Скачать

Достоевский и Гюго

Девятнадцатый век внес поистине неоценимый вклад в сокровищницу всей мировой культуры. Литературный процесс носил масштабный характер, охватывая всю Европу. Это был век крутых поворотов и политических катаклизмов.

Начало его отмечено печатью романтизма в литературе, который во многом сформировался под влиянием неудовлетворенности результатами французской революции. Дальнейшее творчество большинства европейских авторов оказалось тесно связанным с последующей политической жизнью, с наполеоновскими и антинаполеоновскими войнами.

Период с 1815 по 1830 гг. получил во Франции название Реставрации. Он отмечен обострениями классовых и политических противоречий.

Политические всплески в России 20-40-х годов носят не менее значимый характер для страны. Здесь идет борьба за введение конституции и гражданских свобод. Но после восстания декабристов в 1825 году и позднейшего прихода к власти Николая I наступает период жесточайшей реакции. «Николай I мечтал вытравить все ростки вольномыслия в русском обществе. Однако трудно было запретить людям думать, сближаться на почве схожих настроений и мнений»(1).

На этот период приходится молодость и начало творческого пути Федора Достоевского.

С 1847 года Достоевский начинает посещать кружок М.В. Буташевича-Петрашевского, чиновника Министерства иностранных дел. «Этот кружок посещали чиновники, литераторы, офицеры. Они говорили о необходимости отмены крепостного права, введении свободы печати, знакомили друг друга с произведениями французских социалистов, читали и обсуждали «Письмо к Гоголю». До организации тайного общества с определенной программой дело не дошло.

Приговор по делу петрашевцев был потрясающим. Суд приговорил к расстрелу двадцать одного человека, в числе которых оказался Ф.М. Достоевский, в то время начинающий писатель. 22 декабря 1849 года приговоренные были привезены на площадь»(2). Расстрел был заменен каторгой в последний момент. Один из осужденных за это время сошел с ума.

24 декабря Федор Достоевский отбыл на каторгу в Сибирь, в кандалах. Он содержался в Омском остроге и вышел на свободу лишь в январе 1854 г. А 1 сентября 1860-го в газете «Русский мир» было напечатано начало «Записок из Мертвого дома», рассказавших о русской каторге и вызвавших большой литературный и общественный резонанс.

Виктор Гюго, французский поэт, писатель, прошедший непростой путь в литературе и в жизни, также изведал горький вкус изгнания.

«Откликом на современность можно назвать повесть Гюго «Последний день приговоренного к смерти» (1829), в которой передается атмосфера эпохи Реставрации с ее казнями, ссылками, каторгами. Она задумана как обличительное выступление против смертной казни, как протест против жестокостей общества, как призыв к человечности… Повесть (автор назвал ее аналитическим романом, изображающим внутреннюю драму человека) предваряет социально-психологический роман 30-40-х годов ХIХ века во Франции. Гюго стал и первооткрывателем огромной темы – «преступления и наказания», к которой будут впоследствии обращаться писатели всех стран в конце ХIХ – ХХ вв.»(3).

Духовная близость между автором «Отверженных» и создателем «Униженных и оскорбленных» часто бросалась в глаза уже современникам Достоевского. «В письме, направленном в мае 1879 года Президенту Международного Литературного конгресса в Лондоне, Достоевский назвал В. Гюго «великим поэтом», гений которого со времени его детских лет оказывал на него неизменно могучее влияние» (Письма, IV, 55, 380)(4).

Весной 1860 года, когда Достоевский обдумывал «Записки из Мертвого дома», его брат печатает в журнале «Светоч» свой перевод «Последнего дня приговоренного». «Публикацию этого перевода накануне появления книги Достоевского о его испытаниях на каторге вряд ли можно считать случайностью, - замечает Г. Фридлендер. – Напрашивается предположение, что самый выбор «Последнего дня осужденного» был подсказан для перевода М.М. Достоевскому его младшим братом, перечитавшим после возвращения из Сибири это раннее произведение Гюго и взглянувшим на него теперь новыми глазами. Стилистический анализ перевода позволяет предположить, что он был перед сдачей в печать просмотрен Ф.М. Достоевским и в отдельных местах, возможно, носит следы его стилистической правки»(5).

Но более глубокое рассмотрение этой проблемы предполагается в 4 главе данной квалификационной работы. Сейчас лишь хочу отметить, что «Записки» Достоевского были, как отмечает Фридлендер, первой по времени появления книгой в России, посвященной царской каторге и отвечали широкому общественному настроению. Герцен сравнил «Записки» по силе производимого впечатления с «Адом» Данте и фресками «Страшного суда» Микеланджело.

Я считаю, что в современной обстановке, когда во многих странах решается вопрос об ужесточении, либо, наоборот, о смягчении судебных наказаний, когда вновь и вновь поднимается и оспаривается проблема морального права личности на ряд поступков, актуальность книг Достоевского и Гюго необыкновенно возрастает.

С уверенностью могу сказать о достаточной тематической новизне данной дипломной работы, поскольку, несмотря на очевидность, влияние творчества В. Гюго на произведения Достоевского изучено недостаточно. Эта работа подчеркивает единство национальных литератур в русле мировой литературы в целом.

Цель данной квалификационной работы: раскрыть жанровое своеобразие произведений Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смертной казни» и Ф.М. Достоевского «Записки из Мертвого дома», «Кроткая», решить проблему принадлежности их к определенному жанру, а также выявить жанровое влияние творчества Гюго на творчество Достоевского (на примере вышеназванных произведений).

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Добиться точности в определении такого понятия, как литературный жанр.

2. Выявить критерии разграничения жанров.

3. Рассмотреть особенности, новаторство произведения Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смертной казни» в историко-литературном ключе.

4. Разобраться в жанровой проблематике «Записок из Мертвого дома» и рассказа «Кроткая» Ф.М. Достоевского.

5. Провести сравнительный анализ вышеназванных произведений Гюго и Достоевского.

6. Установить степень влияния французского автора на творчество Ф.М. Достоевского.

7. Осмыслить глубину, стиль художественного мышления, своеобразие творческого подхода Достоевского-художника.

В соответствии и изложенными целью и задачами квалификационная работа состоит из:

· Введения.

· Главы 1, посвященной рассмотрению основных точек зрения на понятие «жанр литературный».

· Главы 2, рассказывающей о принципах новой литературы, изложенных Виктором Гюго, и его повести «Последний день приговоренного к смерти».

· Главы 3, изучающей жанровое своеобразие «Записок из Мертвого дома» и рассказа «Кроткая» Ф.М. Достоевского.

· Главы 4, в которой проводится сравнительный анализ вышеназванных произведений и раскрывается степень влияния творчества В. Гюго на творчество Достоевского.

· Заключения.

· Библиографии.

В процессе написания данной дипломной работы я опиралась на достаточно большое количество исследований ученых, литературоведов, критиков, вплотную занимающихся изучением творчества Достоевского и Гюго.

Нельзя не упомянуть монографию В.Н. Захарова «Система жанров Достоевского»(6), в которой он проводит глубокое, обширное исследование жанрового своеобразия «Записок из Мертвого дома», раскрывая традиции и новаторство великого русского писателя.

В.Н. Захаров изучает функцию рассказа в структуре произведений Достоевского, прослеживает хронологию «Записок», считая, что Федор Михайлович «типизировал свою острожную судьбу» через «создание вымышленного образа условного повествователя Александра Петровича Горянчикова»(7), что не позволяет отнести «Записки» к мемуарам. Захаров считает, что «создавая художественное произведение, Достоевский не претендовал на фактографическую верность: его исследование каторги было художественным, а не «научным». Поэтому Достоевский вводит условного рассказчика («неизвестного»), создает художественную хронологию пребывания героя на каторге, меняет фамилии многих арестантов»(8).

Исследовав огромное количество научно-критических работ, Захаров приходит к выводу, что «Записки из Мертвого дома» следует отнести к «оригинальным жанрам»(9).

Еще один литературовед, изучающий творчество Достоевского, это Г. Фридлендер. Его монографии были очень актуальны для данной дипломной работы, поскольку Фридлендер рассматривает творчество Достоевского через призму мировой литературы. В книге под названием «Достоевский и мировая литература»(10) он целую главу посвящает Достоевскому и Гюго. Фридлендер пишет: «Одна из особенностей Достоевского состояла в том, что он не смотрел на свою художественную работу, как на плод одних лишь собственных творческих усилий, но видел в ней продолжение коллективной работы писателей разных стран и эпох, проявление общих по своему смыслу тенденций и закономерностей развития национальной и мировой литературы»(11). Говоря о влиянии творчества Гюго на литературное мировоззрение Достоевского, Фридлендер развивает мысль о том, что эти писатели поднимали схожие во многом общечеловеческие проблемы. «Не случайно формулой «парии общества», примененной впервые к героям Гюго, Достоевский через несколько лет воспользуется в период работы над «Преступлением и наказанием», отнеся это определение в черновиках романа к Раскольникову и Соне, а одной из задач «Идиота» он будет считать изображение судьбы «miserablей» (отверженных – Г.Ф.) всех сословий»(12). Отверженными также можно назвать и обитателей каторги, людей, в силу обстоятельств вырванных из общества и привычного круга людей. Не зря острог назван «Мертвым домом». «Посылая заключенных на каторгу, царская администрация хотела бы навсегда замуровать их в стенах острога, похоронить их заживо»(13).

В общелитературном ключе рассматривал творчество Достоевского и К.Г. Щенников. Он называет «Записки из Мертвого дома» «своеобразным художественным исследованием кардинальных философско - социологических проблем»(14). Исследователь также поднимает проблему добра и зла в человеке, как ее понимал Достоевский. «В «Записках из Мертвого дома» автор и его двойник Горянчиков оценивали уровень современной цивилизации психологией каторжников и палачей»(15), - считает он.

Щенников рассматривает творчество Достоевского во взаимосвязи с творчеством других, русских и зарубежных писателей(16). Он говорит о близости Достоевского и Гюго в поэтике и стиле, в вере в силу нравственного начала в человеке, однако считает, что герои Достоевского сложнее, психологичнее и ярче, чем у Гюго.

Т.С. Карлова обращается к структурному образу «Мертвого дома»(17); по ее мнению, метафора «Мертвого дома» определяет структуру «Записок» в целом, и несет в себе социально политический и этический подтекст. Карлова уделяет большое внимание особенностям функционирования пространства и времени в произведении, определяя последнее как «одновременность разновременного». Она считает, что «о каторжной тюрьме Достоевский писал как об особой физической данности со своими законами времени и пространства»(18).

Композицию «Записок из Мертвого дома» Т.С. Карлова сравнивает с каторжной цепью, размыкаемой на вход и выход. А сама каторга «в изображении Достоевского…являлась захоронением живых людей. Этот особый мир «мертвой» жизни раскрывался в подчеркнуто строгой, реалистической манере повествования»(19).

Андрей Битов в статье «Новый Робинзон», посвященной 125-летию выхода в свет «Записок из Мертвого дома»(20), сравнивает Ф.М. Достоевского с Робинзоном Крузо, называя писателя «первооткрывателем как материала, так и формы» «Записок». Битов обращается к особенностям стиля Достоевского и утверждает, что феномен его стиля заключается в «новом способе мысли». Он называет книгу Достоевского философской, посвященной теме заключения как такового и теме жизни как таковой.

Среди нескольких исследователей, писавших о Викторе Гюго, хочется выделить двух, наиболее часто цитируемых во 2-й главе данной дипломной работы.

В. Николаев называет В. Гюго «романтиком прогрессивного лагеря», сыгравшим большую роль в становлении реализма(21). «С чувством человека, освободившегося от пут, молодой драматург ломал и отбрасывал правила, требующие строгих единств, уничтожал размеренное развитие действия, вводил в свои пьесы новых героев из народа, сопоставлял честность низов с бесчестностью двора»(22). Этот исследователь придает большое значение выдвинутым Виктором Гюго в предисловии к драме «Кромвель» принципам новой романтической литературы. Николаев считает, что важнейшей специфической особенностью демократического реализма в Европейских странах первых десятилетий девятнадцатого века стало то, что «еще на ранней ступени своего развития он сыграл большую роль в становлении реализма».

В. Гюго смело вводит в свои произведения речь простонародья, поскольку ценит и любит французский язык как великое творение нации.

Н. Муравьева в книге «Гюго», вышедшей в серии ЖЗЛ, обращаясь к повести «Последний день приговоренного к смерти», задумывается вслед за автором над образом героя: «Кто будет героем его повести? Парижанин. Обыкновенный человек. У него жена и дочь. Он совершил преступление. Какое? Об этом в повести не будет и речи. Важно передать чувства и мысли, страх и отчаяние человека, которого ведут на казнь. Дни ожидания. Последние минуты. Перевоплотиться в этого человека…»(23)

Муравьева считает «Последний день приговоренного» шагом к одному из крупнейших романов Гюго – «Отверженным». Однако повесть имеет огромное значение и как самостоятельное литературное произведение, поскольку открывает новые темы, еще не затронутые литературой того времени, и становится предвестницей целой череды позднейших социально – психологических романов и повестей.

В заключение следует упомянуть, что в данной квалификационной работе широко применяется метод компаративизма, позволяющий провести сравнительную характеристику «Последнего дня приговоренного» В. Гюго и «Записок из Мертвого дома» и «Кроткой» Ф.М. Достоевского, с тем, чтобы выявить степень жанрового сходства и различия вышеназванных произведений, а также определить уровень влияния творчества Гюго на творчество Достоевского.

ГЛАВА 1.

ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В РАССМОТРЕНИИ ТЕРМИНА «ЖАНР».

Данная дипломная работа напрямую связана с таким литературоведческим понятием как «жанр». Поскольку речь идет о «Записках из Мертвого дома» и рассказе «Кроткая» Ф.М. Достоевского и «Последнем дне приговоренного к смертной казни» Виктора Гюго, то можно с уверенностью сказать, что вопрос жанровой принадлежности этих произведений неоднократно поднимался многими исследователями. Он вызывает дискуссии и сегодня. В своей работе я также включаюсь в полемику.

Но для того, чтобы решить, к какому жанру принадлежат творения вышеназванных авторов, необходимо установить: что мы понимаем под самим термином «жанр», и что понимали под ним Гюго и Достоевский.

Заранее следует отметить, что глава 1-я будет носить во многом цитатный характер, поскольку я хочу показать многообразие точек зрения на этот вопрос, различия и, подчас, противоречия во взглядах разных исследователей и литературоведов по данной проблеме.

Сам термин «жанр» в качестве литературоведческого понятия возникает во Франции в 16 веке и в переводе на русский язык означает «род, вид». Уже в самом переводе заложена возможность многоаспектной трактовки термина. (Ведь в литературоведении существуют также понятия род литературный и вид литературный, не калькирующие понятие литературного жанра.)

Краткая литературная энциклопедия раскрывает понятие «жанр» следующим образом: «Жанр литературный – это исторически (здесь и далее – курсив мой. О.М.) складывающийся тип литературного произведения; в теоретическом понятии о жанре обобщаются черты, свойственные более или менее обширной группе произведений какой-либо эпохи, данной нации и мировой литературы вообще».(24)

Словарь литературоведческих терминов под редакцией Л.И. Тимофеева и С.В. Тураева дает следующую трактовку: «Под жанром понимается повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры, обусловленной своеобразием отражаемых явлений действительности и характером отношения к ним художника».(25)

Несложно заметить, что в критериях определения жанра разные справочные издания делают акцент на разных аспектах понятия. В первом случае напоминается об обобщении в определенном жанре общих черт, свойственных довольно большой группе произведений какой-либо эпохи или какой-либо нации. Во втором – повторяющееся «на протяжении истории развития литературы» единство композиции, причем уточняется, что это единство обусловливается характером отношения художника к явлениям изображаемой им действительности.

Литературная энциклопедия терминов и понятий под редакцией А.Н. Николюкина дает два варианта трактовки термина «жанр»:

«Жанр – тип словесно-художественного произведения, а именно: 1) реально существующая в истории национальной литературы или ряда литератур и обозначенная тем или иным традиционным термином разновидность произведений; 2) «идеальный» тип или логически сконструированная модель конкретного литературного произведения, которая может быть рассмотрена в качестве его инварианта (это значение термина присутствует в любом определении того или иного жанра литературы)».(26) Другими словами, под жанром понимается не какой-либо эфемерный, а именно реально существующий в литературе тип художественных произведений, обозначаемый традиционным термином. Произведение, созданное в русле определенного жанра, конструируется по законам, долгое время существующим в литературе. Таким образом, вновь подтверждается принцип обобщения.

Однако большинство литературоведов не могут не говорить о том, что на протяжении исторического развития мировой литературы вообще и ее отдельных направлений в частности жанры значительно видоизменяются и, теряя свой прежний облик, либо отмирают, либо начинают сверкать новыми гранями. Но все изменения в русле жанра покоятся на твердом фундаменте, остающемся неизменным.

В.Н. Захаров справедливо замечает: «Давно определился общий методологический подход к изучению жанров и жанровых систем – принцип историзма».(27) «Жанр всегда и тот и не тот, всегда стар и нов одновременно, - считает М.М. Бахтин. – Жанр возрождается и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра… Жанр – представитель творческой памяти в процессе литературного развития».(28) Согласно точке зрения Бахтина, «литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, вековечные тенденции развития литературы»(29), и, следовательно, всегда жив, всегда реален.

Почти сходная теория изложена в Краткой литературной энциклопедии под редакцией Суркова: «Очень сложной является проблема исторического развития жанра. С одной стороны, жанр непрерывно изменяется, преобразуясь в творчестве каждого выдающегося писателя. Жанр рождается и отмирает. С другой стороны, жанр все же может обнаружить громадную устойчивость и живучесть… Во многих случаях жанр возрождается в обновленном виде».(30)

А вот Ю.В. Стенник в своей работе «Историко-литературный процесс» считает, что жанр во многом статичен и традиционен, а неповторимость авторского «Я» выходит за его рамки. «Жанр как бы нейтрален по отношению к неповторимой индивидуальности произведения. В этом смысле категория жанра отмечена печатью консерватизма»,- пишет Стенник.(31)

Ту же точку зрения в еще более непримиримой форме излагает литературовед ½ ХХ века Б.В. Томашевский. Говоря об эволюции, а иной раз и «резкой революции» жанра, он, однако, подчеркивал: «В силу привычного отнесения произведения к уже известным жанрам, название его сохраняется, несмотря на радикальное изменение, происходящее в построении принадлежащих к нему произведений».(32) Другими словами, Томашевский имел в виду, что отнесение произведения к какому-либо жанру может во многом носить условный характер, ибо авторская мысль может далеко перешагнуть узкие рамки жанровой традиции.

В словарной статье, содержащейся в Литературной энциклопедии терминов и понятий под редакцией Николюкина, дается значимое уточнение, касающееся исторического изменения природы жанра: «Характеристика жанра в данный исторический момент, то есть в аспекте синхронии, должна сочетаться с освещением его в диахронической перспективе. Именно таков, например, подход М.М. Бахтина к проблеме жанровой структуры романов Достоевского».(33)

В данной главе нам также очень важно остановиться на таком вопросе, как принципы разграничения литературных произведений на жанры. В самом деле, по какому признаку можно определить: к тому или иному жанру отнести произведение? Особенно если вопрос дискуссионный, как в данной работе.

Во-первых, следует определить степень зависимости терминов «род», «вид», «жанр» друг от друга, их взаимосвязь и взаимопроникновение. Разные справочные издания дают совершенно противоречивые трактовки проблемы. Краткая литературная энциклопедия под редакцией Суркова вопрос не проясняет: «Иногда «видом» называются самые крупные группы произведений (например, роман); однако распространено и обратное словоупотребление (роман – жанр; исторический роман – вид романа)».(34) Мне ближе концепция, данная в Словаре литературоведческих терминов под редакцией Тимофеева и Тураева: «Выбор объекта изображения ведет к выбору тех или иных художественных средств (см.: эпос, лирика, драма). Но род никогда не может проявляться непосредственно, он всегда проявляется через вид. В пределах каждого рода различают в разные исторические периоды…виды. Но и виды – еще не окончательные конкретные формы литературных произведений. Каждое литературное произведение несет в себе и своеобразные черты, диктуемые запросами жизни, особенностями материала и особенностями таланта писателя, то есть имеет неповторимую жанровую форму».(35) Таким образом, в данном случае я могу мысленно выстроить некую логическую цепочку: Род –> Вид –> Жанр и использовать эту схему в своей работе.

В исследованиях, связанных с выделением наиболее важных признаков для возможности разграничения литературных произведений на жанры, так же нет единого мнения. М.Б. Храпченко в «Размышлениях о системном анализе литературы» справедливо замечает: «Иногда без достаточных на то оснований выделяется какой-нибудь один из компонентов художественного произведения и ему придается генерализирующее значение вне реальной его связи с другими элементами, либо – что случается чаще – рассмотрение одного или двух компонентов подменяет собой исследование произведений в целом».(36) Но не следует забывать, что «каждый из выделяемых учеными аспектов жанровой структуры содержит и позволяет увидеть всю целостность произведения, но взятую в одном из своих важнейших ракурсов».(37) Поэтому в данной главе я ставлю перед собой задачу выделить все те основные компоненты, признаки, соотносясь с которыми смогу доказать определенную жанровую соотнесенность произведений Достоевского и Гюго.

Вновь обратимся к мнению литературоведов. Б.В. Томашевский полагает, что таких признаков, общих для характеристики всех литературных произведений не существует. «Никакой логической и твердой классификации жанров произвести нельзя, - уверяет он. – Разграничение происходит сразу по многим признакам, причем признаки одного жанра могут быть совершенно иной природы, чем признаки другого жанра, и логически не исключать друг друга, и лишь в силу известной связанности приемов композиции культивироваться в различных жанрах».(38) Подобная точка зрения не единична, но если полностью отказаться от выбора своего рода критериев для разграничения жанров, то вообще невозможно будет прийти к каким-либо выводам. Лучше иметь правило с множеством исключений, чем вовсе все правила отвергнуть.

Краткая литературная энциклопедия под редакцией Суркова дает несколько критериев, на которые можно опираться. Во-первых, «жанр выделяют на основе принадлежности к тому или иному литературному роду».(39) То есть к эпосу, лирике или драме. Во-вторых, жанр выделяют «по преобладающему эстетическому качеству. Но и этого недостаточно; нужен третий принцип – объем и соответственно общая структура произведения. Объем же во многом зависит от двух основных моментов – рода и эстетической тональности».(40) Таким образом, можно выделить триединый принцип, по которому следует выявлять соотнесенность произведения с литературными жанрами. Авторы энциклопедии подчеркивают: «Каждый жанр есть не случайная совокупность черт, но проникнутая достаточно определенным и богатым смыслом система компонентов формы».(41)

В.Н. Захаров, исследуя жанровую проблематику. Склоняется к мнению, что для ряда жанров, таких, как рассказ и повесть, важны тип повествования и повествовательное время, как критерии, раскрывающие их происхождение и традиционную концепцию. Этот литературовед также упоминает объем как значимый параметр жанра. Однако он добавляет: «В конечном счете, жар определяется не только объемом содержания, но и сущностью содержания: у каждого жанра есть свое исторически сложившееся, традиционное содержание».(42) Значит, к трем имеющимся критериям: роду, эстетической наполненности и объему добавляем четвертый признак – традиционную, исторически сложившуюся сущность содержания. Во многом к этой точке зрения близки и авторы Словаря литературоведческих терминов. Словарная статья предлагает при характеристике жанровых форм учитывать «не только тематическое своеобразие содержания, но и особенности идейно-эмоциональной трактовки изображаемого».(43)

А М.Б. Храпченко расширяет рамки критерия «эстетической наполненности»: «Поэтическая речь произведений того или иного жанра запечатлевает особый вид эстетического освоения действительности, особый строй художественных образов».(44)

Теперь можно говорить об определенных принципах, при согласовании с которыми возможно определение жанровой принадлежности какого-либо определенного произведения. Это:

1) принадлежность к тому или иному литературному роду;

2) эстетическая наполненность, поэтическая речь произведения;

3) объем, общая структура произведения;

4) традиционная, исторически сложившаяся сущность содержания.

Однако не следует забывать, что существует множество произведений, не подпадающие ни под какие рамки и правила. Или, точнее, раздвигающие все границы. Важно помнить о жанровом своеобразии каждого конкретного произведения.

При особой мотивации автора, как считает А.А Сурков, размеры жанра (т.е. его объем) могут сжимать и разжимать границы. Вот уже исключение в критерии объема. «Не следует забывать об индивидуальном жанровом своеобразии каждого отдельного произведения. При анализе творчества всякого крупного романиста, драматурга, лирика неизбежно встает вопрос о специфике его жанровых форм, их неповторимых чертах. С другой стороны, именно в индивидуальном творчестве отдельных писателей осуществляется развитие, изменение всех жанровых форм».(45)

В данной главе я считаю нужным также упомянуть о некоем феномене, который можно назвать жанровым ожиданием читателя. В уме каждого читающего человека довольно прочно складывается стереотип, в согласии с которым мы, взяв в руки книгу и изучив ее довольно поверхностно, уже достаточно определенно представляем: что мы хотим «получить» от данного экземпляра. «Многовековая традиция внешнего оформления текста подчеркивает особую значимость заглавия произведения»(46), - считает Л.В. Чернец.

«Важнейшим регулятором эстетической жанровой коммуникации выступает жанровое обозначение произведения; французский исследователь П. Колер даже сравнил жанры с «контрактом между производителем и потребителем искусства» (Kohler P. Contribution a unephulosophie des genres.//Helikon. Amsterdam; Leipzig, 1940, p.142.) Многие жанровые концепции сосредоточены на коммуникативной, «прагматической функции жанров, на том, как писатели учитывают ожидания, которые вызывают у публики слова «роман», «комедия», «мелодрама» и пр.».(47)

Случается, что заданное жанровое обозначение не соответствует содержанию. Это возмущает или интригует, но непременно вызывает множество трактовок и интерпретаций, а также ведет «за пределы данного произведения: к литературной (и общественной) репутации писателя, фактам его биографии, к жанровой традиции».3

Такое же разногласие вызвали и «Записки из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского. Спор о принадлежности этого произведения к какому-либо одному конкретному литературному жанру ведется и полтора века спустя после первого издания книги.

Что же понимал под «жанром» сам Достоевский? Возможно ли, что он сам затруднялся его назвать? Такое предположение категорически отвергает исследователь творчества писателя В.Н. Захаров: «Жанр – одна из ключевых категорий художественного мышления Достоевского. Как писатель, он всегда знал, что собирался писать… Весьма определенно и авторитетно Достоевский указывал (как правило, уже в заглавии произведения), что он написал – роман, повесть или рассказ».(48)

Однако откуда же тогда такие расхождения в жанровой терминологии? Захаров поясняет: «В языке Достоевского нет слова жанр в современном значении. Жанр был для него искусствоведческим термином, и в «Дневнике писателя» 1873 года Достоевский дал его глубокую интерпретацию: «Что такое в сущности жанр? Жанр есть искусство изображения современной, текущей действительности, которую перечувствовал художник сам лично и видел собственными глазами. (21. 76)».(49)

ГЛАВА 2.

ПРИНЦИПЫ НОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ИЗЛОЖЕНИИ ВИКТОРА ГЮГО И ЕГО «ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ».

«Имя Виктора Гюго по праву стоит в одном ряду с именами лучших представителей мировой культуры».(50) Сын знатной дамы и простого капитана, участника подавления контрреволюционного восстания в Вандее, Виктор Гюго проводит детство в постоянных разъездах и странствиях. Однако путешествия не помешали юноше окончить Мадридский колледж для молодых дворян, а затем изучать философию и математику в Парижском университете.

Политические взгляды родителей Виктора Гюго были противоречивыми. Его отец был противником Бурбонов, а мать – роялисткой, поскольку происходила из богатой буржуазной семьи. Мать имела большое влияние на сына, кроме того, он не избежал влияний модной в то время в светских кругах литературы реакционного романтизма.

Однако со второй половины 20-х гг. Гюго порывает с легитимистскими иллюзиями и, часто обращаясь к образу Наполеона, восхищается его военным талантом.

Творчество Гюго-прозаика в конце 20-х гг. получает наибольшее художественное воплощение в повести «Последний день приговоренного к смертной казни» (1829), открывшей собой долголетнюю борьбу против буржуазного законодательства. Книга была откликом на современность. В ней передается атмосфера эпохи Реставрации с ее казнями, ссылками, каторгой. Повесть задумана как обличительное выступление против смертной казни, как протест против жестокостей общества, как призыв к человечности».(51)

По сути, можно смело утверждать, что «Последний день приговоренного к смерти» был первым реалистическим произведением молодого автора. Как раз в этот период Виктор Гюго «создал свою литературную программу, которая звала французское искусство от классицизма к реализму».(52)

«Подлинным источником первых серьезных достижений Виктора Гюго в поэзии и в прозе было настойчивое стремление приблизить литературу к запросам современности», - считает Н. Муравьева.(53) В 1830 году Виктор Гюго пишет драму «Кромвель», в обширном предисловии к которой выдвигает принципы новой романтической литературы. «Прежде всего следует уничтожить старый ложный вкус, - считает писатель. – Необходимо очистить от него современную литературу. Шлейф восемнадцатого века волочится еще в девятнадцатом, но не нам, молодому поколению, видевшему Бонапарта, нести его».(54) С присущим ему пылом молодой автор восклицает: «Ударим молотком по теориям, поэтикам и системам. Собьем старую штукатурку, скрывающую фасад искусства!»(55)

Гюго считает, что отпала необходимость следовать устаревшим канонам. Гений должен творить свободно, открывая новые горизонты творчества. Да, образцы должны существовать в искусстве, но «есть два рода образцов: те, которые были созданы согласно правилам, и те, согласно которым эти правила были созданы. Так в какой же из этих двух категорий должен найти себе место гений?»(56) Конечно, во второй! Гений призван быть новатором, так считает Гюго. «Он требует отказаться от искусственной гармонии, соразмерности, присущей произведениям классицизма. В свободном сочетании контрастных явлений жизни Гюго видит могучий источник развития искусства. Нет низких, недостойных искусства предметов».(57)

Таким образом, Виктор Гюго распахнул двери в литературу для множества тем и сюжетов, считавшихся ранее невозможными. И, следственно, эти сюжеты и темы требовали иного подхода в жанровом аспекте. Именно о таких произведениях, возможно, идет речь в предисловии к «Кромвелю»: «Нет ни правил, ни образцов; или, вернее, нет иных правил, кроме общих законов природы, господствующих над всем искусством, и частных законов для каждого произведения, вытекающих из требований, присущих каждому сюжету (курсив мой – О. Мусаева)».(58)

В данном ключе постулатов новой литературы, выдвинутых Виктором Гюго, рождается социально – психологическая повесть о крушении внутреннего мира человека, которому суждено умереть от рук палача.

Повествование построено крайне необычно. Человек, осужденный, приговоренный к смерти, заточенный в каземате, ведет дневниковые записи вплоть до эшафота. Потрясающий, трагический, невозможный реализм книги и… абсолютно нереальная ситуация: не мог осужденный за убийство преступник во французской тюрьме первой половины 19 века пять недель вести дневник, в мельчайших подробностях фиксируя все увиденное, услышанное, вспомнившееся. Мало того, уже взойдя на эшафот, со связанными за спиной руками, этот человек молит о разрешении написать последнее заявление и… минуты, даже секунды, ос