыновей Степана, а села опального взял себе. Особенно характерно, что сыновья казненного боярина, Кучковичи, хотя и были ближними боярами Андрея Боголюбского, были ему враждебны: один из них был казнен им, а другой, вместе со своим зятем и другими боярами, составил заговор и убил в Боголюбове этого князя.

Позднейшие историки, основываясь на том, что в Новгороде иногда встречалось имя Кучко, стали предполагать, что Степан Кучко был новгородским земским боярином, что его села были населены новгородцами и что в его "земском сопротивлении" заключается причина его казни, что самая Москва есть колония новгородская. Но едва ли это так. В княжеское время, со времени основания Владимира-на-Клязьме и Ярославля, все вечевое-новгородское, начиная с Ростова и Суздаля, в приволжских владениях Мономаховичей, становится в тень; и едва ли что-нибудь такое вечевое могло в XII столетии сказываться в вотчинах Кучковых. Да и самое прозвание их владельца, оканчивающееся на о, скорее указывает, что он или его родители пришли из южной Руси, а не из Новгорода. В Подолии был город Куча, а в Червонной Руси Кучельмин. У черниговских князей был боярин Судимир Кучебич. От этого, может быть, и Степан Кучко тянул на юг к Изяславу Мстиславичу, за что и был казнен великим князем суздальским.

Положил ли какую-нибудь печать своего личного характера на основанном им городе Юрий Долгорукий?-Едва ли. Об этом можно догадываться уже потому, что он не последовал примеру своего прадеда-Ярослава Мудрого, дававшего свое имя основанным им городам, и не назвал свою крепость Юрьевым, как сделал это сам относительно построенного им Юрьева-Польского, где он создал церковь в честь св. Георгия Победоносца, своего ангела. Москва некоторое время называлась даже Кучковым, и лишь потом за нею утвердилось, по реке, название "Москва", вероятно финское, обозначающее, по одним сказаниям "смородину", по другим - "крутящуюся, искривленную", а по третьим "мутную" и т. д. Лингвистам еще предстоит выяснить, из какого языка произошло и что именно значит слово "Москва", составлявшее название сперва нашей реки. Пора бы разгадать эту филологическую загадку. Ходаковский писал Мосткова, производя это имя от мостков на реке. Иные книжники производят это имя от Мосоха, сына Иафетова. В Северо-восточной Руси много рек, имена которых оканчиваются на ва: Протва, Сылва, Косва... У одной Камы 20 притоков, названия которых именно так оканчиваются; а ва по-фински значит вода.

Три поколения Юрьева потомства не удостоивали сделать новооснованный стратегический пункт постоянным стольно-княжеским городом, хотя тут живали в XIII столетии князья Владимир Всеволодович, Владимир Юрьевич и Михаил Хоробрит, сын Ярослава. Так, в летописи про князей Михаила и Всеволода Юрьевичей, в 1176 году, когда они были приглашены в Суздальскую землю племянниками своими Ростиславичами на совместное княжение, говорится: "уя (схватила) и болезнь велика на Свине (река в земле Черниговской) и идоша до Куцкова, рекше до Москвы".

Глеб Ростиславич Рязанский в 1177 году выступил на защиту шурьев своих Ростиславичей против дяди их Всеволода III и шел в Суздальскую землю чрез Москву и "позже Москову всю, город и села".

Во время усобиц, начавшихся по смерти Всеволода III (Большое Гнездо), между его сыновьями младшим Юрием, получившим великое княжение, и Константином, лишенным его несмотря на старшинство, младшие их братья разделились между этими соперниками и иногда перебегали от одного к другому. Так поступил Владимир Всеволодович, занимавший незначительный Юрьев, после похода в 1212 году с Юрием на Константина, перебежал к этому последнему и занял Волоколамск; посланный затем Константином, затворился в Москве. Но в следующем 1213, когда братья помирились, Владимир был выведен Юрием из Москвы в южный Пе-реяславль, и Москве не удалось сделаться стольным княжеским городом.

Затем сам Юрий Ситский прислал сюда младшего сына своего Владимира Юрьевича, еще малолетнего, но он погиб при нашествии татар. После татарского разорения в Москве сел один из младших сыновей Ярослава Всеволодовича - Михаил "Хоробрит", который, не удовольствовавшись Москвою, выгнал из первопрестольного Владимира дядю своего Святослава и занял его место; но он тогда же погиб на берегах Протвы в битве с Литвою.

Александр Ярославич Невский основывает здесь княжество, отдав Москву в удел младшему сыну своему Даниилу. Но со времени утверждения здесь княжеского стола, и особенно с возвышения Москвы на степень общерусского центра, стала восстанавливаться и подниматься память основателя его. Наши князья, начиная с Даниила Александровича, давали своим сыновьям - в честь основателя Москвы - имя Юрия, и, наконец, Иоанн III сделал ангела его, Георгия Победоносца, гербом московского княжества. Это указывает на то, что предания об основателе Москвы хранились в ней, и его личный образ, по крайней мере, в последующем предании не оставался без некоторого влияния на наших московских князей и им подвластных.

Прежде чем вглядеться в исторические черты характера и деятельности строителя Москвы, мы привели его изображение, принадлежащее профессору исторической живописи Императорской академии художеств В. П. Верещагину, взятое из его интересного издания: "История государства Российского в изображениях державных его правителей". Конечно, рисунок этот не имеет значения портрета этого князя, но он вполне художествен и верен в бытовых чертах тому времени, к коему относится. Воспроизводим также изображение ангела основателя Москвы - св. Георгия Победоносца во Владимирском Дмитриевском соборе¹.

Сын Мономаха Юрий Владимирович, прозванный в южной Руси за свою склонность к захватам "долгие руки", стоит на рубеже двух эпох, при конце киевской и в самом начале владимиро-московской. Если он менее, чем его сын Андрей Боголюбский и московские князья - собиратели Руси, носит на себе великорусский тип князя-хозяина и государя и не чужд еще свойств родового и дружинного южнорусского князя, то все же он не похож на своего идеального в этом отношении отца-Владимира Всеволодовича, с коим скорее схож внук его Изяслав Мстиславич, так упорно боровшийся с Юрием Долгоруким из-за Киевского великокняжеского стола и самого Киева, исполненного "величества и красы всем". В нашем же суздальском князе мы уже не найдем многих черт южнорусского князя, запечатленных в "Поучении" Владимира Мономаха детям. Он не сторонник патриархально-родовых отношений, хотя из своих выгод и не хочет уступить Киева своему племяннику Изяславу. Наш князь не постеснялся идти и против своего старшего брата Вячеслава, который "был брадат, когда он еще не родился". В своих отношениях он не делает различия между родным гнездом Мономаховым и чужим "осиным" - Ольговым; ему все равно, кто бы ни шел у его стремени; даже не брезгует помощью половецкою. Сыновей своих не очень-то голубит, и они, как Ростислав, уходят от него даже к его сопернику Изяславу Мстиславичу. Боярам своим, как показывает пример со Степаном Ивановичем Кучко, он не дает потачки и думы их мало слушает. Вечевым городам от Юрия тоже плохо. Доставалось от этого "Мономашича" немало тяжелого и господину Новгороду Великому. Но зато он являет себя в Северо-восточной Руси князем-хозяином, строителем городов² и усердным создателем храмов. Он хотел даже перенести старый Суздаль на Кидекшу и построил великолепные храмы во Владимире, Суздале, Переяславле, Юрьеве и в упомянутой Кидекше. Вообще Юрий не гоняется за южно-русскою княжескою популярностью, и при жесткости своего характера этот князь далеко не пользовался на юге такою любовью, какая окружала других Моно-маховичей. Но эти северо-восточные, великорусские черты не вызрели еще в Юрии 1 вполне, не довели его до мысли о перенесении средоточия Руси с юга на северо-восток; его все еще тянуло в Киев, где он и умер, тогда как сын Юрия Андрей Боголюбский предал разорению "мать градов русских", лишил ее великой святыни- иконы Богоматери, писанной евангелистом Лукою, и стал на смену Киеву обстраивать Владимир-Залесский высокопрестольными храмами, теремами и золотыми воротами.

Но если у великого князя Юрия и не было мысли об утверждении общерусского центра на северо-востоке не только в Москве, а даже во Владимире, то все же великорусский тип этого князя должен был с течением времени, как в исторических, так и в эпических сказаниях, сделаться традицией Москвы, когда стало возможным выдвинуть ее как средоточие общерусского тяготения.

Нет сведений, навещал ли Юрий Владимирович основанную им Москву, хотя и есть известия, что он проходил по ее земле. Он даже умер не в своем Суздальском Залесье, а в Киеве. О смерти создателя нашей Москвы летопись киевская говорит, что он на другой день Николина дня (10 мая 1157 года) пировал у своего боярина: "пив бо Гюрги в осменники у Петрила, в тот день разболеса" и через пять дней (15 мая) умер. Киевляне не любили северо-восточного суздальского князя и на другой день разграбили его дворы (один из них великий князь называл раем) и перебили многих суздальцев. Но зато крепко любило Юрия великорусское население Залесья, коему Георгий Суздальский являлся подобным Егорию Храброму.

У Татищева о наружности и характере Юрия говорится: "был роста не малого, толстый, лицом белый, глаза не велики, великий нос, долгий и покривленный, брада малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития, более о веселиях, нежели о расправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев".

Выше мы приводим изображение построенного Юрием Долгоруким в II 52 году храма на Нерли в Кидекше, во имя святых Бориса и Глеба. Из всех храмов, построенных основателем Москвы: Спаса в Суздале, Спаса в Переяславле, Георгия во Владимире и тоже Георгия в Суздале,-эта Борисоглебская церковь, более указанных, сохранила свой первоначальный вид. В этом храме обретены мощи сына нашего князя Бориса Юрьевича. Заслуживает внимания знатоков геральдики, что "на этих мощах была одежда, шитая золотом, а на ней вышит орел пластаный одноглавый, а от того орла пошло на двое шито золотом же и серебром узорами". Но, очевидно, Юрий Долгорукий не построил и такого малого каменного храма в основанной им Москве.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.moskva.ru/