Скачать

Маршалы Победы: Василевский

Куличкин С. П.

Маршал Тимошенко вспоминал, как Сталин в шутку однажды сказал ему: «Если бы соединить вместе Жукова и Василевского, а затем разделить пополам, мы получили бы двух лучших полководцев. Но в жизни так не бывает». Уже одной этой фразой можно оправдать наш выбор в пользу Василевского, как одного из трех лучших полководцев Великой Отечественной войны.

Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза, дважды кавалер высшего полководческого ордена «Победа» Александр Михайлович Василевский был всего на год старше ближайших друзей и соратников Жукова и Рокоссовского, и это не главное совпадение в их биографиях лишь подчеркивает общность жизненного пути, вклада в победу безусловно самых великих полководцев последней великой войны. На мой взгляд, прежде всего Божий дар, врожденный военный талант объединяет наших героев, ведь никто из них с юных лет не мечтал о военной карьере, не воспитывался в соответствующей традиции и только волею судьбы связал свою жизнь с армией. Что это, как не Божий промысел? Да еще наверно общие жизненные ценности и принципы. Во всем остальном они были совершенно разными людьми. И Василевский тут стоит обиняком.

Начнем хотя бы с того, что родом он был из духовного сословия, которое уже по определению несло в себе особые черты особого жизненного уклада. Ни Жуков, ни Рокоссовский не могли иметь такой степени воздействия именно религиозного воспитания, какую имел Василевский, и которая существенно повлияла на его характер, вообще отношение к жизни.

В отличие от унтеров Жукова и Рокоссовского, Василевский закончил мировую войну офицером, штабс-капитаном, командиром батальона. Вроде бы ничего особенного. В Красной Армии служили тысячи бывших офицеров и даже генералов царской армии, многие из них добьются высших должностей и чинов. Маршалами станут Тухачевский, Егоров, тот же глубоко уважаемый Василевским Шапошников. Еще больше их будет в ряду военачальников другого ранга. Но все они либо не дожили по известным причинам до сражений Великой Отечественной войны, либо не проявили себя полководцами высочайшего уровня. Из «бывших», на мой взгляд, только А.М. Василевский и Л.А. Говоров достигли вершин полководческого мастерства и доказали его на деле. Кстати, им не помешали и явные «изъяны» в биографии. Василевский был родом из гонимого Советской властью духовенства, а Говоров вообще служил у Колчака, и в партию вступил уже будучи командующим фронтом в 1942 году... Это к слову о том, что Советская власть не давала ходу людям без рабоче-крестьянских корней. Истинный талант всегда пробьет себе дорогу.

В отличие от Жукова и Рокоссовского, до начала Великой Отечественной войны Василевский не командовал даже дивизией. Вершиной его практической работы в войсках оставалось командование стрелковым полком. Правда, командование полком — важнейший, необходимый этап в становлении всякого военачальника. Василевский к тому же не просто командовал, но сумел вывести поочередно все полки одной дивизии в число передовых. Но все-таки в 1941 году ему было далеко до прославленных военачальников, орденоносцев, героев, Жукова и Рокоссовского. Василевский и первый орден — «Красной Звезды» — получил только в январе 1940 года. Но уже через пять лет по праву встанет в первый ряд великих полководцев земли русской. Настоящий талант!

В отличие от Жукова и Рокоссовского он получил полноценное высшее военное образование, закончив с первым выпуском Академию Генерального штаба РККА, которое, несомненно, помогло развиться его уникальному дару генштабиста высочайшего уровня. Ни Жуков, ни Рокоссовский никогда не достигли такого уровня, хотя первый и руководил некоторое время Генеральным штабом. В военной профессии очень редко талантливый фронтовой командующий становился блестящим генштабистом. И, наоборот, блестящие генштабисты нередко становились умелыми фронтовыми командующими, уверенно руководившими войсками в бою и сражении. Примером тому может служить хотя бы отличный генштабист генерал Николай Федорович Ватутин. Василевский же вообще взошел на вершину полководческого мастерства, не прекращая одновременно руководить Генеральным штабом.

Господь как бы берег его для главного дела жизни, для главных судьбоносных решений и поступков. Вообще, Василевский всегда оставался в тени не только Жукова и Рокоссовского, но и таких талантливых полководцев, как, например, И.С. Конев, Р.Я. Малиновский, Л.А. Говоров. О нем сказано и написано не сравнимо меньше, но масштаб его личности, деяний нисколько не уступает им, а многих и превосходит. Прежде всего, я связываю это с чрезвычайной скромностью, отсутствием какой-либо гордыни, тщеславия в характере нашего героя. Конечно, это врожденная черта. Ее он впитал с молоком матери, развил воспитанием в семье русского православного священника. Александр Михайлович никогда не рвался к власти, чинам, наградам, должностям. Более того, долгое время бежал от них, пока не чувствовал в себе надлежащей силы и уверенности. Так было при назначении его командиром батальона, полка, в Наркомат обороны, на учебу в академию, в Генеральный штаб, на высшие должности в Вооруженных Силах... Это не рисовка или попытка спрятать голову под крыло, уйти от ответственности, а вполне органичная, объективная оценка своих способностей и возможностей на тот или иной момент. Для многих черта характера недостижимая, а для Василевского естественная, как дыхание.

Как не скрывал наш герой свои таланты до поры до времени, но они начали проявляться довольно рано, уже в необычных поворотах жизненной стези. Родился он 18(30) сентября 1895 года в селе Новая Голышка Кинешемского района Ивановской области в семье псаломщика, а позднее священника Михаила Александровича. Мать, Надежда Ивановна воспитывала восьмерых детей, из которых первенец умер. Брат нашего героя Дмитрий стал врачом, потом офицером Советской Армии, брат Виктор штурманом боевой авиации, брат Евгений председателем колхоза и агрономом. Сестры Екатерина, Елена и Вера учителями, Маргарита — научным работником. Ни один из братьев не пожелал встать в ряды русского духовенства отнюдь не из-за притеснений Советской власти, ибо принимали такое решение еще до революции. Тот же Александр окончил Кинешемское духовное училище, учился в Костромской духовной семинарии, но мечтал стать учителем или агрономом. Евгений после окончания духовных учебных заведений стал студентом ветеринарного института. Да и остальным братьям и сестрам Советская власть не помешала стать образованными, уважаемыми членами общества. Мы лишь отметим абсолютно антимилитаристский настрой души и сердца молодого Александра Василевского. Лишь Первая мировая война заставила вспыхнуть первые искры его военного таланта.

Александр, не задумываясь, уходит добровольцем в армию. Окончив ускоренный курс Алексеевского военного училища, прапорщик Василевский добровольцем попадет на передовую с 409-м Новохоперским полком. Примечательно то, с каким упорством и старанием он осваивает доселе не любимое военное дело. Вот она, первая искра. «Я жадно впитывал все увиденное и услышанное, старался постичь военную премудрость, меня охватывало сомнение: получится ли из меня офицер? Приходилось ломать себя, вырабатывая командирские навыки. Кое-что дали мне наставления моих преподавателей. Много получил я в результате чтения трудов видных русских военачальников и организаторов военного дела, знакомства с их биографиями. Я серьезно изучал сочинения А.В Суворова, М.И. Кутузова, Д.А. Милютина, М.Д. Скобелева… Немалое значение имело Брусиловское наступление и для меня лично, так как по-своему способствовало формированию моих взглядов на ведение боя. Закалка, которую я приобрел во время наступления, помогла мне в дальнейшем, а опыт организации боевых действий в масштабах подразделений разного рода пригодился в годы гражданской войны». Василевский в кратчайший срок превращается в опытного, обстрелянного боевого офицера. Уже в 22 года он штабс-капитан, командует батальоном, а в лихой 1917 год избирается революционными солдатами единогласно командиром полка. Не многие офицеры, да еще столь молодые достигли этого.

В Красную Армию Василевского призовут только в апреле 1919 года. Это и станет поворотным моментом в судьбе будущего великого полководца, о котором он позже скажет: «Отныне мой дальнейший жизненный путь был для меня прям и ясен». Но пройдет более двадцати лет рутинной службы прежде чем в полную меру засверкает военное дарование, истинный военный талант нашего героя. В отличие от Жукова и Рокоссовского он начал службу в Красной Армии со скромной должности помощника командира взвода в запасном полку. Потом примет роту, батальон. Помощником командира 429-го стрелкового полка 11-й Петроградской дивизии воевал с поляками. Более двенадцати лет прослужит в 48-й стрелковой дивизии, поочередно командуя всеми ее полками. Далее штабная работа, академия Генштаба, Генеральный штаб. Все очень буднично, далеко от яркой жизни Жукова и Рокоссовского.

Но искры таланта проскакивают и в этой будничной жизни. Помимо уникальной самооценки, поражает удивительное умение противостоять ударам судьбы. Как тут не вспомнить конфликт на польском фронте с комбригом Калниным — пламенным революционером и посредственным военачальником, который обвинил помощника командира полка Василевского в «саботаже и трусости». Василевский был понижен до командира взвода, дело передано в трибунал с его высшей мерой революционной справедливости. Только упорные бои спасли от неминуемой расправы. Василевского не только оправдали, но представили к ордену Красного Знамени. А сколько пришлось пережить поле неудавшейся попытки вступить в партию осенью 1931 года. Он уже не мыслил свою жизнь вне армии, а членство в партии стало необходимым тому условием. В эти же годы, по той же причине вступил в партию его кумир Шапошников. И это в пятьдесят лет.

Мы как-то забываем, что репрессии в армии начались еще в середине 20-х годов. Сразу после смерти М.В. Фрунзе по инициативе Зиновьева Красную Армию в первый раз очистили от бывших офицеров. В конце 20-х годов уже по инициативе Тухачевского и Якира всего-то за несовпадение взглядов на военную политику под суд попало более 3 тысяч бывших офицеров и генералов. В их числе такие выдающиеся военачальники и теоретики, как А.А. Свечин, В.Н. Клембовский. Первый, отсидев пять лет, выйдет на свободу, чтобы быть расстрелянным в 1937 году, второй так и умрет в тюрьме. Впрочем, их гонителей постигнет та же кара. К началу 1930 года в Красной Армии осталось чуть более 6% офицеров из «бывших», которые, спасая не только карьеру, но и жизнь, устремились в партию. Все сейчас знают, что тогда Василевскому пришлось прервать контакты с отцом-священником, но мало кто осведомлен, что сделал он это по просьбе самого отца. Так что, Василевский вовсе не отказывался от отца. Его не преследовали в лихие годы репрессий, но уж сын-то священника каждую минуту ждал ареста.

Кстати, несмотря на свое собственное шаткое положение, он никогда не боялся просить за других. Приведу отрывок из беседы Василевского с профессором Г.А. Куманевым, интересовавшимся, случалось ли Александру Михайловичу реально помочь кому-либо из пострадавших в результате репрессий. А.М. Василевский ответил: «Да, неоднократно случалось» и привел пример, как попросил Сталина: «Я получил письмо от товарища (Шкловского. — С.К.), который с тридцать восьмого года сидит в тюрьме. За него, дай Бог, могу всем положиться, что это наш настоящий патриот, сильный военный человек… Ну, правда, сейчас немного пооторвался. Но если его пошлем на корпус, он всегда себя оправдает». Сталин сказал: «Ну, если ручаетесь, позвоните сейчас же Абакумову. Немедленно представьте мое распоряжение об освобождении». Я позвонил Поскребышеву, тот сообщил Абакумову об указании Сталина. После этого я уехал на фронт, а через несколько дней мне из Генерального штаба освобожденный генерал позвонил. Как он работал, если бы вы знали, в 1944 и 1945 годы! Изумительно! Таких примеров я бы мог вам привести немало. Когда Сталин бывал в хорошем настроении, скажешь ему что-нибудь подобное, он сразу: «А-а, ручаетесь? Позвоните, чтобы освободили…».

Вот вам и тихоня. Немногие смельчаки осмеливались просить о таком Сталина! Сколько горьких минут пришлось Василевскому пережить, когда маршал Тимошенко категорически протестовал против назначения его начальником Генерального штаба, несмотря на представление самого Сталина. Обижало, прежде всего, недоверие.

А разве не обидно было в полном расцвете сил, еще раньше Жукова и Рокоссовского получить отставку от «великого кукурузника» Никиты Хрущева за былую близость к Сталину и категорический отказ «пнуть мертвого льва». Кстати, к памяти вообще Василевский принципиально относился с уважением. Когда в 1945 году в освобожденном Харбине ему предложили уничтожить памятник японским солдатам и офицерам Квантунской армии, он ответил: «Не надо этого делать. Мы освободили Маньчжурию, а сносить или не сносить чужие памятники — это не наше дело». На первый взгляд, не такие уж крутые удары и повороты судьбы претерпел Василевский, но чувствовать себя значительную часть жизни этаким лишенцем совсем не просто. Особенно для такой личности, как Василевский.

Итак, довоенная, обыденная служба. Но не случайно же именно он вывел поочередно все полки 48-й дивизии в передовые. Не случайно именно он был замечен и отмечен лучшим, пожалуй, полководцем из числа репрессированных командармом 1-го ранга И.П. Уборевичем. Не случайно выделил его из сотен командиров полков талантливейший военный теоретик В.К. Триандафиллов. Заметил, оценил способности Василевского как штабного работника высокого уровня и направил его на службу в центральный аппарат Наркомата обороны. Имя другого выдающегося военного теоретика Б.М. Шапошникова невозможно отделить от Василевского. Александр Михайлович по праву считал Шапошникова своим учителем, наставником не только по делам, но и по жизни. Шапошников в лихой 1938 год заметил и оценил высокий уровень стратегического, оперативно-тактического мышления новобранца Генштаба и взял его под свою опеку. Именно Шапошников довел до совершенства талант Василевского, представил Сталину, протежировал. «В Генеральном штабе, рядом с Б.М. Шапошниковым и под его руководством, росли мои оперативный кругозор, опыт, знания», — напишет через много лет благодарный ученик, до самой смерти в 1945 году советовавшийся с учителем по всем вопросам. Они были настолько близки по характеру, миропониманию, поведению, что Сталин, очень уважавший и ценивший Шапошникова, нашел в его протеже надежную замену.

Говоря о первом критерии, следует отметить невероятную интуицию Василевского, идущую подчас вразрез общепринятым канонам. Он был одним из немногих военачальников, предполагавших направление главного удара вермахта по плану «Барбаросса» на западном, а не на юго-западном направлении. Шапошников с ним полностью согласился, но даже его авторитета не хватило, чтобы переубедить военно-политическое руководство страны накануне войны. Также безуспешно вместе с Шапошниковым и Жуковым добивался он отмены плана наступления по всем фронтам в зимне-весеннюю кампанию 1942 года. Именно Василевскому в одно и то же время с Жуковым пришла мысль о стратегическом контрнаступлении под Сталинградом. 12 сентября, когда немецкие горные стрелки вышли на вершины Кавказа, когда, казалось, Сталинград доживает последние дни, они впервые доложили Сталину о возможности такой операции и получили добро на начало работы. Подобное озарение доступно только поистине гениальному, Богом отмеченному полководцу. Это Василевский, вопреки мнению многих военачальников, интуитивно почувствовал необходимость переброски 2-й гвардейской армии для ликвидации прорыва Манштейна к окруженной группировке Паулюса. С примерами можно продолжать и дальше, но стоит ли, если ко всем блестящим, победоносным операциям Красной Армии в годы великой Отечественной войны на Западе и на Востоке приложил свои силы и способности начальник Генерального штаба, представитель Ставки, Главнокомандующий войсками маршал Василевский. Без врожденного таланта, Божьего дара — сие невозможно.

Немаловажно развеять миф о том, что Василевский был по сравнению с Жуковым и даже Рокоссовским этаким добрячком, робким с начальством и подчиненными. Действительно, он никогда не повышал голоса, особенно на подчиненных, не «рубил с плеча». Вообще мало кто из наших военачальников так относился к людям, как Василевский. Приведу один лишь пример, который без всяких комментариев показывает, что это был за человек: «Во время боев за Прибалтику со мной (Василевским. — С.К.) приключилось не совсем приятное происшествие. Как-то под вечер я ехал с КП от Еременко к Баграмяну. Навстречу нам с огромной скоростью мчался «виллис». За рулем сидел офицер. Мы не успели ни отвернуться, ни остановиться, как он врезался в нашу машину. Я и находившиеся со мной офицеры вылетели из машины. Смотрю, подходит ко мне бледный, как полотно, старший лейтенант и протягивает свой пистолет.

— Товарищ маршал, — срывающимся голосом проговорил он, — расстреляйте меня, я этого заслуживаю.

Он был или пьян, или казался таким от потрясения. Я приказал ему убрать оружие, отправиться в часть и доложить там о случившемся. Десять дней провалялся я у себя в управлении группы, не вставая с постели. Потом постепенно включился в работу с выездами в войска. Но историей этого офицера пришлось еще заниматься. Как мне доложили, командование решило отдать его под суд военного трибунала. Я поинтересовался, кто этот офицер, и узнал, что он командир фронтовой роты разведки, отличился в боях, дисциплинарных нарушений не имел. Пришлось заступиться. Как только он приступил к исполнению служебных обязанностей, в эту же ночь блестяще выполнил боевое задание. А через некоторое время, как мне говорили, был удостоен звания Героя Советского Союза. Когда, примерно через месяц, я приехал в Москву и пошел на рентген, врачи установили, что у меня были следы перелома двух ребер». В этом весь Василевский. Многие принимали его внимание к людям, тактичность, воспитанность за излишние доброту и доверчивость. Даже такой проницательный человек, как Сталин говорил: «Товарищ Василевский, мне кажется, никого не способен обидеть».

Василевский и действительно никого не обижал, но в нужное время, в нужном месте умел быть твердым, непреклонным и даже очень жестким. Почему-то забывают его конфликт с командующим Калининским фронтом Коневым во время битвы под Москвой. Насколько жестко действовал тогда Василевский можно судить по его воспоминаниям, хотя без сомнения Александр Михайлович в мемуарах постарался сгладить острые углы. Конев тогда, ссылаясь на нехватку сил и средств, пытался уклониться от действенной помощи Западному фронту. Василевский не постеснялся фактически отчитать старшего по званию: «Вы обязаны собрать буквально все для того, чтобы ударить по врагу, а он против вас слаб…. Мне непонятно ваше заявление, что все ваши дивизии имеют в своем составе по 2-3 тысячи человек. Передо мной донесение вашего штаба, полученное 24 ноября 1941 года, по которому 246-я стрелковая дивизия имеет 6 тысяч 800 человек, 119-я — 7200, 252-я — 5800, 256-я — 6000 и т.д.». Не боялся он самому Сталину говорить: о бесперспективности наступления по всему фронту весной 1942 года; губительности наступления под Харьковом летом того же года; привлечения 2-й гвардейской армии Малиновского для отражения деблокирующего удара Манштейна. Наконец, любопытен такой недавно открывшийся факт. Ранней весной 1944 года представитель Ставки на 4-м украинском фронте Василевский позвонил Сталину и попросил усилить фронт Ф.И. Толбухина резервами. Сталин не соглашался, упрекал в неумении руководить. «Мне (Василевскому. — С.К.) не оставалось ничего, как резко настаивать на своем мнении. Повышенный тон И.В. Сталина толкал на такой же ответный. Сталин бросил трубку». Присутствующий при разговоре Ф.И. Толбухин, любивший шутку, забрался под стол и, выглядывая оттуда, улыбаясь сказал: «Ну, знаете Александр Михайлович, это я от страху!» На самом деле ничего шутливого здесь не было. Так говорить со Сталиным добрячок и тихоня, конечно бы, не посмел. Я уж говорил, что, в свою очередь, будучи человеком жестким и даже жестоким, Сталин ценил в Василевском именно шапошниковскую деликатность. Не случайно, обращаясь к Александру Михайловичу, он часто говорил: «А ну послушаем, что скажет нам шапошниковская школа». И с удовольствием слушал, как Василевский неизменно начинал доклад с фразы: «Генштаб полагает…». Не случайно это великий человековед, соединив Василевского и Жукова, «лед и пламень», создал уникальный, высоко эффективный, тандем представителей Ставки. Ему не нужны были глаза и уши на фронте. Таких докладчиков хватало с избытком. Ему нужны были люди, способные самостоятельно, без указаний свыше решать на месте самые серьезные вопросы. Вот что очень важно в характере и личности Василевского.

Продолжает оставаться стойким миф и о том, что Василевский в сущности, не видел поля боя, не воевал по-настоящему, напрямую не рисковал жизнью, как скажем Рокоссовский в сабельном бою, или Ворошилов летом 1941 года, ходивший в штыковую атаку. Оставим обвинения нашего героя в трусости на совести «правдорубов». Всякий непредвзятый человек понимает, что начальнику Генерального штаба совсем не обязательно сидеть на фронте и ходить в штыковые атаки. Тем более, как раз Василевский умудрялся сочетать генштабовскую деятельность с фронтовой, боевой работой. Из 34 боевых месяцев он 22 месяца руководил войсками в боевой обстановке. Что касается личной храбрости, то не стоит забывать — под огнем он находился с 19 лет на передовой сначала пехотным прапорщиком, потом пехотным краскомом и не раз ходил в штыковые атаки. Да и в последнюю войну не был заговорен от пули. Погибали и солдаты и маршалы. Достаточно вспомнить хотя бы Черняховского и Ватутина. Рисковал жизнью и маршал Василевский. Существует редкая фотография, на которой на московском аэродроме встречают прилетевшего с фронта из освобожденного Севастополя с перевязанной головой Александра Михайловича. Чудо, рука Господня спасли ему тогда жизнь. «Мне (Василевскому. — С.К.)очень хотелось посмотреть Севастополь в первый же день его освобождения. Проезжая через одну из фашистских траншей в районе Мекензиевых Гор, наша автомашина наскочила на мину. Каким образом там уцелела мина, невозможно понять: за двое суток по этой дороге прошла не одна сотня машин. Произошел невероятный случай: мотор и передние колеса взрывной волной были отброшены от кузова в сторону, шоферу-лейтенанту В.Б Смирнову повредило левую ногу. Я сидел рядом с ним в кабине и получил весьма ощутимый ушиб головы. Мелкие осколки поранили мне лицо…» Также скупо рассказывает Александр Михайлович о рискованных фронтовых перелетах, которых было тысячи. «Туман продолжал сгущаться. Самолеты потеряли зрительную связь. К тому же, началось сильное обледенение. Машина, на которой я летел, вынуждена была приземлиться прямо в поле… В 1944 году, на рулежке для взлета хвостовым колесом попали на мину. Ну, конечно, полсамолета как не бывало. К счастью, ни экипаж, ни сам я не пострадали…». Думаю этих примеров достаточно, хотя разубедить таких «правдорубов», как тот же Правдюк, невозможно.

И в личной жизни нашего героя пытаются найти хоть какую-нибудь червоточинку. Любовниц и фронтовых жен не приписывают, но развод с первой женой Серафимой Николаевной и оставление сына Юрия припоминают. Между тем, сам Юрий рассказывает о том, как родители разошлись по согласию без скандалов, как отец в критические дни осени 1941 года эвакуировал их с матерью из Москвы вместе со второй женой Екатериной Васильевной и сводным братом, совсем маленьким Игорем. Александр Михайлович любил своих детей. Юрий успеет послужить под началом отца на фронте, пойдет по его стопам, дослужится до генеральского звания. Игорь тоже попробует фронтового пайка, часто выезжая с матерью на фронт, но станет, в конце концов, прекрасным архитектором. А сколько же радости до конца жизни будут приносить Александру Михайловичу внучата. Для любителей же семейных тайн могу сообщить, что Юрий Василевский был, к сожалению неудачно, женат на дочери Жукова Эре. Но, так ли это важно? Хотя такое родство, наличие общей внучки еще сильнее сблизило друзей-соратников. Любопытно, но не более, узнать об увлечении Александра Михайловича рыбалкой и пчеловодством. Или такой факт, о котором говорит сын Юрий: «Отец вместе со всеми принимал участие в кроссах по пересеченной местности на дистанции 10 и 20 километров. Он в то время находился в хорошей спортивной форме. Регулярно занимался физзарядкой, в любое время года обливался водой из колодца и собственноручно установил турник в саду у нашего дома».

Был ли Александр Михайлович верующим православным христианином? Думаю, да, хотя его недоброжелатели с удовольствием напоминают о стремлении получить светскую профессию, об истории с отцом и, конечно, близости к Сталину. Все-таки православие Василевского у меня вызывает значительно меньше сомнения, чем у многих нынешних неофитов, усердно посещающих храмы, святые места, в сущности, поклоняясь не Господу, а начальственному разрешению и моде. Не будем забывать, что наш герой с детства впитывал в себя дух православия в семье священника, учился в духовном училище и семинарии, и ростки именно этого безотчетного раннего православия при любых потрясениях остаются самыми стойкими. Не забудем и то, что в духовном плане он был все-таки ближе не к Сталину, а к глубоко верующему человеку Борису Михайловичу Шапошникову. В войну же, несомненно, носил Бога в душе и сердце. Приведу лишь несколько получивших в последнее время подтверждение примеров. Молебен перед штурмом Кенигсберга: «Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: «Вот, попов привезли, сейчас они нам помогут…» Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют!» Участник штурма Василий Григорьевич Казанин вспоминает, как священнослужители вынесли Казанскую икону Божией Матери, отслужили молебен и пошли во весь рост к передовой. Другой участник Николай Бугаенко пишет: «7 апреля на Благовещение, мы ждали боя. Вдруг видим: вдоль линии фронта движется крестный ход — впереди православные священники несут Казанскую икону Божией Матери. Это было так неожиданно! Как будто и нет войны — никто не стреляет, ясно различимы слова молитв, песнопений…». Видела молебен священников под Кенигсбергом и матушка София, в войну связистка, а ныне инокиня Раифского монастыря. Воспоминания о молебне под Кенигсбергом надолго сохранились в памяти многих ветеранов той битвы, а командующим, которого они вспоминают, был маршал Василевский. Но особенно дорого свидетельство архимандрита Кирилла (Павлова) о посещении маршалом А.М. Василевским уже после войны Троице-Сергиевой лавры: «Он (Василевский. — С.К.) останавливался в гостинице, причащался!» Это во времена, когда не всякий государственный служащий такого ранга осмелился на открытую исповедь и причастие, да еще в монастыре. Так что, оставим Богу Богово!

Второй критерий оценки по отношению к Василевскому, на мой взгляд, вообще не требует особых комментариев. Начальник Генерального штаба армии победительницы в Великой Отечественной войне больше чем кто-либо другой поднял военно-теоретическую мысль, военное искусство на невиданную высоту. Практически все блестящие по замыслу и исполнению победоносные операции войны в той или иной степени плод мыслей и деяний Василевского. Я позволю себе лишь отметить наиболее выдающиеся из них, характеризующие именно новизну военного гения Василевского. В битве под Москвой Ставка во многом усилиями Василевского сумела удержаться от преждевременного использования стратегических резервов, ввод в сражение которых, казался, неминуем с выходом немцев практически на окраины столицы. Судьба Москвы, всей страны висела на волоске, но знаменитые сибирские полки все же придерживались для знаменитого контрнаступления. Здесь важен невиданный доселе практически мгновенный, без оперативных пауз переход от тяжелейших оборонительных боев в решительное наступление.

Такая же обстановка сложилась в сентябре 1942 года под Сталинградом. И опять в критические дни оборонительного сражения Василевский с Жуковым задумывают и начинают практическую подготовку невероятного по масштабам контрнаступления, теперь уже с отсечением и окружением крупнейшей в истории войн группировки. А невиданный по быстроте маневр 2-й гвардейской армии навстречу прорывающемуся к Паулюсу Манштейну. Это замысел Василевского позволил остановить немцев на реке Мышкова, когда окруженные немецкие солдаты уже слышали выстрелы танковых пушек рвущихся им на выручку танкистов 17-й и 6-й танковых дивизий, в авангарде которых наступали неизвестные тогда «тигры» отдельного танкового полка СС.

Это Василевский вместе с Жуковым весной 1943 года убедили-таки Сталина на преднамеренную оборону с последующим контрнаступление на Орел и Белгород. Это Василевский прорвал знаменитый «Миус-фронт» силами сопоставимыми с силами оборонявших Донбасс дивизий Манштейна, не имея в своем распоряжении ни одной танковой армии. А операция по освобождению Крыма и взятию Севастополя. Немцы завоевывали Крым, брали Севастополь почти год. Василевский разобрался с ними в течение месяца, а сам Севастополь пал на третий день штурма. Это по предложению Василевского в операции «Багратион» максимум сил и средств сосредотачивалось в первом ударе, так как в глубине у немцев не было крупных резервов. Немецкие стратеги давно грешили этим, и настала пора наказать их по полной программе. Стратегическая мысль Василевского блестяще сработала при отсечении немецкой группировки в Прибалтике от Восточной Пруссии. При этом Василевский отказался от скороспелых предложений по одновременному разгрому обоих группировок, проявив, казалось, излишнюю расчетливость и осторожность, ставившиеся ему тогда в укор. Сам Александр Михайлович ответил критикам: «А что касается моей «расчетливости» и «осторожности», о которых пишет Иван Христофорович Баграмян, то, по моему мнению, в них нет ничего плохого, если соблюдено чувство меры. Думаю, что каждый военачальник, будь то командир части или дивизии, командующий армией или фронтом, должен быть в меру расчетливым и осторожным. У него такая работа, что он несет ответственность за жизнь тысяч и десятков тысяч воинов, и его долг — каждое свое решение взвешивать, продумывать, искать наиболее оптимальные пути к выполнению боевой задачи. Расчетливость и осторожность в рамках необходимого, по моему мнению, являются не отрицательным, а положительным качеством военачальника…»

Эти же качества после неожиданной гибели Черняховского он блестяще применил в операции по разгрому немцев в Восточной Пруссии и взятии неприступного Кенигсберга. Остановив атаки по всему фронту, выделил основные узлы сопротивления противника, сосредотачивая все силы и средства против одного последовательно громил их один за другим. Кенигсберг же брал, предварив штурм невиданным в этой войне огневым воздействием на противника. Достаточно сказать, что несколько недель непрерывно крепость сокрушала самая мощная артиллерийская группировка, в которую вошли орудия тяжелой, большой и особой мощности — калибром от 203 до 305 мм и 160 мм минометы, вся артиллерия кораблей Балтийского флота. В штурме участвовало 2400 самолетов, и сам штурм 9 апреля начался одновременным бомбовым ударом 1500 бомбардировщиков. Так любили и любят воевать американцы. Но у них никогда не было и не будет бесстрашной русской пехоты, которая всего за трое суток взяла неприступную крепость. Напомню еще раз, что немцы за два года так и не взяли сопоставимый с Кенигсбергом Ленинград.

Особый восторг среди военных профессионалов до сих пор вызывает задуманная и осуществленная Василевским операция по разгрому японской Квантунской армии в Маньчжурии. Поразительна уже грандиозность самого замысла. Кажется, Василевский игнорирует природные условия, намечая направления главного удара из Монголии через безводные пустыни и труднопроходимые горы; из Приамурья через полноводные реки; из Приморья через непроходимую тайгу и бездорожье. Но только такими сходящимися в центре Маньчжурии ударами и можно было рассечь и уничтожить миллионную Квантунскую армию. По пространственному размаху ширина фронта наступления — 2700 км, глубина продвижения — от 200 до 800 км операция не имела аналогов за всю историю войн. Победоносная военная кампания по плану Василевского длилась всего 24 дня. Гениально!

Ко всему выше сказанному хочу добавить, что Василевский никогда не чурался черновой, бумажной штабной работы. В тридцатые годы он редактирует «Бюллетень боевой подготовки» и журнал «Военный вестник». Перед войной лично разрабатывал и писал основополагающие, боевые документы Генерального штаба. Приложил свою руку и к разработке и изданию уже в ходе войны «Наставления по боевой службе штабов», «Боевого устава пехоты», «Полевого устава». После войны выделяется его блестящая военно-теоретическая работа «О дисциплине и воинском воспитании», буквально пропитанная новизной и оригинальностью мышления. Позволю себе закончить вопрос о втором критерии словами самого Василевского: «Военная наука и военное искусство развиваются по различным законам, которые между собой смыкаются, образуя понятие «умение воевать»! Искусство — это умение применять на практике положения науки, но в большей степени это нахождение новых, более эффективных способов действий. В одном немецком документе сказано, что командир в своей деятельности должен руководствоваться: на 50% здравым смыслом (т.е. наукой) и на 50 % воображением (т.е. искусством)».

Несмотря на очевидность соответствия Василевского третьему критерию, письменных свидетельств тому значительно меньше, чем у тех же Жукова и Рокоссовского. Я это отношу, прежде всего, к необычайной скромности нашего героя, его упорного нежелания хоть как-то выпячивать собственные, даже очевидные заслуги. Тем не менее, таких свидетельств достаточно. Черчилль и Рузвельт, Эйзенхауэр и Монтгомери с высочайшим уважением отзывались о начальнике Генерального штаба Красной Армии и Военном министре СССР. Об отношении к нему Сталина, оценки его личности, я уже говорил, а такая оценка стоит многого. Об отношении к нему в профессиональной среде можно судить хотя бы из нескольких высказываний. Г.К. Жуков: «Все, кому приходилось работать с Александром Михайловичем, отмечают его глубокие знания, четкость и ясность мышления. А.М. Василевский не терпел недоработок и догадок на «авось», а всегда требовал от лиц, готовящих операцию, твердых, точных данных и обоснованных прогнозов. С большим удовлетворением я всегда вспоминаю нашу дружную работу по организации и проведению операций». С.М. Штеменко: «Природа наделила А.М. Василевского редким даром буквально налету схватывать главное, делать правильные выводы и как-то особенно ясно предвидеть, в каком направлении пойдет дальнейшее развитие событий. Однако он никогда не выставлял этого напоказ. Наоборот, всегда с подчеркнутым вниманием выслушивал мнение мнения собеседника, даже если не согласен с ним, а терпеливо убеждал его, доказывал и, в конечном счете, обычно привлекал оппонента на свою сторону». И.Х. Баграмян: «Его аналитический ум полученные с разных фронтов и из разных источников отрывочные данные приводил в стройную картину. Он ясно представлял и умел полно обрисовать общую картину». А.Е Голованов: «Будучи образованным человеком, Василевский обладал, если так можно выразиться, объемным мышлением и широким кругозором…Скромность Василевского была его отличительной чертой… А.М. Василевский относится к когорте тех людей, которые внесли наибольший вклад в разгром врага». Н.Г. Кузнецов: «Мне довелось много раз иметь дело с маршалом А.М. Василевским, и я давно убедился, что он талантливый, культурный во всех отношениях человек». П.А. К