Скачать

Исследование поэтики имени в поздних рассказах А.П. Чехова "Невеста", "Дом с мезонином", "Дама с собачкой"

ГЛАВА I. ОСМЫСЛЕНИЕ КАТЕГОРИИ ИМЕНИ В ФИЛОСОФИИ И ЭСТЕТИКЕ

1.1. Философская основа ономастик

1.2. Имя как объект художественной номинации

ГЛАВА II. ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ИМЕНИ В ПРОЗЕ А.П. ЧЕХОВА

2.1. Стилистические функции антономасии в раннем творчестве писателя

2.2. Ономастическое пространство рассказов «Дом с мезонином», «Дама с собачкой», «Невеста»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Введение

В последнее время многие исследователи говорят об особом положении омонимов в контексте художественного произведения. Становится очевидным, что изучение произведения невозможно без исследования имен собственных, заключенных в том или ином тексте. Данная ВКР посвящена изучению поэтики имени в рассказах А.П. Чехова «Дом с мезонином», «Дама с собачкой» и «Невеста».

Актуальность ее темы заключается в том, что в современном литературоведении большое внимание уделяется вопросам ономастики, о чем свидетельствуют многочисленные работы, касающиеся исследования структурной организации ономастического пространства, стилистических функций имен собственных, а также их ассоциативных связей в произведениях писателя.

Цель работы - изучение поэтики имени в позднем творчестве А.П. Чехова.

Достижению поставленной цели служит решение следующих задач:

- описать эстетическую природу имени как объекта художественной номинации;

- создать теоретико-методологическую основу, проанализировав труды по теории литературы (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, В.И. Тюпа, Е.Г. Эткинд); по философии имени (С.Н. Булгаков, А.Ф. Лосев, П.А. Флоренский); по теории имени собственного (В.Н. Бондалетов, В.А. Никонов, A.B. Суперанская);

- выявить функциональную значимость имен собственных в вышеперечисленных рассказах А.П. Чехова.

Для решения этих задач применялись историко-литературный и сравнительно-сопоставительный методы исследования.

Материал исследования: рассказы «Дом с мезонином», «Дама с собачкой» и «Невеста».

ВКР состоит из введения, основной части (2 главы), заключения и списка использованной литературы (25 источников).

Глава I. Осмысление категории имени в философии и эстетике

1.1. Философская основа ономастики.

Издавна в сознании различных народов укоренилось представление о том, что имя влияет на судьбу его носителя, являясь своеобразным ключом к внутреннему «я» человека, его подлинной сущности. Само появление имени было связано с магией и окружено ореолом запретов и условностей. Оно возникло вместе со способностью человека отличать и называть различные предметы: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт. 2). Таким образом, проблема имени напрямую связана с культурно-исторической миссией человека: прозревать суть явлений и предметов и давать им соответствующие имена. В связи с этим отмечает, что «в контексте библейской космологии имя приобретает смысл священного кода, в котором в символическом виде свернута вся информация о прошлом, настоящем и будущем носившего его существа» (Балакина, 6-7).

В древние времена имена формулировались в соответствие с этимологическим значением корня, который лежал в их основе. После принятия христианства появилась традиция нарекать по Святцам: вместе с именем ребенок получал «святого» покровителя, небесного заступника и помощника в своей земной деятельности. Для первобытного человека имя являлось обозначением существа или предмета. Оно выражало, воплощало родство личности с ее тотемической группой, с предком, перевоплощением которого она является, с личным тотемом или ангелом-хранителем, с невидимыми силами. Сегодня эта традиция трансформировалась в форму отчества и фамилии – в них тоже выражается и охранительная связь с предками, и ответственность человека перед ними, перед фамильным опытом своей семьи.

Культурологический аспект имени связан с тем, что в любую эпоху отношение к имени собственному является отражением всеобщих процессов и тенденций в культуре.

Всякое имя собственное, - слово, но слово, получившее совершенно особые свойства, новую окраску. Эти свойства заставляют даже современных людей, свободных от всяких суеверий, невольно ощущать в нем как бы более тесную связь с самим человеком, его носителем, чем, может быть, на деле.

Имя – это материализованная идея. Она не всегда поддается буквальной расшифровке и точному смысловому прочтению, но внутренний смысл является безусловным, непременным качеством имени. В частности, С.Н. Булгаков отмечал: «Имя есть сила, семя, энергия, оно формирует, изнутри определяет своего носителя; не он носит имя, которым называется, но в известном смысле оно его носит, как внутренняя целепричина, по силе которой желудь развивается дубом, а зерно – пшеничным колосом …» (5, стр. 17). Как раз имя и задает в бытии человека тот исходный творческий смысл, который затем реализуется во всей его деятельности, поэтому имя является одной из древнейших тайн и загадок человечества.

А.Ф. Лосев в «Философии имени» писал: «Знать имя вещи - значит, быть в состоянии, в разуме приближаться к ней или удаляться от нее. Знать имя - значит, уметь пользоваться вещью в том или другом смысле. Знать имя вещи - значит, быть в состоянии общаться и других приводить к общению с вещью» (11, стр. 185). Иными словами, номинация - это один из способов познания окружающего мира. В имени «мысль достигает своего высшего напряжения и значения», - утверждает философ (11, стр. 32).

В свою очередь, о. Павел Флоренский, внеся существенный вклад в развитие ономатологии, утверждал, что «именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение» (22, стр. 47).

К проблеме имени обращался в своем творчестве М.М. Бахтин: «Для имени характерна неосознанность его этимона; корни имен не принадлежат к живым языкам и значение их не может ощущаться. Расшифровки греческих и древнееврейских (реже - старославянских) корней имени дают однотонные и односмысленные прославляющие характеристики (мужественный, победитель, благородный…). Но, конечно, не этим значением определяется выбор и эмоционально-смысловая окраска имени, а характером того святого, который освятил и канонизировал это имя, или того лица (отца, деда, предка, друга, исторического деятеля), в честь или в память которого выбрано данное имя» (3, стр. 135).

Имена собственные живо реагируют на происходящие в природе и обществе изменения, поэтому они могут служить хронологизаторами текстов, а также исторических и археологических памятников.

Ономастическое пространство – это именной континуум, существующий в представлении людей разных культур и в разные эпохи заполненный по-разному.

Выбор признака, лежащего в основе той или иной номинации, может быть существенным в момент самой номинации. Однако он не может влиять на абстрагирующий и обобщающий характер слова как элемент языка. Важно, что степень и характер абстракции и обобщения с развитием языка меняется: «память» о лежащем в основе признаке, внутренняя форма имени постепенно предается забвению. «Имена собственные, - пишет В.А. Никонов в книге «Имя и общество» (1974), - составляют в системе лексики особую подсистему, в которой законы языка преломляются специфически... В ней возникают такие закономерности, которых нет в языке вне сферы имен собственных. Став фамилией (или иным именем собственным - личным именем, географическим названием и тому подобное), слово начинает жить собственной, независимой от слова-предка жизнью, может и полностью утратить с ним связь. Но абстрагирование в любых пределах вовсе не означает отсутствие первоначального смысла, что оказывается важным моментом номинации в художественном тексте, где присутствие смыслового зерна в номинации не столько актуально по отношению к действительному источнику именования, сколько значимо в принципе». Более того, имя как элемент языка - «материала и основы словесного искусства» - подчинено «закону семантического преобразования, результатом которого является порождение художественного смысла» (15, стр. 68). В произведении литературы оно никогда не выступает единственно хранителем «памяти» о лежащем в основе признаке, но обогащается новыми смысловыми нюансами, предопределяемыми контекстом.

История изучения ономастикона широко освещена в трудах А.В. Суперанской «Общая теория имени собственного», В.Д. Бондалетова «Русская ономастика», в работах их последователей. Детальному изучению подвергались многие аспекты имен собственных: географический, лексикографический, логический, поэтический, психологический, семиотический, социологический, терминологический, художественно-стилистический, юридический.

Этнокультурный компонент обеспечивает информативно-накопительную функцию имен собственных, «высвечивается» в семантике в связи с тем, что с помощью этого знака отражаются определенные фрагменты национальной картины мира: религиозный, культурно-исторический, аксиологический и др.

1.2. Имя как объект художественной номинации.

Начало научному изучению проблемы имени было положено, в первую очередь, исследованиями западных ученых о значениях и функциях имени у первобытных народов, в мифологии и религиях мира (работы Дж. Фрэзера, М. Хайдеггера, К. Леви-Строса, А. Гардинера).

Активное рассмотрение данной проблемы в филологическом ключе продолжилось в работах отечественных исследователей Ю.Н. Тынянова, Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского, Б. Эйхенбаума, М.М. Бахтина, Б.А. Успенского, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачева, М.С. Альтмана, Э.Б. Магазаника, Л.И. Ройзензона, В.А. Никонова. Зарубежная научная литература по проблеме имени также весьма обширна (М. Беккер, Р. Чейпл, М. Гриманд, Д. Джонс, Э. Ламберт, Дж. Паулс).

Долгое время имя литературного персонажа рассматривалось преимущественно в лингвистическом или ономастическом измерении, то есть предметом исследования были общие закономерности происхождения и функционирования собственных имен и их система, изучалась степень соответствия имен персонажей реальной антропонимической норме. Интересом к такому подходу отмечены монографии Б.А. Ларина, Л.В. Щербы, В.В. Виноградова, и др.

В последние годы на первый план вышло толкование имени как смыслового ядра образа, вербализованной сущности литературного персонажа (Н. Бонецкая, Л. Гоготишвили, К. Жогина, Д. Руденко). Философской основой этих исследований стали труды А.Ф. Лосева и П.А. Флоренского.

Однако при всем обилии публикаций многие проблемы, связанные с художественными наименованиями, лишь обозначены. Для их решения активно собирается и анализируется фактический материал, описываются и исследуются имена в художественном наследии русских и зарубежных авторов, составляются словари имен в отдельных произведениях и в творчестве писателя в целом.

Проблема эстетической характеристики имени – это одна из актуальных проблем поэтики: она непосредственно связана с проблемами специфики словоупотребления, структуры слова, соотношения слова и образа и привлекала внимание многих исследователей. На важность исследования этой особенности слова указывает, в частности, Михайлов В.Н.: «…понятие эстетического значения имеет принципиальный характер; его обсуждение представляется особенно важным для теории поэтического языка» (14, стр. 124 ).

Особое значение имеет изучение эстетической характеристики имен собственных, так как обозначение денотата – действующего лица – именем собственным в художественном произведении носит осознанный характер, а следовательно, включает элемент эстетичности. Этим определяется важность изучения процесса номинации в ономасиологическом аспекте с целью изучения познания закономерностей художественной лаборатории писателя, его мастерства, а также освещения проблемы информированности текста.

Имена собственные, употребляемые в художественных произведениях, являются объектом изучения поэтической, или литературной ономастики. “Организующая роль ономастического пространства в структуре художественного текста обусловливается системностью этого пространства: группировкой имен собственных по лексическим разрядам в зависимости от семантической функции, их словообразовательными особенностями, стилистической принадлежностью, отношением к категории узуальности, степенью экспрессивности”, - отмечает В.Н.Михайлов (14, стр. 60). Все это отражается в художественном произведении и играет конструктивную роль в передаче человеческих отношений, оттенков интимности, официальности, возрастных оценок и иных характеристик.

В любом произведении литературный персонаж утверждается в сознании читателя своим внешним видом, чертами характера, поступками, мыслями, своеобразной речью. Если тот или иной характер удался писателю, то в представлении читателей все его черты будут связаны с одним словом – его именем. Каждое новое имя, если оно появляется на страницах произведения, созданного рукой подлинного художника, и если это произведение читает тот, кто владеет искусством читать, привлекает внимание, настораживает, вызывает определенные ассоциации, создает определенный настрой.

В литературе собственное имя, его смысл и форма, ситуации его употребления не бывают случайными, поскольку имена собственные, вкупе с языком и стилем произведения, занимают особое место в системе художественно-изобразительных средств, служащих для выражения авторского замысла. Появление именования определяется сюжетно-тематическим содержанием произведения, его ведущими идеями, законами жанра и стилистической системой текста в целом. Поэтому литературный оним, будучи важным элементом художественной структуры, может активно выражать содержательную и подтекстовую информацию произведения. Концентрируя в себе необходимые образные смыслы, поэтоним отображает индивидуально-авторское понимание событий и фактов, описанных в воображаемом мире, передает читателю скрытую информацию, извлекаемую благодаря способности имени порождать ассоциативные и коннотативные значения.

Писатель не только использует реальные исторические, географические, астрономические и другие имена собственные, обозначающие временные и пространственные вехи, но и создает, наполняя художественное пространство, так называемые литературные имена, – вымышленные единицы, тем не менее, принадлежащие его ономастикону.

Как отмечает Трубачев О.Н., «Антропонимическое пространство художественного произведения, отбор и взаимодействие антропонимов с контекстом определяется законом жанра, художественным методом писателя, родом и видом литературного произведения и законами его построения, соответствием содержанию текста, эстетической нагрузкой имени в ближайшем и широком контексте и многими индивидуально-неповторимыми творческими особенностями стиля писателя в целом» (21, стр. 283).

Художественное произведение – это особая сфера функционирования имен собственных. В тексте слова соотнесены «с реальной и изображаемой действительностью, с современным литературным языком и языком художественного произведения». Все это способствует тому, что читатель как бы заново воссоздает ассоциативные связи слова, а также пониманию авторского замысла произведения: слова, как известно, обозначают одновременно объективную действительность и художественный мир, созданный писателем.

Собственные имена в качестве элемента художественного произведения являются одним из важных средств создания образа. Одновременно с этим онимы играют значительную роль в формировании идеи произведения в целом. «Точный выбор имени собственного во многом определяет смысловую и эмоциональную заданность текста в целом» ( 22, стр. 36). Являясь элементом художественного текста, имена собственные вносят свою лепту в складывание того множества смыслов, которые заключены в произведении. При этом вовсе не обязательно, чтобы автор осознавал это многообразие, поскольку гениальное произведение всегда больше своего творца. По меткому замечанию Бакастова Г.В., «В самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, может быть, и невидимая самим поэтом» ( 1, стр. 48).

Имя в художественном произведении представляет собой обширное поле для исследования различных сторон литературного творчества: от частных вопросов поэтики до его идейно-художественного содержания.

Источник эстетического в имени как объект художественной номинации следует искать в самой природе языковой номинации, так как «в основе процесса перехода не-поэтического в поэтическое лежит превращение языковой картины мира в поэтический образ мира» (Поляков, 16.).

Имя, введенное писателем в произведение, побуждает к поиску средств его постижения не только в пределах конкретного произведения, жизни и творчества писателя, но и в контексте национальной и мировой культуры. Завершается, в определенном смысле, авторское познание предмета, начинается читательское, цель которого вернуться к первооснове, насколько это возможно, и там, у источника, увидеть зерно писательской мысли, воплощенное в именованном образе. Определение зерна именования можно представить, пользуясь словами Лосев А.Ф., «как дешифровку некоторого сообщения. С этой точки зрения процесс познания будет делиться на следующие моменты: получение сообщения; выбор (или выработка) кода; сопоставление текста и кода. При этом в сообщении выделяются системные элементы, которые и являются носителями значений» ( 11, стр. 36).

В теории имен собственных одним из самых сложных вопросов является вопрос о наличии / отсутствии значения у онимов. Сложность семантики имен собственных породила различные подходы к данной проблеме и привела к появлению взаимоисключающих концепций значения имен собственных. Одни авторы утверждают, что они лишены собственного значения, другие считают их значение неполноценным или лежащим в ином информационном плане, а третьи приписывают им еще большее содержательное значение, чем нарицательным именам.

Имя собственное относится к наиболее выразительным, ярким и специфическим элементам стиля писателя. Все онимы образуют ономастическое пространство художественного текста, которое делится на несколько полей в зависимости от специфики их значения, соотношения с национальным «именником» языка, способа преобразования формы имени и других признаков.

Для комплексного анализа ономастикона произведения важно рассмотрение принципов и способов авторской номинации. В зависимости от жанра, идейно-художественного содержания, пространственно-временной организации художественного текста автором используются различные варианты наименования, выбор которых зависит, прежде всего, от отношения автора к герою, социального статуса носителя и др.

Специфика образно-художественного осмысления слова сказывается и на функциях имен собственных, включенных в состав литературного произведения. В художественном тексте онимы подвергаются функциональной перестройке, и главной становится не столько номинативная, сколько характеризующая функция, которая во многом зависит от жанра произведения.

Таким образом, изучение имени собственного как важнейшего стилеобразующего элемента в ономастической системе текста включает исследование структурной организации ономастического пространства, принципов и способов номинации персонажей, стилистических функций онимов, их ассоциативных связей, соотнесенных с реализацией конкретного образа, замысла произведения, позицией автора.

Все литературные антропонимы можно классифицировать с точки зрения их происхождения. Так, первую группу составляют имена собственные, полностью заимствованные писателем из уже существующего в культуре ономастикона без всякого изменения, то есть они «ни в какой мере не создаются автором текста, а заимствуются им из общего культурно-языкового арсенала» ( 21, стр. 127).

Во вторую группу вошли антропонимы, у которых из уже существующего в культуре ономастикона заимствуется лишь звуко-графическая оболочка. Внутренняя форма этих онимов не всегда говоряща, достаточно часто она стерта, семантика затемнена. «У каждого писателя-реалиста можно встретить немало семантически мотивированных имен, фамилий, названий, но они никогда не заполняют все ономастическое пространство художественного текста, встречаются разные типы имен собственных, в том числе и косвенно мотивированные - историческими нормами ономастикона, социальной сферой, речевым узусом и другими причинами» ( 21, стр. 177). Анализ внутренней формы, исконного значения имени должен приводиться лишь тогда, когда обнаруживается наличие связи между ним и характеристикой образа, даваемой автором. Такой подход обусловлен тем, что «в произведении на первый план выдвигается до-антропологическое значение, возрождается семантика имени» (21, стр. 179 ).

К третьей группе относятся антропонимы, полностью придуманные автором.

Кажется разумным подразделить эту группу в соответствии с тем, использует ли писатель уже существующие имена нарицательные русского языка, переводя их в собственные, или создает абсолютно новые звуко-графические комплексы.

Изучение стилистической ономастики, и в особенности одного из ее важнейших компонентов – антономасии, обусловлено насущной необходимостью более глубокого понимания художественного произведения. Термин антономасия обычно применяется для обозначения тропа, «состоящего в метафорическом применении собственного имени для обозначения лица, наделенного свойствами первоначального носителя этого имени» ( 21, стр. 184).

Например, обычная фамилия Червяков в контексте рассказа А.П. Чехова «Смерть чиновника» побуждает соотносить персонажа с червем. Автор должен с особым мастерством организовать контекст, чтобы читатель вначале подумал, что Червяков – самая обыкновенная фамилия, потом сообразил, что это не просто фамилия, а своего рода художественный эпитет, а затем уже убедился, что его догадка верна.

Одна из основных целей антономасии – максимально сжатая, лаконическая характеристика персонажа. Далеко не случаен, поэтому, тот факт, что к рассматриваемому стилистическому приему нередко и охотно прибегают в произведениях малых жанров. Мастер короткого рассказа Чехов пользовался этим приемом виртуозно. Именно в умении «сгустить типическое» до одного имени видим мы одну из наиболее ярких черт творческой манеры писателя.

Имя собственное может выступать в художественном тексте как прием, основанный на стилистических эффектах обманутого и вознагражденного ожидания, более всего уместный там, где перед нами комическое во всех его проявлениях – от безобидного юмора до сатиры. Полагая, что стилистический прием окказиональной антономасии основан на неожиданности, нужно иметь в виду, что степень неожиданности весьма различна в том случае, когда автор имеет дело с кличками и прозвищами, и в том случае, когда автор использует фамилии и имена. Предметно-логическое значение клички лежит как бы на поверхности. Автор может по-разному обыграть его, но читатель, даже самый неопытный, уже предупрежден, он не пройдет мимо клички, не упустит из виду предметно-логического значения, заключенного в ней. Иное дело имена и фамилии. Предметно-логическое значение их спрятано достаточно глубоко. Его может совсем не быть. Это создает известные преимущества для автора, стремящегося воспользоваться эффектом обманутого ожидания, и в то же время таит определенные опасности для читателя, особенного неопытного: он может не понять, недооценить рассматриваемый стилистический прием, просто проглядеть его.

О соотношении имени и прозвища размышлял М.М. Бахтин, отмечавший связь имени с высшим миром богов и духов, а прозвище относивший к повседневной, земной жизни. С течением времени прозвище приобретало все более принижающий характер, а прославляющая функция имени приобретала социальные особенности. «Сущность любого собственного имени, - считает Бахтин, - (человека, города, страны и т.д.) – благословение и хвала. Имя по сущности своей глубоко положительно. Назвать – значит утвердить на веки вечные, закрепить в бытии навсегда, ему присуща тенденция к нестираемости, несмываемости, оно хочет быть врезанным как можно глубже, в возможно более твердый и прочный материал. В нем нет ни грамма отрицания, уничтожения, оговорки. Поэтому вокруг имени сосредотачиваются все положительные, утверждающие, хвалебно-прославляющие формы языковой жизни…

В противоположность имени прозвище тяготеет к бранному, к проклинающему полюсу языковой жизни. Подлинное прозвище (как и подлинное ругательство) амбивалентно, но преобладает в нем развенчивающий момент. Если именем зовут и призывают, то прозвищем скорее прогоняют, пуская его вслед, как ругательство» (Бахтин, 47).

В рассматриваемом аспекте имеется и определенная разница между именами и фамилиями. Фамилии переходят из рода в род. Поэтому с помощью фамилии-эпитета легче, логичнее выразить авторское отношение не только к персонажу, но и к той социальной среде, из которой он происходит.

Во-первых, нужно обращать внимание на предметно-логическое значение, смысл слова, называющего чин, должность, профессию, социальное положение, происхождении персонажа, а также на оценку названных в этих характеристиках понятий именно в тех общественных условиях, в которых создавалось данное произведение.

Если предметно-логические значения слов, дающих социальную характеристику персонажа, и слов, на которые намекает фамилия, резко контрастируют друг с другом, что обычно характерно для всей сферы комического, или, напротив, явственно совпадают друг с другом, то можно предположить, что фамилия «значащая», и это предположение может подтвердиться при дальнейшем чтении.

Второе, не менее важное, но, пожалуй, более трудное: нужно обратить особое внимание на смысл тех слов, с помощью которых создается контекст или микроконтекст, дающий портрет персонажа, описывающий его поступки, действия, речевое поведение, и на оценку этих поступков другими персонажами. Эти предметно-логические значения, интегрируясь, дают нам внешний и психологический портрет персонажа. Если предметно-логические значения слов, дающих портретную и психологическую характеристику персонажа, и предметно-логические значения слов, на которые намекает фамилия, совпадают друг с другом или, напротив, резко контрастируют, то можно опять-таки предположить, что фамилия «значащая». Так вице-губернатор Лягавый-Грызлов даже не фигурирует в рассказе, но один маленький штрих: «Покойник Пантелей Степанович, дай бог ему царствие небесное, любил, чтоб мы почтительны были. Бывало, ежели кто визита не сделает – скрежет зубовный!» (24, стр. 289) - показывает, что оценки его поступков в глазах других персонажей вполне согласуются с предметно-логическим содержанием, на которое намекает его фамилия.

Наконец, следует искать сходства и различия между возможным предметно-логическим значением, скрытым в фамилии, и общим колоритом рассказа. Иногда сделать это легко. Панихидин, Трупов, Погостин, Черепов, Челюстов – все эти фамилии, несомненно, создают своеобразный «кладбищенский» колорит рассказа «Страшная ночь». Иногда проследить эту связь труднее, но очевидно, что, описывая быт чиновников, Чехов часто образует их фамилии от названий мелких и неприятных явлений: Перхоткин, Прорехин, Пеплов, Ярлыков и т.п. Изображая обстановку, в которой живут сытые, удовлетворенные своим утробным существованием люди, Чехов использует фамилии: Битковы, Соусовы, Леденцовы и т.п.

В целом изучение поэтики имени в творчестве того или иного писателя представляется интересным и важным, поскольку имя является средоточием художественных находок, стилевых влияний, около имен выкристаллизовывается мировосприятие и миропонимание художника.

ГЛАВА II. Эстетические функции онимов

в поздних рассказах А.П. Чехова

2.1. Стилистические функции антономасии в рассказах

А.П. Чехова

Всем своим творчеством А.П. Чехов утверждал прекрасное в жизни, протестуя против невежества, нищеты духа и быта. В рассказе «Анюта» автор устами художника Фетисова говорит об этом так: «… можно все-таки лучше жить… Развитой человек обязательно должен быть эстетиком». Эстетическое кредо А.П. Чехова выраженное бессмертными словами: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» во многом определило направленность его творчества, а также выбор им выразительно-изобразительных средств. Известно, что для индивидуального мастерства писателя характерна краткость изложения и в то же время внимание к подробностям и деталям, которые, концентрируя семантический потенциал сюжета, помогают достичь краткости, эстетичности и художественности изложения.

По наблюдениям А.П. Чудакова, существенная сторона явления у А.П. Чехова выражается деталью не просто индивидуальной, а гротескно индивидуальной ( 24, стр. 226). Краткость - элемент эстетики, а деталь - элемент краткости. Необходимым требованием к реалистическому произведению является изображение действительности через призму эстетической оценки, причем происходит постепенное переосмысление и углубление образа на протяжениее произведения. Это стремление к эстетичности, обличение псевдо эстетичности и неэстетичности воплощается писателем в именах героев. По наблюдениям Шишко Е.С., «специфика образно-художественного осмысления слова сказывается даже в функциях собственных имен, выбранных и включенных писателем в состав литературного произведения. Они значимы, выразительны и социально характеристичны, как прозвища ( 25, стр. 336).

Обладая необычайно выразительной семантикой, которая еще подчеркивается, усиливается окружающим контекстом, имена собственные также становятся символами.

Мастерское использование А.П. Чеховым «говорящих» фамилий поражало многих. Из воспоминаний его современников, начинающих писателей, явствует, как он делился секретами своего мастерства в использовании художественных средств, в частности, имен собственных. Так, И.Л. Щеглов писал: «Чехов сделал мне несколько ценных указаний и относительно необходимости в драматическом произведении большей простоты и близости к жизни не только в речах действующих лиц, самых их именах и фамилиях» (23, стр. 37). Этот критерий реалистического изображения действительности является основным для всего творчества А.П. Чехова. П.П. Бажов отмечал: «Меня больше всего поражало чеховское умение сгустить типическое до одной клички. Протоиерей Змиежалов, дьячок Воньмигласов, акциозный Почечуев, корреспондент Оптимахов – все это для людей нашего времени уже портреты. Фамилии Змиежалов и Воньмигласов откровенно шаржированы, но когда ты знаешь «о жале змия» в соответствующем контексте и когда ты услышал уныло ленивую голосянку «вонми гласу моления моего», тебе кажется это шаржирование тем сгустком обобщения, дальше которого идти невозможно» ( 23, стр. 156).

Анализ фамилий в рассказах А.П. Чехова свидетельствует о том, что их эстетическая окраска выражается как имплицитно, так и эксплицитно – с помощью окружающего микроконтекста. Эстетическая маркированность фамилий тесно связана с характером мотивирующего: о сниженности семантики фамилий свидетельствует тот факт, что основная масса их навеяна бытовой, часто сниженной лексикой. Об этом свидетельствует и высокая частотность таких фамилий в рассказе. Наиболее часты единицы следующих лексико-семантических групп: «части тела» (Желваков, Челюстин, Грязноруков), «пища» (Соусов, Пивомедов, Лимонадов), «животные» (Клещев, Гускин, Курятин, Гнилорыбенков) и др. Таким образом, эстетически снижены не отдельные единицы, а весь антропоним рассказа.

В раннем творчестве А.П. Чехов часто использует прием включения неэстетичных фамилий, ставший традиционным в русской классической литературе. Как правило, автор не комментирует семантику фамилий: он предоставляет делать это самому читателю, а иногда персонажу рассказа: «С моей фигурой далеко не уйдешь! И фамилия преподлейшая: Невыразимов… Хочешь живи так, а не хочешь – вешайся» (25, стр. 227). В юморесках преобладает соответствие семантики фамилии и образа («говорящая фамилия как олицетворение образа»), однако, иногда наблюдается контрастность: красивая фамилия и негативный, неэстетичный образ. Например, в рассказе «Разговор человека с собакой»: «Алексей Иванович Романсов. Грязь… Тебе кажется, что я Романсов, коллежский секретарь … царь природы. Ошибаешься! Я тунеядец, взяточник, лицемер!.. Я гад, Муза! Подлипала, лихомоец, сволочь!» (25, стр. 14 ).

Ярким выразительным средством характеристики у Чехова служат нейтральные по своему значению фамилии. Так, употребление фамилий известных деятелей искусства служит средством опосредованной характеристики персонажей: их культурного уровня, как правило, низкого. В рассказах Чехова субъективно-оценочные формы личного имени положительного плана в определенном контексте могут выполнять роль характеристики негативных черт характера, а также характеризовать униженное положение человека, употребляющего эти варианты имени, несмотря на неэтичное поведение обладателя этого имени.

Для достижения большей выразительности А.П. Чехов применяет иногда прием скрытой метафоры. Так, в рассказе «Дамы» Ползухин, молодой человек, полный, с бритым жокейским лицом, в новой черной паре претендует на место письмоводителя в приюте, на должность, обещанную потерявшему голос учителю Временскому, имеющему большую семью. Директор народных училищ, считающий себя человеком справедливым и великодушным, поставлен в сложное положение. Ползухин заручился рекомендациями влиятельных дам города: жены городского головы, жены управляющего казенной палаты; не проходило дня, чтобы директор не получал писем, рекомендовавших Ползухина. Директор сдается, но когда Ползухин уходит, он весь отдается чувству отвращения: « - Дрянь, - шипел он, шагая из угла в угол. Добился своего, негодный шаркун, бабий угодник! Гадина! Тварь» ( 25, стр. 227).

Таким образом, формируется следующий ряд ключевых слов: Ползухин – бабий угодник – гадина – тварь. Своеобразный синонимический ряд подтверждает и усиливает эстетически отрицательную коннотацию, созданную мотивированностью фамилии: ползать – угодничать, добиваться благ нечестными приемами. Приведенный ряд слов иллюстрирует динамическое взаимодействие слов, конструкций во внутреннем композиционно-смысловом единстве художественного произведения и доказывает еще раз, что анализировать имена собственные в художественном произведении необходимо как часть целого текста. По словам Виноградова, «функции словесного ряда – не только выражение предметных значений, которые в нем потенциально заложены, но и воплощение индивидуальных смыслов, которые к нему приурочены в связи с развитием образа персонажа» (25, стр. 113).

Использование «говорящих» фамилий с подчеркнутой негативной семантикой – это прием прямой мотивированности, когда подчеркивается внешняя эстетичность или неэстетичность образа. Однако А.П. Чехов использует и более тонкий, завуалированный прием изображения. В его произведениях остроту художественной выразительности приобретает несвойственная, чуждая фамилии форма функционирования: употребление фамилии вместо имени. Так, писатель подчеркивает духовную убогость, эстетическое несовершенство бабушки и матери Нади («Невеста»), и протестует против всепрощения, смирения.

Эстетическая выразительность фамилии усиливается, когда фамилия дана в соответствующем микроконтексте. Иногда он равен лексеме, указывающей на профессию, чин. Вместе с фамилией они составляют единое целое как два компонента в наименовании – родовой и видовой. А.П. Чехов мастерски использует выразительные возможности этого единства: довольно часто и родовой, и видовой компоненты являются единицами одной или близких тематических групп.

Эстетическая характеристика, заложенная в антропониме, усиливается микроконтекстом, в которо