Скачать

Лоренцо Гиберти

Лоренцо Гиберти

Лоренцо Гиберти был сыном Бартолуччо Гиберти и с ранних лет стал учиться ювелирному искусству у отца, который, будучи отличным мастером, обучил сына. Лоренцо перенял отцовское мастерство так хорошо, что стал работать значитель­но лучше его. Но, любя больше скульптуру и живопись, он пробовал то писать красками, то отливать из бронзы небольшие фигурки, делавшиеся им с боль­шим изяществом. Любил он также чеканить монеты по образцу античных, и было время, когда он писал с натуры портреты многих своих друзей. В 1400 году во Флоренцию пришла чума. Лоренцо пришлось уехать из Флоренции и вместе с другим художником отправиться в Романью. Там, а именно в Римини, оба они расписывали для владетельного синьора Пандольфо Малатесты комнату и производили многие другие работы. Все они были выполнены старательно и понравились этому государю, который был молод и очень любил живопись. За это время Лоренцо не переставал заниматься рисунками и рельефами на воске, на гипсе и на другом материале, ибо знал очень хорошо, что этого рода мелкие рельефы являются рисунками скульпторов и что без такого рисунка ни один из них не будет в силах добиться совершенства в какой-либо вещи.

Лоренцо пробыл вне родного города не очень долго. Чума прекратилась и флорентийская синьория вместе с цехом купцов решили, что нужно сделать две двери для Сан Джованни - главного храма города. Был объявлен конкурс, участники которого должны были исполнить каждый по сюжету из бронзы, похожему на тот, каким раньше Андреа Пизано украсил первые двери. Об этом конкурсе Бартолуччо сообщил Лоренцо, работавшему в Пезаро. В письме он убеждал сына вернуться во Флоренцию и принять участие в конкурсе. Он говорил, что представляется прекрасный случай выдвинуться и показать свои силы, не говоря уже о том, что это может дать ему так много, что обоим им не будет больше нужды мастерить грушевидные сережки. Письмо Бартолуччо так взволновало Лоренцо, что, хотя и Пандольфо Малатеста, и его придворные, и товарищ-живописец просили остаться, он стал просить освободить его от дальнейшей работы. С большим трудом и с большим неудоволь­ствием он был отпущен.

Во Флоренцию съехалось много художников из других мест. После того, как все они представились консулам цеха, из них было выбрано семеро мастеров: трое флорентийцев, остальные тосканцы. Им назначено было твердое жалованье с тем, что через год каждый должен был в виде опыта закончить в бронзе один и тот же сюжет такой же величины, что и сюжетные поля первых дверей. Темой сюжета было назначено принесение в жертву Авраамом сына его Исаака. При этом разрешалось делать фигуры первого плана высоким рельефом, второго—средним, третьего—низким. В числе соперников были Филиппе ди сер Брунеллески, Донато и Лоренцо ди Бартолуччо—флорентийцы, Яконо делла Кверча—сиенец, Никколо из Ареццо, его ученик Франческе ди Вальдамбрина и Симоне из Колле. но прозванию Бронзовый.

Настал момент, когда нужно было представить работы на конкурс. У Лоренцо и у остальных они были закопчены и отданы на суд цеха купцов. Когда они были осмотрены консулами и многими другими гражданами, мнения разделились. Во Флоренции в это время находились съехавшиеся из других городов многочислен­ные живописцы, скульпторы и несколько ювелиров. Они были приглашены консулами, чтобы совместно с флорентийскими художниками высказать суждения о представленных работах. Судей набралось 34 человека, и все они были очень опытными в своем искусстве мастерами. И хотя мнения были не во всем согласны, все сошлись на том, что Филиппе ди сер Брунеллески и Лоренцо ди Бартолуччо задумали и выполнили сюжет лучше всех. Только работа представленная Лоренцо,—ее и сейчас можно видеть в зале собраний цеха купцов—была совершенна. Рисунок в ней всюду был превосходный, очень хороша композиция, фигуры свободны в движениях и изящны, позы очень красивы. А отделана она была с такой тщательностью, что, казалось, она отлита не из бронзы и не отшлифована металличе­скими инструментами, а довершена дыханием. Донато и Филиппе решили, что заказ должен быть поручен именно ему. Они считали, что Лоренцо, еще очень молодой—ему не исполнилось и двадцати лет,—будет постепенно совершенствоваться и добьется таких ре­зультатов, которые вполне оправдают ожидания, вызванные работой, потому что она сделана была у него лучше, чем у остальных.

Лоренцо приступил к исполнению заказа, начав с тех дверей, которые находятся против здания, занимаемого попечительством баптистерия. Он сделал для одной половины двери большой деревянный остов, точно по размерам разделенный на отдельные поля—в них позднее должны были быть вставлены сюжетные рельефы,—с украшениями в виде голов по их углам и с прочей отделкой. Вылепив и высушив форму с большой старательностью в помещении, которое он нанял против церкви Санта Мария Нуова, Лоренцо сложил огромную печь и приступил к отливке. Однако она не получилась. Тогда поняв, в чем была ошибка он быстро приготовил он другую форму, так что об этом не знал никто, и повторил отливку. На этот раз она вышла отлично. Лоренцо стал отливать один за другим сюжетные рельефы и, отделав их, вставлял на места.

Распределение полей было такое же, какое было принято Андреа Пизано по рисункам Джотто для первых дверей. Всего было двадцать сюжетов на темы из Нового завета и еще восемь фигур служили им продолжением. Внизу были помещены четыре евангелиста, по двое на каждой половине, и четыре отца церкви, тоже по двое. Все они различа­ются между собой позами и одеждами: один пишет, другой читает, третий размышляет. И, непохожие друг на друга, все изображены очень живо и техничес­ки превосходно. Наружная декоративная рама, разделенная в свою очередь на малые рамы для сюжетных рельефов, отделенных один от другого бордюрами, вся оплетена гирляндами, составленными из листьев плюща и других узоров. По углам полей—мужская или женская голова в высоком рельефе, изображающая пророка или сивиллу, все очень красивые и разнообразные, свидетельствуют о большом таланте Лоренцо. Над отцами церкви и евангелистами, упомянутыми выше и занимающими четыре нижних поля на каждой двери, начинаются со стороны церкви Санта Мария дель Фьоре сюжетные рельефы. Первый по порядку изображает Благовещение. Лоренцо представил, в позе изящно изогнув­шейся Девы, ужас и внезапное смятение, вызванное появлением ангела. Рядом— Рождество Христово: святая Дева отдыхает на ложе после рождения младенца, Иосиф смотрит на нее, пастухи и ангелы славят песнями Христа. Следующий сюжет, на другой половине в том же ряду, представляет появление волхвов и поклонение их Христу, сопровождаемое дарами. Свита волхвов, следующая за ними, лошади и все остальные переданы с большим искусством. Рядом—собесе­дование младенца Христа с учеными во храме. Здесь столь же замечательно изображены восхищение и внимание, с каким ученые слушают Христа, как и радость Марии и Иосифа, которые его находят. Следующий ряд, над Благо­вещением, начинается с рельефа, изображающего Крещение Христа Иоанном в Иордане: позы обоих прекрасно передают благоговение одного и веру другого. Рядом—Искушение Христа дьяволом, который устрашен словами Иисуса и всей своей фигурой показывает страх, свидетельствуя тем, что он признает в нем Сына Господня. На другой стороне в том же ряду—изгнание из храма торгующих: Христос разбрасывает их товары—серебряную утварь и все остальное; фигуры людей, бегущих и падающих друг на друга, сделанные умно, изящно и красиво. Рядом, продолжая работу, Лоренцо изобразил крушение ладьи апостолов: св. Петр покидает судно, идущее ко дну, и Христос его поддерживает. Этот рельеф изобилует различными телодвижениями у апостолов, спасающих лодку, а вера св. Петра угадывается по тому, как он идет навстречу Христу. Следующий ряд начинается над Крещением. Сначала идет Преображение на горе Фавор. В позах апостолов Лоренцо показал, как поражают взор смертных дела небесные. Христос изображен во всей своей божественности, с высоко поднятой головой, между Илией и Моисеем. Рядом с этим рельефом—воскрешение Лазаря. Лазарь выходит из гроба со стиснутыми саваном руками и ногами и стоит, выпрямив­шись, к великому изумлению окружающих. Тут же Мария Магдалина, которая целует с почтительным благоговением ноги Христовы. На другой половине в этом же ряду—въезд на ослята в Иерусалим. Сыны израильские в различных позах устилают землю одеждами, пальмовыми и оливковыми ветвями, а за Спасителем следуют апостолы. Рядом—Тайная вечеря, прекрасно скомпонованная и испол­ненная. Апостолы представлены за длинным столом, половина—внутри помеще­ния, половина—снаружи. В новом ряду, над Преображением, изображено Моле­ние о чаше, где в трех различных положениях показан сон апостолов. Рядом взятие Христа под стражу и поцелуй Иуды. Здесь много замечательного: и апо­столы, которые спасаются бегством, и евреи, которые хватают Христа движени­ями, исполненными силы. На другой половине—бичевание Христа у колонны. Он слегка извивается от боли под ударами, и вся его поза вызывает сострадание, евреи же бичуют его с такой мстительной яростью, что жесты их наводят ужас. На рельефе рядом—Христа приводят к Пилату, который умывает руки и приговари­вает его к распятию на кресте. Над Молением о чаше в последнем ряду— Крестный путь Христа к месту казни. С ним озверелая толпа солдат, которые дикими жестами заставляют его идти через силу. Тут же в отчаянии рыдают обе Марии, изображенные в таких удивительных позах, что лучше не видел ни­кто из присутствующих. Рядом Христос на кресте, у подножия которого Бого­матерь со св. Иоанном Евангелистом. На другой половине—Воскресение из мертвых. Стража, усыпленная громом, застыла словно мертвая, а Христос поднимается кверху во всей славе своего прекрасного тела, чудесно изображен­ного удивительным талантом Лоренцо. Последний рельеф—Сошествие Св. Ду­ха, где поза и положение тех, на кого он нисходит, сделаны с необыкновенной мягкостью.

Вся вещь была доведена до конца прекрасно. Отдельные части тела обнаженных фигур вылеплены великолепно. Одежды, хотя еще несколько напоминают старую манеру Джотто, во многом уже отмечены новым искусст­вом, в величии одетых фигур есть изящество, по-настоящему пленительное. Сюжет каждого рельефа так хорошо продуман и скомпонован, что они вполне заслужили одобрение. Так, Лоренцо удостоился величайшего почета со стороны сограж­дан. Стоила эта работа, считая и наружные украшения, которые тоже отлиты из бронзы, а также резные фестоны из фруктов и животных, двад­цать две тысячи флоринов, а весили бронзовые двери тридцать четыре тысячи фунтов.

Когда Лоренцо окончил эту работу, консулы цеха купцов нашли, что он прекрасно справился с нею, что способствовало получению нового заказа. Они заказали ему для ниши, у одного из пилястров снаружи церкви Ор Сан Микеле, брон­зовую статую в память св. Иоанна Крести­теля. Лоренцо сейчас же принялся за работу и не прекращал ее до тех пор, пока она не была закончена. На плаще святого он поместил украшения из двух букв, которыми начертал свое имя. Эта статуя, которая была поставлена в 1414 году, положила начало новой манере в изображении головы, руки, которая кажется совсем живою, кистей обеих рук и всей позы фигуры. Лоренцо таким образом был первым, кто начал изучать произведения древних римлян. На фрон­тоне ниши Лоренцо попробовал сделать мозаичную картину—поясное изображе­ние пророка.

Уже по всей Италии и за пределами ее стала распространяться слава о Лоренцо, как лучшем мастере бронзового литья. Поэтому, когда Якопо делла Фонте, Веккиетта, сиенец, и Донато сделали по заказу сиенской синьории для их церкви св. Иоанна Крестителя бронзовые рельефы, украшающие купель этого храма, и когда сиенцы увидели работу Лоренцо во Флоренции, они сговорились с ним и заказали ему два сюжета из жизни св. Иоанна Крестителя. В одном Лоренцо изобразил Крещение Иисуса Христа со многими фигурами, как об­наженными, так и одетыми очень богато, а в другой—взятие его под стражу и приведение к Ироду.

В то время генералом ордена доминиканцев был маэстро Леонардо Дати. Он, чтобы оставить память о себе в церкви Санта Мария Новелла, где он проходил монашескую службу, а также и родному городу, заказал Лоренцо отлить из бронзы для себя гробницу; его статуя в натуральную величину, изображающая его мертвым, должна была покоиться на крышке гробницы. Когда Лоренцо выполнил заказ и работа его заслужила похвалу, такие же гробницы заказали для себя в церкви Санта Кроче Лодовико дельи Альбици и Никколо Валори. После этого Козимо и Лоренцо Медичи пожелали почтить мощи и релик­вии трех мучеников: Прота, Гиацинта и Немезия, привезя их из Казентина, где они находились в малом почитании в течение многих лет. Они заказали Лоренцо бронзовую раку, посредине которой изображены барельефом два анге­ла, держащие гирлянду из оливковых ветвей с именами мучеников. В раку по­ложили названные реликвии и поставили ее в монастыре дельи Анджели во-Флоренции. Так как эта работа получилась очень хорошо, то попечители церкви Санта Мария дель Фьоре заказали Лоренцо бронзовый саркофаг для мощей св. Зиновия, епи­скопа флорентийского, длиною в три с половиной локтя и высотою в два. Весь саркофаг Лоренцо изящно украсил разнообразными затейливыми арабесками. На задней стенке изо­бражены шесть ангелочков, которые держат гирлянду из ветвей вяза, на которой вырезана надпись в память и во хвалу святого.

Так работал Лоренцо, исполняя заказы многих лиц как в бронзе, так и в золоте и серебре, и произведения его с каждым днем увеличивали славу его имени. В это время в руки Джованни Медичи, сына Козимо, попала резная гемма с Аполлоном, сдирающим кожу с Марсия, которая, по преданию, служила печатью императору Нерону. Так как и сам камень достаточно большой, и чудесная его резьба представляли огромную редкость, Джованни поручил Лоренцо обделать его в резную золотую оправу. Лоренцо работал несколько месяцев, и оправа, которую он сделал к гемме, не уступала по красоте и совершенству превосходной античной резьбе. Эта работа принесла ему множество других заказов на золотые и серебряные вещи, которые ныне уже исчезли. Сделал он также для папы Мартина золотую застежку для пастырского облачения с высокорельефными фигурами и с каменьями очень большой ценности, вправленными в нее,—превос­ходную вещь,—а также тиару поразительной красоты из узорчатых золотых листьев и с многочисленными крошечными высокорельефными фигурками, красо­та которых была признана всеми. За эту работу кроме славы он получил большую награду.

В 1499 году во Флоренцию прибыл папа Евгений, созвавший здесь собор для осуществления унии греческой церкви с римской. Он увидел произведения Лоренцо, и так как общество художника доставляло ему не меньше удовольствия, чем его работы, он заказал ему золотую тиару весом в шестнадцать фунтов, не считая жемчуга, весившего пять с половиной. Оценива­лись эти жемчужины вместе с драгоценными каменьями, вправленными в тиару, в тридцать две тысячи золотых дукатов. Говорят, что среди этих жемчужин шесть были величиной с лесной орех. И судя по рисунку тиары, который был сделан потом, нельзя было себе представить более красивых узоров, связывающих между собою драгоценности, большего разнообразия многочисленных путти и других фигурок, которые служили ей неповторяющимися и чудесными украшениями. За эту работу папа и лично и через друзей очень благодарил Лоренцо и щедро его наградил.

Флоренция снискала так много восхвалений за превосходные произведения этого гениального художника, что консулы купеческого цеха решили заказать ему третьи двери для церкви Сан Джованни, также бронзовые. И так как он при изготовлении первых отлитых им дверей следовал такому же стилю, который окружает сюжетные рельефы, и в бордюре, который представляет обрамление всей двери, подобно тому как это было у Андреа Пизано, и так как консулы видели, какие за это время сделал Лоренцо успехи, решили они снять центральные двери, сделанные Андреа, и повесить их с той стороны, которая напротив госпиталя, а на их место повесить новые, которые должен был отлить Лоренцо. Они были уверены, что Лоренцо сделает все, что в его силах, чтобы создать лучшее, на что было способно его искусство. Они предоставили ему полную свободу. При этом ему было указано не думать ни о сроке, ни о расходах.

Лоренцо приступил к этой работе, вложив в нее весь огромный опыт, которым владел. Он разделил двери на десять полей, по пять на каждой половине. По бокам этих полей расположены ниши, в этой части вертикальные, числом двадцать. В каждой из них помещается высокорельефная статуэтка. Например: Самсон, нагой, охвативший колонну, с ослиной челюстью в руке; или еще Иисус Навин, представленный говорящим, словно он обращается с речью к войс­ку; кроме того, множество пророков и сивилл, все задрапированные по-разному, со складками одежды, ниспадающей со спины, с головными уборами, прическами и другими украшениями. Кроме этих еще двенадцать фигур лежат в нишах, расположенных среди поперечных орнаментов выше и ниже сюжетных панно. По углам панно Лоренцо поместил в кругах головы женщин, юношей и стариков. Между ними в середине дверей, у своего имени, вырезанного на них, он сделал голову Бартолуччо, своего отца,—это старик, а рядом более молодой—сам Лоренцо, его сын. И сверх всего этого - гирлянды, ветви и другой орнамент.

Сюжеты рельефов заимствованы из Ветхого завета. Первый изображает сотворение Адама и Евы. В том же панно он поместил и эпизод со вкушением яблока и сцену изгнания из рая. Позы в каждом из этих моментов вполне отвечают сначала сознанию греха, ибо Адам и Ева ощущают свой позор и закрываются руками, а потом раскаянию, когда ангел заставляет их удалиться из рая. На втором поле Адам и Ева представлены вместе с Каином и Авелем, детьми, родившимися у них. Там же изображено, как Авель приносит в жертву свои лучшие плоды, а Каин—те, что похуже, как это порождает в Каине зависть к ближнему, а в Авеле—любовь к Богу. Особенно хорошо удалась сцена, где Каин пашет землю на паре волов. Усилия животных в ярме, которые тянут плуг, кажутся естественными и живыми, так же, как фигура Авеля, который смотрит на волов и которого убивает Каин. Поза последнего, когда он дубиной поражает брата, полна стремительности и свирепства. На заднем плане низким рельефом изображен Бог, который спрашивает у Каина, что он сделал со своим братом. Таким образом, в одной рамке даны четыре сцены. В Третьем поле Лоренцо вылепил Ноя в момент, когда он выходит из ковчега. С ним его жена с сыновьями, дочерьми и невестками, а также все животные, как пернатые, так и четвероногие. Ковчег открыт, а в перспективе очень низким рельефом—тела утонувших. Фигу­ры Ноя и членов его семьи необыкновенно живы и полны движения. В сцене жертвоприношения видна радуга, знак мира между Богом и Ноем. В четвертом рельефе Лоренцо решил изобразить появление трех ангелов в Мамврийской долине. Они очень похожи друг на друга, и святой старец поклоняется им движениями рук и головы, очень убедительными и живы­ми. Прекрасно сделаны слуги, которые вместе с осликом ждут у подножия горы, куда Авраам отправился, чтобы принести в жертву сына. Мальчик уже находится на алтаре, Авраам занес нож, чтобы исполнить повеление свыше, но остановлен ангелом, который одной рукою удерживает его, а другой показывает, где нахо­дится жертвенный овен, и спасает от смерти Исаака. Лоренцо превзошел сам себя, когда в следующем рельефе ему пришлось преодолевать трудности в изображении зданий. Здесь он представил, как у Исаака родились Иаков и Исав, как Исав отправляется на охоту, подчиняясь воле отца, как Иаков, наученный Ревеккою, подает жареного козленка, окутавшись его шкурою, а Иса­ак, пославший за ним, дает ему свое благословение. В этом рельефе очень хороши и естественны собаки, а фигуры Иакова, Исаака и Ревекки производят такое же впечатление, какое они производили сами, когда были живы. Воодушевленный тем, что непрерывное изучение делало ему все более легким его искусство, Лоренцо стал пробовать силы на более трудных вещах. Поэтому на шестом рельефе он изобразил, как братья сажают Иосифа в водоем, как продают его торговцам, как последние дарят его фараону, которому он истолковывает сон о голоде и советует сделать запасы для борьбы с ним, и как за это он осыпан почестями со стороны фараона. Там же представлено, как Иаков посылает сыновей за хлебом в Египет, как Иосиф узнает их и отправляет к отцу. В этом рельефе Лоренцо изобразил круглый храм, взятый в очень трудной перспективе. Внутри его—фигуры людей в разных позах, грузящих зерно и муку, а также необыкновенно сделанные ослы. И на том же рельефе—пир, устроенный Иосифом братьям, и скрытие кубка в мешке Вениамина, и обнаружение его, и то, как Иосиф узнает братьев и обнимает их. Этот рельеф по количеству и разнооб­разию сцен считается между всеми наиболее удачным, наиболее трудным и наи­более прекрасным.

У Лоренцо с его гением, с присущим ему изяществом в ваянии статуй фигуры не могли не выходить замечательными, когда ему приходили в голову прекрасные сюжеты композиции. Это обнаруживается в седьмом рельефе, где изображена гора Синай, а на вершине ее - Моисей, который коленопреклоненно принимает от Бога скрижали. На середине горы ждет его Иисус Навин, а у подножия - весь народ, напуганный громом, молнией и землетрясением, в разнообразных положениях. В восьмом рельефе Лоренцо обнаружил огромную старательность и любовь, представив, как Иисус Навин пошел на Иерихон, повернул Иордан, воздвиг двенадцать шатров, в которых поместились двенадцать колен израилевых. Все это очень хорошо сделанные фигуры, но еще лучше барельефный задний план, где евреи двигаются вокруг Иерихона с трубными звуками, и от этих звуков рушатся стены иерихонские и город достается им.

Лоренцо совершенствовался в своем искус­стве изо дня в день. Это видно по девятой картине, где изображено убийство Голиафа, которому Давид рубит голову в позе ребяческой и в то же время воинственной, а полчища филистимлян обращаются в бегство перед воинством Божиим. Здесь - люди, лошади, колесницы и другие орудия войны. Здесь же представлено, как возвращается Давид с головою Голиафа в руках и как народ встречает его с музыкой и песнями. Все передано очень живо и изящно. Лоренцо осталось сделать все, на что он был способен, в десятом и последнем рельефе, где царица Савская с огромной свитой приезжает к царю Соломону. Здесь он изобразил здание в перспективе, а все фигуры так же хороши, как и в предыдущих рельефах. Наконец, он сделал орнаменты архитравов, которые идут кругом всей двери; они составлены из фруктов и фестонов.

По этой работе, взятой в целом, можно видеть, что гений и мощь мастера скульптурного дела при работе на фигурах высокого, среднего, низкого и совсем низкого рельефа способны сделать в области композиционного замысла, в изо­бретательности поз мужских и женских, в разнообразии архитектурных мотивов, в перспективе, в передаче на пространстве всего произведения изящества, прису­щего каждому полу: достоинства—у стариков, ловкости и грации—у молодых. Микеланджело Буонарроти, остановившийся однажды, чтобы посмотреть эти двери, ответил на чей-то вопрос, как они ему нравятся и хороши ли они: «Они так прекрасны, что достойны быть вратами рая»,—похвала, поистине заслуженная и от человека, способного ценить эти вещи. Лоренцо довел свой труд до конца, начав его в двадцатилетнем возрасте и рабо­тая в течение сорока лет.

В отделке и полировке дверей, после того как они были отлиты, Лоренцо помогали многие художники, в то время еще молодые, потом ставшие перво­классными мастерами,—Филиппе Брунеллески, Мазолино да Паникале, Никколо Ламберти, ювелиры Парри Спинелли, Антонио Филарето, Паоло Уччелло, Антонио дель Поллайоло, который тогда был совсем юным, и многие другие.

Лоренцо кроме вознаграждения, уплаченного ему консулами, получил еще хороший участок земли близ аббатства в Соттимо в дар от синьории, а через некоторое время был избран приором и удостоился таким образом высшей долж­ности в городе. За то, что в этом случае флорентийцы оказались благодарными, они в той же мере заслуживают порицания за то, что по отношению к другим великим людям своей родины они оказались мало признательными.

После этой необыкновенной работы Лоренцо сделал бронзовое украшение для дверей того же храма, которые находятся против госпиталя, с замечательными гирляндами. Окончить его он не успел так как умер, когда уже сделал набросок и почти вылепил модель, по которой должны быть переде­ланы двери, отлитые Андреа Пизано.

Кроме созданных им вещей Лоренцо оставил своим наследникам много антиков, бронзовых и мраморных, например, ложе Поликлета, представлявшее величайшую редкость, бронзовую ногу натуральной величины, несколько голов, женских и мужских, вазы. Остались после него и торсы статуй и многое другое, и все это пошло прахом. Антики частью (там было и ложе Поликлета и вообще лучшие вещи) были проданы Джованни Гадди, который в то время был клириком апостольской камеры. После Бонаккорсо остался сын, по имени Витторио, который тоже пробовал свои силы в скульптуре, но без большого успеха, как показывают головы, сделанные им в Неаполе во дворце герцога Гравины, мало удачные. Ибо он никогда не отдавался искусству с любовью и со старанием, а был зато очень искусен в расточении состояний и вещей, оставшихся после отца и деда. В конце концов при папе Павле III он отправился архитектором в Асколи и там однажды ночью был убит слугой с целью ограбления. Так угас род Лоренцо. Но не угасла слава его, которая будет жить века.

Лоренцо пробовал свои силы во многих вещах. Он любил заниматься живописью и витражами. Он сделал для купола Санта Мария дель Фьоре все витражи, кроме одного, принад­лежащего Донато и изображающего венчание Христом Богоматери. В той же церкви он сделал три витража над главным порталом, и все в капеллах и в трибу­нах, а также витражи переднего фасада в Санта Кроче. В Ареццо он сделал окно для главной капеллы церкви Пьеве, где изобразил венчание Богоматери, а также два других по заказу Фео ди Баччо, очень богатого купца. Но так как он всюду пользовался венецианским стеклом, крашенным очень густо, то здания, в которых помещены витражи, освещены плохо и скорее темны. Лорен+цо был также назначен товарищем Брунеллески, когда ему было поручено возвести купол церкви Санта Мария дель Фьоре, но потом был снят с этого места, как будет сказано в жизнеописании Филиппе.

В конце концов, дожив до шестьдесят четвертого года, став жертвою тяжелой и продолжительной лихорадки, он умер, оставив по себе бессмертную славу в творениях, созданных им, и в сочинениях, им написанных. Он был с почестями погребен в Санта Кроче. Его изображение находится на главных бронзовых дверях храма Сан Джованни; это—лысый человек в орнаменте средней части, когда двери закрыты. Рядом с ним—голова Бартолуччо, его отца.