Скачать

Герцен А. И. и Достоевский Ф. М

Содержание

Введение.

Часть I – Герцен.

1. Право человека на бунт.
2. Революционная Россия.
3. Сознание русского народа.

Часть II – Достоевский.

1. Религиозно- нравственные идеи.
2. Нравственно-эстетические философские взгляды Достоевского.

Вывод.

Ссылки.

Список литературы.

Введение.

Русских демократических деятелей середины XX века часто называют просветителями. Это верно, но только отчасти. Классические просветители исхо­дили из здравого смысла, который должен диктовать свои законы действительности. Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов и Достоевский уже прекрасно понима­ли, что реальность хитрее, умнее самого глубокого ума, что смысл не в нашей голове, а в объективном мире (как, впрочем, и бессмысленность тоже).

Положение о том, что разум не в нашей голове только, но и в самой реальности, могут разделять как идеалисты, так и материалисты. Но для идеалистов разум безусловно и однозначно выше реальности (он сотворил ее, он вечен, тогда как материя преходяща). Материалисты (умные, разумеется, а не вульгарные) видят более сложное отношение между разумом и действительностью. С их точки зрения, и материя, то есть обыкновенный человек, субъект, индивид, имеет свои права. Больше того, счастье отдельного, малень­кого человека — это самоцель, а не простое средство для воплощения мирового духа.

А если материя имеет свои несомненные права, если личность сама по себе самоцель, то она имеет право и на защиту своих интересов, на восстание против несправедливого порядка вещей. Но восстание только тогда оправдано, когда оно выражает новый, более высокий разум самой действительности.

Часть I

1. Право человека на бунт.

Как видим, и Ницше, и русские демократы при­шли к выводу о праве личности отрицать существую­щий порядок вещей. Но у Ницше это право более сильного (аристократичного, благородного) на попра­ние низшего. Ибо объективного разума, объективной справедливости просто не существует. Поэтому Ниц­ше — нигилист. Поэтому Ницше за бунт, но, безусловно, против революции. Причем это бунт против всего мира, против действительности как таковой.

Согласно Герцену, человек выде­лился из природы и противопоставил себя, свои цели природе. В этом смысле он тоже имеет право на борьбу с природой, с несправедливыми общественными по­рядками, которые существуют объективно по отноше­нию к личности как вторая природа. В своем замеча­тельном философском произведении «Письма об изу­чении природы» Герцен (1812—1870) доказывает, что человек отделяется от природы, в известном смысле противостоит ей — потому, что является ее необходимым собственным дополнением и продолже­нием. "Природа, — пишет Герцен, — не заключает в себе всего смысла своего — в этом ее отличительный характер; именно мышление и дополняет, развивает его природа — только существование и отделяется, так сказать, от себя в сознании человеческом, для того чтобы понять свое бытие, мышление делает не чуждую добавку, а продолжает необходимое развитие, без которого вселенная не полна, — то самое развитие, которое начинается со стихийной борьбы, с химического сродства и оканчивается самопознаю­щим мозгом человеческой головы"1

Таким образом, право человека на бунт, вернее, на революцию — это право самой природы, которое она доверила или передоверила человеку как своему необходимому дополнению. Но если революция, — то есть сознательное изменение действительности по­средством отрицания ее — не просто отрицает реаль­ность, а является тем средством, без которого сама реальность не может дорасти до своего разума, своего понятия, как сказал бы Гегель, то революция каче­ственно отлична от нигилистического бунта, является его прямой противоположностью. Нигилистический бунт отрицает все, потому что ни в чем не видит ни разума, ни добра, ни красоты. «Бог умер», — сказал Ницше. Напротив, революционер черпает свое отри­цание из самой реальности, которая нуждается в революционном изменении человеком для своего дальнейшего роста, развития”. Разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе, — продолжает Герцен — ... законы мышления — осо­знанные законы бытия, что, следственно, мысль ни­сколько не теснит бытия, а освобождает его..“ 2

Для Ницше насилие есть альфа и омега бунта, бунт не опирается ни на какое право, кроме права сильнейшего, права сверхчеловека. Для русских ре­волюционных демократов революция подобна пови­вальной бабке, которая освобождает уже заключен­ную в реальности мысль, объективный смысл, кото­рый, однако, без помощи революции не мог бы по­явиться на свет, и реальность стала бы разлагаться, как народившийся ребенок в утробе матери. Другими словами, революционное насилие понимается здесь так же, как понимал свою роль Сократ: умен не я, говорил он своим ученикам, умны вы, а я только помогаю вашим мыслям появиться на свет, как это делает повивальная бабка.

1. Революционная Россия.

Вместе с тем Герцен догадывался, что “революция в России будет ужасной, разрушительной, рождающей не разум, а выпускающей на волю адскую энергию неразумия”3. Причина этого в том, что народ веками удерживался и рабском состоянии, он дик и невежествен. И не только терпеть, а превращать неразумное и дикое в подлин­ный народ, то есть силу сознательную, ставшую ра­зумной силой самой реальности. Такой революцион­ный народ разрушает только то, что должно быть разрушено, но главная его цель не разрушение, а рождение нового, доброго, разумного.

Предшествующие революционные движения на Западе были сопряжены с колоссальными жертвами и разрушениями. Вспомним Тридцатилетнюю войну начала XVII века, крестьянское восстание в Германии под предводительством Мюнцера, так называемые «сентябрьские убийства» во время Французской ре­волюции, когда бедняки вырезали аристократию с чудовищной жестокостью, не щадя ни детей, ни беременных женщин, расправы пугачевцев в России.

При Николае I многие из его окружения, как, например, шеф жандармов Дубельт, были уверены, что революция низов России не грозит, ибо царь и народ едины. Это убеждение имело некоторые осно­вания, недаром Герцен называл Россию XIX века «царским коммунизмом», «казачьим коммунизмом». Русская поземельная община исключала частную собственность на землю, и царь со своей государст­венной машиной был до известной степени гарантом сохранения такого положения. Вот почему Герцен и Чернышевский обращались к царю-«освободителю». Герцен посылал ему письма, а Чернышевский издал адресованные Александру II «Письма без адреса».

Русские демократы убеждали царя, революцию в России можно предотвратить только одним путем — осуществив ее, подобно Петру Великому, сверху. Про­грамма революции сверху включала в себя наделение крестьян землей, окончательное освобождение от тя­желого наследия крепостного права и просвещение народа. Причем просвещение предполагало не только строительство школ, больниц, но и уравнивание крестьян в гражданских правах с помещиками. Одним из главных средств воспитания народа мыслилась новая национальная политика. Ведь если другие народы в России останутся на положении инородцев, то это бумерангом ударит, прежде всего по русскому народу, внушит ему шовинистическое, развращающее созна­ние. Тот, кто воспитывает в своем народе шовинизм и прочие пороки, пусть потом не жалуется на погро­мы и жестокости, обращенные против самих «воспитателей».

1. Сознание русского народа.

Увы, ответом на эти письма Герцена было жестокое подавление Польши, требовавшей для себя таких прав, как, например, преподава­ние в школе на родном языке кстати, этого права Польша не получила вплоть до 1917 года.

Ситуация, таким образом, русским демократам казалась совершенно безнадежной. С одной стороны, революция неизбежна, потому что верхи не идут на разумные меры, не хотят реального компромисса с низами. С другой, в низах копится разрушительная колоссальная энергия, злоба, обращенная не просто против верхов, но против культуры, цивилизации — адская нигилистическая энергия. И правительство не делает ничего, чтобы просветить народ, напротив, загоняет его в бунт, бессмысленный и беспощадный. Просветительская деятельность демократов насильственно прерывается, —печатные издания Герцена не доходят до народа остающегося в большинстве своем неграмотным.

Надо продолжать свое безнадежное дело — результаты когда-нибудь скажутся. Продолжать не по причине веры в абсурд, а в то, что объективный разум все же существует. Но эта вера в разум истории не избавляет русских демократов от скорби по бесцельно сгубленным жизням. Противоречие между реальным безжалостным ходом истории, которая движется не работою умных людей, а глупостями дураков и невежд, и отдельной личностью, гибнущей в ходе безжалостного мирового разума, это противоречие Герцен сознает не с меньшей болью и ясностью, чем Кьеркегор. Но вывод его другой.

Его, как и Кьеркегора, не утешает, что когда-нибудь в далеком будущем установится гармония и справедливость “Если бы мне и удалось влезть на верхнюю ступень лестницы развития, — я и там просил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах случайностей, суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр. и пр.: иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головою Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братий по крови” 4.

Нет, революция, даже при ее полном успехе не введет нас в тысячелетнее царство блаженства — блаженства не будет хотя бы уже потому, что ему предшествовали гекатомбы жертв истории. Что каса­ется России, то ее будущее (социалистическое) пред­стает Герцену и ужасным, и ослепительно великим.

Герцен не верит, что Россия пойдет вслед за Западом, повторяя eго. Прежде всего потому, что историческая роль Запада уже завершена, после не­удачной революции 1848 года в Европе установилось безраздельное ггосподство мещанства (в этом выводе Герцен опять таки близок Кьеркегору и Ницше): “История для Запада, зaкончилась, но в России бурлят какие то пока еще неведомые силы, которые, вырвав­шись наружу, сдвинут и Запад с мертвой точки, вдохнут в него новую жизнь”5.

Над этой мыслью, идущей еще от славянофилов, много потешались. Маркс даже полагал, что Гер­цен шпион царского правительства, желающего объединить веса отсталый славянский мир против более прогрессивного буржуазного Запада, беремен­ного социалистической революцией “Тем не ме­нее, — пишет Герцен, — я смело, повторяю, что один факт общинного владения землею и перед передележа по­лей сам по себе оправдывает предположение, что наша невозделанная почва, наш чернозем способнее для посева зерна, собранного с западных полей Спо­собнее по стихиям, из которых она состоит, способнее потому, что на ней меньше мусора и всякого рода развалин, чем на западных полях.

— Стало быть, Россия все- таки от Запада возьмет это оплодотворяющее зерно?

— Стало быть.

— Ну, где же тот новый элемент, который она вносит в жизнь устарелого Запада, долженствующий пересоздать его?

– На что пусть отвечают те, кто это говорит. Я этого никогда не говорил”6

Где этот новый элемент, Герцен не знает, он не уверен на сто процентов, что Россия пойдет по этому пути, а только предполагает “большую способность к нему”7

Особая, спасительная миссия России - это общее место консервативной российской идеологии второй половины XIX века продолжение в новых условиях утопии о «Третьем Риме» Но консерваторы считали, что Россия должна вернуться или к допетровскому состоянию (славянофилы), либо же заморозить нынешнее свое состояние «царского коммунизма», то есть общинного землевладения внизу и чиновничье-бюрократического аппарата наверху, в качестве идеала и примера для погрязшего в разврате западного мира. Консервативные идеи, как показала история, начались утопиями. Гораздо ближе к реальности предположение Герцена, что Россия перенесет на свою почву плоды западного развития и окажется более чем Запад, способной к продолжению дела Запада. Но в какой неожиданной форме осуществи­сь это предсказание! Россия переняла от Запада марксизм — учение, к которому Герцен почти до конца своей жизни относился с недоверием и насмешкой. О развитии на российской почве в конце XX века плодов западной цивилизации в более широком смысле (то есть техники, науки, культуры), к тому же более успешном, чем на современном Западе, можно говорить лишь с очень большими оговорками.

Часть II

1. Религиозно- нравственные идеи.

Огромное место в истории русской и мировой философ­ской мысли занимает великий писатель-гуманист Ф. М. До­стоевский (1821—1881).

В своих общественно-политических исканиях Достоевский пережил несколько периодов. После увлечения идеями утопического социализма (участие в круж­ке петрашевцев) произошел перелом, связанный с усвоением им религиозно-нравственных идей. Начиная с 60-х годов испо­ведовал идеи почвенничества, для которого была характерна религиозная ориентированность философского осмысления судеб русской истории. Вся история человечества с этой точки зрения представала как история борьбы за торжество христиан­ства. Самобытный путь России в этом движении заключался в том, что на долю русского народа выпала мессианская роль носителя высшей духовной истины.

“ Он призван спасти чело­вечество через «новые формы жизни, искусства» благодаря ши­роте его «нравственного захвата»”8. Таким образом, Достоевский делал упор на «русское решение» социальных проблем, свя­занное с отрицанием революционных методов общественной борьбы, с разработкой темы об особом историческом призва­нии России, способной объединить народы на основе христиан­ского братства.

1. Религиозно- нравственные идеи.

Философские взгляды Достоевского приобрели небывалую нравственно-эстетическую глубину (отсюда тезис — «красота спасет мир»), взятую под углом зрения религиозной идеи.”В понимании человека Достоевский выступал как мыслитель экзистенциально-религиозного плана, пытающийся через приз­му индивидуальной человеческой жизни решить «последние вопросы» бытия”9. Он развивал специфическую диалектику «идеи» и «живой жизни», при этом идея для него обладает бытийно-энергийной силой, и в конце концов живая жизнь человека есть не что иное, как воплощение, реализация идеи («идееносные герои» романов Достоевского). Сильные рели­гиозные мотивы в философском творчестве Достоевского про­тиворечивым образом сочетались с определенными богобор-ческими мотивами и религиозными сомнениями. Достоевский оказал сильное влияние на религиозно-экзистенциальное на­правление в русской философии начала XX в., а также сти­мулировал развитие экзистенциальной и персоналистской фи­лософии на Западе.

Собственно философская мысль в России формировалась не на пустом месте, а под влиянием достижений мировой философии. Но этот источник и не единственный и недостаточный, чтобы с его помощью можно было объяснить специфику русской философской мыс­ли. Она во многом складывалась под влиянием социально-куль­турных процессов, происходивших на Руси предпосылки для возникновения философского сознания созревали уже в куль­туре языческой Руси, христианизация же ее (X в.) сыграла наиболее активную роль в становлении русской философской культуры. У колыбели русской философской мысли стояли произведения киевского философа — митрополита Иллариона, давшего философско-историческое и этико-гносеологическое толкование русской жизни конца Х — начала XI в., поставив­шего вопрос о месте русского народа в мировой истории, об историческом значении принятия им христианства («Слово о законе и благодати», «Молитва», «Исповедание веры»). Ценными источниками русской средневековой общественной мысли явились литературные памятники: «Слово о полку Игореве» (XII в.), летописные своды «Повесть временных лет» (XI—XII вв.) и др. Процессы политического единения Руси, образования русской национальности, укрепления феодализ­ма, приобщения Руси к мировой культуре (через Византию), настойчиво требовавшие глубокого социально-философского ос­мысления, также в немалой степени обусловили своеобразие русской философской культуры. Философия революционных демократов явилась шагом впе­ред в развитии материализма и диалектики, но они не дали последовательно научного и систематически обоснованного от­вета на вопросы, поставленные перед философией развитием науки, общественной жизни и революционного движения.

Ссылки.

1 Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т.3. С.105

2 Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т.3. С.145

3 Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т.4. С.65

4Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т.4. С.234