Скачать

Восток и юг в геополитических расчетах России

До последнего времени становым хребтом, своего рода "гринвичским меридианом" мировой политики и экономики, от которого велся отсчет, признавалась Атлантика. А над ней неоспоримо доминировала западная, или евроатлантическая, цивилизация с политико-экономическими взаимодействиями по линии Европа-США, что отдавало ей пальму первенства среди других цивилизаций. Однако кто возьмется со стопроцентной уверенностью утверждать, что и в третьем тысячелетии Атлантика сохранится как "талассократическая" ось мироустройства? Что основные глобальные экономические, политические, культурные и прочие взаимодействия не будут развертываться вокруг Великоокеании? Ведь сегодня геополитическое значение Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) стремительно растет.

Поэтому можно только приветствовать недавнее разбавление однообразной дискуссии о перспективах отношений России с Западом намерением российских политиков и ученых понять, что же вообще происходит в АТР и каково место нашей страны в этой части мира. Ведь до сих пор отсутствуют оценка реальной значимости "восточного" — от Москвы — направления внешней политики, его увязка с другими составляющими геостратегии России. Как синонимы АТР используются понятия Азия или Восточная Азия, хотя АТР включает еще и США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Океанию¹. А раз так, то Москва вряд ли может общаться с дальневосточными соседями без учета геополитических позиций в этом регионе Вашингтона, Оттавы, Канберры и Уэллингтона. Точно также в начале Хельсинкского процесса СССР пришлось признать право на участие США и Канады в европейских делах. Спорны и предложения установить "особые связи" России с каким-либо одним государством АТР (например, Китаем) без трезвого анализа всего комплекса двусторонних отношений и деликатности связей "фаворита" со своими (зачастую еще и российскими) соседями. Наконец, совсем не ясен принципиальный и практически важный вопрос: что ожидает Россию в АТР и как ей себя там вести.

В этой части монографии подробно — с учетом неразработанности вопроса "восточной политики" России — определяются стратегические особенности и значение АТР сейчас и в недалеком будущем, расстановка сил и имеющиеся противоречия в этом регионе, возможности России (с особым упором на важные для нее и непростые отношения с Китаем), и, наконец, выводятся основные практические ориентиры российской геополитики в АТР.

Общее геополитическое состояние АТР

Общение между странами АТР является частным — региональным — вариантом глобальной многополярности. В то же время баланс сил здесь выступает важнейшим элементом общемирового геополитическо равновесия (в АТР из глобальных центров влияния не представлен только Европейский союз) и играет все большую роль в его формировании. Многие аналитики характеризуют нынешнюю ситуацию в АТР как наименее взрывоопасную за последние полстолетия. Между тем сохранение этой стабильности отнюдь не гарантировано. Присущие данной части мира черты и тенденции развития, высокая динамика событий, концентрация интересов и противоречий резко усложняют отношения между странами и группировками государств в АТР. К сегодняшнему дню сформировались определенные геополитические характеристики региона.

— Сосуществование в АТР нескольких крупных центров силы глобального и регионального уровня, представленных в основном группировками государств при незначительном числе "рядовых", а также не вовлеченных в зоны влияния стран. К последним, пожалуй, пока относится и Россия.

— Сочетание в одном регионе нескольких типов культур, социально-политических систем (если допустить, что в КНДР сохраняется социализм, а в Китае, Вьетнаме, Лаосе и Монголии — его еще весьма существенные элементы), а также различных экономических моделей в рамках одной и той же социально-политической системы². Несмотря на нынешнюю пассивность в АТР, Россия в будущем, по-видимому, будет втягиваться в систему сначала "экономико-модельных", а затем и политических противоречий.

— Многие страны данного региона, мощные экономически и технологически, но униженные долгим пребыванием на вторых и третьих ролях в мировой политике, сегодня стоят перед трудным, геополитическим по сути, выбором между объективной необходимостью своей интеграции в региональные и глобальные хозяйственные механизмы (это означает определенные уступки в том, что касается национального суверенитета), и политической, психологической и экономической потребностью отстаивать национальные интересы и культурную самобытность. Сбалансировать обе задачи весьма сложно, так что неизбежны перекосы как в одну, так и в другую сторону. При этом сосредоточение на собственном цивилизационном своеобразии было бы мощным импульсом для межгосударственного и межкоалиционного соперничества в регионе. Для России важно, хотя бы в пропагандистских целях, воспользоваться стремлением азиатских стран защитить свою самобытность, дабы отвести обвинения в свой адрес по поводу "имперских амбиций", а также использовать имеющиеся геополитические и экономические (о них речь ниже) противоречия в своих интересах.

— Очень высокие темпы экономического развития азиатской составляющей (за небольшим исключением) региона — Китая, Южной Кореи, Японии, Тайваня, Гонконга, стран АСЕАН, характеризуемого такими макропоказателями: быстрым экономическим ростом³; высоким уровнем накопления капитала, в результате чего в азиатской части АТР аккумулируются огромные свободные средства⁴, инвестируемые в местную экономику и за рубеж⁵; бурным ростом объема торговли с внешним миром и особенно внутри субрегиона⁶; большими частными и государственными отчислениями на НИОКР (в Японии, например, 3,1% ВНП по сравнению с 2% в странах ЕС), результаты которых используются на месте и обычно не передаются и не продаются за рубеж⁷. Ускоренный экономический прогресс ряда азиатских стран АТР создает дополнительные предпосылки для усиления неравенства в регионе и в мире в целом, а, следовательно, и нарастание межгосударственных трений⁸ и напряженности по двум направлениям: между быстро и относительно медленно развивающимися странами региона (наиболее заметны сегодня противоречия между США и Японией, США и Китаем), а также экономическими "спринтерами" АТР и внешними для него центрами силы регионального и глобального масштаба (хотя бы взаимная неприязнь Японии и стран ЕС, наглядно проявившаяся в ходе уругвайского раунда переговоров ГАТТ). Конечно, экономические коллизии часто имеют и более сложный характер, в частности, замедление экономического роста США и, соответственно, падение их способности "переваривать" бурно растущее предложение товаров из азиатских стран АТР обернулось таранным натиском последних на рынок ЕС. Это вызвало негативную реакцию за-падноевропейцев, но также посеяло внутренние для АТР раздоры между производителями из Японии и АСЕАН из-за дележа европейского рынка. Более того, перспектива нашествия азиатского ширпотреба вызвала глухое раздражение в Восточной и Центральной Европе, которая "мечтала" удовлетворять "нижние этажи" потребительского спроса в ЕС.

Ясно, что Россия не может продолжать игнорировать регион, который уже в недалеком будущем способен стать "экономическим двигателем" планеты. Причем хозяйственные контакты, особенно с наиболее динамичными азиатскими странами АТР, для нее, по крайней мере также важны, как и связи с традиционными зонами экономического прогресса — Западной Европой и США. Другое дело, что укорениться в системе экономического взаимодействия АТР Москве с ее скромными возможностями будет нелегко.

— Схождение в АТР трех официальных ядерных государств, а также Японии, имеющей технические возможности и достаточное количество расщепляющихся материалов для создания ядерного оружия и средств его доставки к цели, и по крайне мере трех "пороговых" государств (Северная и Южная Кореи, Тайвань)⁹. Учитывая одну только сохраняющуюся мощь ядерного потенциала США, продолжающуюся модернизацию китайских ядерных средств и вероятность появления вскоре в АТР еще нескольких ядерных держав, России следовало бы задуматься о разумности сохранения в неприкосновенности всех положений односторонних инициатив СССР\России конца 1991-начала 1992гг.¹⁰

— Ускоряющаяся гонка (по крайней мере соперничество) вооружений в регионе, прежде всего в азиатской его части. С 1989 г. туда ежегодно ввозится больше оружия, чем на Ближний Восток¹¹. Мотивами военного соревнования западные эксперты считают реальную потребность в модернизации местных вооруженных сил, столкновение амбиций новых лидеров региона, беспокойство насчет возрождения прежнего соперничества (в частности, между Японией и Китаем), ожидания сокращений американского военного присутствия и потери США способности гарантировать безопасность своих традиционных союзников, неясность будущего соотношения сил в АТР и стратегическую неопределенность в мире¹², а материальным фундаментом - экономический бум в АТР. Очевидно, в обозримой перспективе значение вооруженной силы как фактора регионального баланса сил будет даже возрастать, что стоит учитывать России при планировании своей военной политики к востоку от Урала.

— Нестабильность внутреннего положения ряда государств в обозримой перспективе. Речь идет не только о России, но и о Северной Корее, Камбодже, Тайване (которому предстоит смена поколений лидеров) . Серьезные внутренние коллизии угрожают США (уже идущий "цивилизационный разлом", или же раскол между западом страны, тяготеющим к Европе, и ее востоком, ориентирующимся на Японию!³⁾, а также Китаю, где все острее проявляются этнические и экономические противоречия, способные нарушить целостность страны¹⁴. Необходимо также упомянуть и неопределенность будущего внешнеполитического курса большинства стран АТР, включая Японию и США.

— Концентрация в АТР более 40% населения Земли при существовании огромной "демографической дыры" в Сибири и на Дальнем Востоке, что является важнейшим геополитическим и стратегическим фактором состояния и развития региона.

— Неравномерность в обеспечении стран АТР энергоресурсами:

отсутствие (без учета России и США) достаточных (нефть и газ) или качественных (уголь) энергоносителей; зависимость от импорта прежде всего нефти; наступающее истощение действующих месторождений нефти в Китае, способное в принципе удушить его "экономическое чудо"¹⁵. В то же время имеются крайне притягательные для обделенных природными богатствами стран крупные запасы энергоносителей и прочих ресурсов в Сибири и на Дальнем Востоке, а также огромные запасы нефти в спорных морских регионах (особенно около островов Спратли, на которые претендуют шесть государств, включая Китай). Подобная неравномерность может стать реальной причиной межгосударственных конфликтов, выдвижения территориальных претензий и разжигания пограничных споров, к чему России надо быть готовой в политическом и военном планах.

Формирующаяся геополитическая карта АТР

Общая характеристика состояния дел в АТР, разумеется, не дает понимания всей сложности и потенциальной конфликтности происходящих там процессов. Для разработки практических рекомендаций по внешней политике России необходимо еще четкое видение конкретного "геополитического ландшафта". В АТР он будет определяться прежде всего взаимодействием трех региональных гигантов: США, Японии и Китая; геополитической ориентацией стран "второго порядка"; результатами многосторонней дипломатии, а также — при адекватном вмешательстве Москвы — и "российским фактором".

Из всех нероссийских участников регионального взаимодействия только США находятся в "стратегической обороне". Правда, еще в 70-е годы американская элита начала понимать растущее экономико-технологическое и политико-военное значение АТР для США и повышение вообще его роли в мире. В первой половине следующего десятилетия помощник министра обороны формально предупредил союзников по НАТО о вероятном изменении внешнеполитических акцентов США в пользу бассейна Тихого океана¹⁶, а с конца 80-х годов американские политологи чуть ли не хором предсказывают скорое наступление "Тихоокеанской эры". Тем не менее распад привычной биполярной модели мира, а затем и главного противника по холодной войне произошли все же слишком быстро, застав американцев врасплох. Поскольку Вашингтону сейчас гораздо труднее влиять на Японию через механизмы двустороннего договора безопасности от 1960 г., а на Китай — разыгрыванием "московской карты", перед США остро встал вопрос о перспективах отношений с этими "сорвавшимися с поводка" гигантами, а также с возмужавшими азиатскими "драконами". Плюс относительное ослабление американской экономической и технологической мощи, многочисленные внутренние неурядицы социально-экономического и расового порядка, и — как результат — США не удалось занять позицию единоличного лидера, на которую они были готовы претендовать после развала СССР. США вынуждены довольствоваться (пока?) статусом одного из нескольких глобальных центров силы (державы "первого порядка", по С.Б. Коэну). Все это заставляет американцев вести "арьергардные бои" в АТР, используя (иногда с заметной долей отчаяния) все имеющиеся у них рычаги двусторонней дипломатии и выступая за расширение и институционализацию многосторонних региональных контактов.

В настоящее время стержнем американо-японских отношений является экономическое взаимодействие двух стран, а главной проблемой — торговый дефицит США в двусторонней торговле (в июне 1994 г. обозначилась еще одна болевая точка — крупнейшее падение курса доллара к иене), отражающий снижение конкурентоспособности и общее ослабление американской экономики¹⁷. После окончания холодной войны Токио проявил меньше желания идти на уступки и эти противоречия выплеснулись на публику. Здесь особенно важны два аспекта проблемы. Первый — аккумуляция Японией свободных средств и их беспокоящее США использование для технического перевооружения японского промышленного потенциала, а также вложение в другие экономики, включая американскую, с соответствующим ростом зависимости государств-реципиентов.

Второй — вытеснение с американского рынка национальной продукции, что бьет не только по производителям США, но и вызывает "обвал" среди поставщиков комплектующих, в т.ч. сборщиков микросхем в некогда процветавшей Силиконовой долине. Широко афишировавшаяся генеральная программа урегулирования хронического кризиса двусторонних отношений¹⁸, принятая в ходе поездки Д. Буша в Японию в январе 1992 г., фактически провалилась. Аналогичная попытка Б. Клинтона в июле 1993 г. принесла еще меньше результатов даже в плане деклараций, а уже в феврале 1994 г. после срыва экономических переговоров обе стороны оказались на грани экономической войны. Ее в конечном итоге удалось не допустить, но проблемы, разумеется, остались¹⁹. Ситуация может вновь резко обостриться, если темпы экономического развития США останутся низкими, а Япония удачно проведет уже начатую перестройку с целью ориентации экономики страны на потребности XXI в²⁰. Экономический антагонизм двух стран резко проявляется и в отчаянной борьбе за внешние рынки сбыта своей продукции и вложения капиталов, в первую очередь в азиатской части АТР. Япония инвестировала в эту часть региона около 90 млрд. долл., в то время как США — только 30; американский экспорт туда составляет примерно половину от японского. Основываясь на размере и характере инвестиций, аналитики предсказывают, что при содействии Японии в АТР будет построено две трети всех автомобильных заводов и ею будет контролироваться до 60% авторынка, а доля США не превысит 10%²¹. Хотя экономическую враждебность США и Японии нередко называют конфликтом XXI в., в ближне- и, очевидно, среднесрочной перспективе развитие этого противостояния будет сдерживаться заинтересованностью сторон друг в друге²². Для Японии необходимо: оставить открытым обширный рынок США, а с учетом образования и расширения НАФТА — весь рынок Северной и Латинской Америк; сохранить американские военные гарантии и, возможно, войска США на своей территории перед лицом быстро набирающего экономическую и военную силу Китая (имеющего к тому же вялотекущий — пока? — территориальный спор с Японией из-за островов Синкаку), а также с учетом все еще не снятой исторически обусловленной неприязни по отношению к Японии со стороны ее азиатских соседей, помноженной на их озабоченность по поводу японской экономической экспансии в регионе; заручиться поддержкой Вашингтоном территориальных претензий Токио к России; гарантировать содействие США обеспечению надежных поставок энергоносителей с Ближнего Востока. Пока Япония не способна самостоятельно обеспечить свою оборону, по крайней мере с помощью обычных войск, из-за возникших демографических проблем и трудностей с комплектованием "сил самообороны" (ей даже пришлось сократить численность сухопутных войск на 30 тыс. чел.)²³. США же намереваются продолжать выгодный экспорт в Японию сельхозпродуктов, военного оборудования, заполучить доступ к ее гражданским технологиям и, самое главное, все же пробиться на японский рынок ширпотреба. Последнее намерение связывается Вашингтоном с манипуляциями уровнем военной напряженности в АТР. Не кажется случайным вдруг хлынувший поток американских публикаций о наращивании военного потенциала Китаем (оно действительно имеет место, но до последнего времени США старательно обходили это обстоятельство вниманием), истерика вокруг ядерной программы КНДР (при игнорировании более продвинутых программ Израиля и Пакистана) и одновременно предложение взять Японию "под зонтик" тактической ПРО американского производства.

Если и когда "конфликт XXI в." полыхнет вовсю , то нельзя исключать дезинтеграцию связей безопасности двух стран и превращение их в противостоящие друг другу "по полной программе" центры силы²⁵. По мере распада этих связей Токио может наращивать обычные вооруженные силы. А после создания мощного "неядерного кулака" (видимо, не раньше) осуществится и ядерное вооружение Японии²⁶. Процесс ремилитаризации Японии может быть замедлен или ослаблен расшатыванием политической системы Китая и российской пассивностью в АТР.

Долгое время концентрируясь на военно-политическом соревновании с СССР и выяснении экономических проблем с Японией, США упустили американо-китайские отношения и лишь сейчас начинают понимать, каким серьезным для них становится "китайский вызов". При всей значимости экономической мощи самого Китая США (как, впрочем, и любому другому государству) приходится считаться с тем, что в этом плане им противостоит не один Китай, а "большая китайская экономика" (БКЭ), простирающаяся далеко за границы КНР. Фактически в экономику материкового Китая интегрированы, усиливая ее, китайские производители во многих странах АТР²⁷. При этом свободных валютных средств в БКЭ аккумулировано, по разным оценкам от 200 до свыше 250 млрд. долл²⁸.

Экономическая мощь Китая, созданная не в последнюю очередь благодаря первоначальным американским финансовым и технологическим инвестициям, теперь оборачивается наплывом дешевого китайского ширпотреба в США и ежегодным торговым дефицитом в пользу Пекина, превышающим 15 млрд. долл. Это также ведет к разорению американской промышленности (не высокотехнологичной, как в случае с Японией, а легкой). Впервые за долгие годы телевидение США призывает "покупать американское". Китайские товары вытесняют американскую продукцию и с рынков третьих стран, включая государства АТР.

Вызревает и другая серьезнейшая проблема в американо-китайском взаимодействии. Это быстро растущая китайская диаспора в США, особенно на западном побережье, пополняющаяся за счет нелегальной и "ползучей" иммиграции²⁹. Кроме того, после подавления студенческих волнений в Китае распоряжением президента Буша были облегчены правила въезда и проживания в США для китайских инакомыслящих, а этими правилами, разумеется, пользуются не только настоящие диссиденты.

Американские политологи, говоря о состоянии межрасовых отношений в своей стране, все реже используют образ "тигля" и предпочитают выражение "крупно нарезанный салат". Тем самым они признают, что в США произошло лишь перемешивание различных этнических группировок, живущих отдельными группами (соттиппу), а вовсе не их интеграция в единую нацию. По наблюдениям автора, китайская община, по крайней мере на западном побережье США, — самая обособленная и организованная. К тому же она поддерживает тесные связи с "матерью-родиной"³⁰, являясь своеобразным "широким народным представительством" Китая в США. Хотя к подобным "представительствам" в соседних с КНР странах отношение настороженное, а на рядовом уровне — нередко и неприязненное, в США бурный рост китайского населения вызывает меньше тревоги, чем того заслуживают реальные масштабы проблемы. Очевидно, сказываются опасения попасть под суд за "будирование" расового вопроса, что в США несложно. Вместе с тем развитие данной тенденции может обернуться для США весьма неприятными геополитическими последствиями: складыванием мощного китайского лобби, усилением уже наметившегося четырехполюсного этнического противостояния между белыми, неграми, переселенцами из Латинской Америки, число которых после образования НАФТА будет быстро увеличиваться, и китайцами. В данной конфронтации Пекин, надо думать, будет оказывать "своим" по крайней мере моральную помощь.

Все больше американских экспертов беспокоит наращивание Пекином военной мощи. Представляется, что речь в данном случае идет не об опасениях какого-либо военного давления Пекина на Вашингтон. Скорее, американцы ожидают силовых действий Китая в его "ближнем и среднем зарубежье", результатом чего было бы дальнейшее ослабление американских позиций в АТР. В долгосрочном плане их беспокоит усиление "фоновой" военной поддержки китайской экономической экспансии в мире.

Разумеется, в самих США имеются влиятельные круги, которым выгодно тесное экономическое сотрудничество с Китаем. Американские фирмы высоких технологий заинтересованы в сохранении выгодного для них китайского рынка. Их давление в первую очередь и заставило президента Клинтона "поступиться принципами" и продлить Пекину статус наибольшего благоприятствования (СНБ)³¹. Однако от сохранения СНБ зависят примерно 100-120 тыс. рабочих мест в США, а потери от обширного китайского экспорта оцениваются больше... Все-таки в перспективе ожидать американо-китайского сближения не приходится, что для России немаловажно. Столкновение интересов будет поддерживать центробежные тенденции в двусторонних отношениях и наверняка рано или поздно приведет к конфликту американской концепции "Тихоокеанской эры" (конечно, во главе с США) и пекинской идеей XXI века как "века китайской цивилизации". Обоюдная же экономическая зависимость может сократиться в результате роста самодостаточности БКЭ³², завершения экономического спада в США и реализации договоров о НАФТА³³. К этому может добавиться размывание китайской государственности и/или дальнейшая потеря темпов экономической реформы в КНР, что не только ослабит Китай как геополитическую единицу, но уменьшит емкость китайского рынка и его способность воспринимать американские товары и инвестиции. Вот тогда, вероятно, американцы сменят тон в разговоре с Пекином, припомнив ему и вынужденное продление СНБ, и китайский "бросок" на рынки ракет и ракетных технологий³⁴ в ущерб американским интересам, и независимую позицию в вопросе о северокорейской ядерной программе, и многое другое.

Доказывая на страницах печати опасность для России ссоры с Китаем, председатель комитета Госдумы по международным делам В. Лукин упомянул "потенциал для установления в перспективе особых отношений" между Китаем и Японией³⁵. Представляется, однако, что при всем многообразии японо-китайских контактов, речь об установлении подлинного союза между этими государствами вряд ли может идти. Действительно, в период после советско-китайского "развода" отношения между Токио и Пекином были весьма тесными. Для Китая Япония была частью дружественной американской "вершины" в треугольнике СССР-США-КНР. Совместное противостояние "полярному медведю" (по выражению Дэн Сяопина) плюс щедрая экономическая помощь со стороны Токио обеспечивали некое "взаимопонимание". Даже наступательная линия японского премьера Накасонэ в начале 80-х годов, выразившаяся в готовности его страны "взять ответственность" за военную безопасность воздушных и морских коммуникаций на расстоянии 1000 миль от Японских островов и фактическом курсе на утверждение Японии в качестве региональной и глобальной державы, не вызвали заметного осуждения в Пекине. Однако со второй половины 80-х годов отношения начали портиться. Свою роль сыграли широко разрекламированный визит Накасонэ в храм "японской боевой славы" Ясукуни, превышение японским военным бюджетом символического 1% ВНП в 1987 г., осознание Пекином последствий японского экономического спурта. Затем к этому добавились активизация борьбы двух стран за рынки в АТР³⁶, исчезновение необходимости единения перед лицом советской военной угрозы, ослабление американских позиций в АТР и усиление японо-американских противоречий (в Пекине считают, что возможный разрыв партнерских отношений Вашингтона и Токио освободит Японию от сдерживающего американского влияния "нуклеаризации" страны в случае появления ядерной бомбы у Северной Кореи (в ходе встречи глав стран "семерки" в июле 1993 г.³'). Китай рассматривает миротворческие усилия Японии за пределами своих границ как вероятную прелюдию к новой японской военной экспансии, а скачкообразный рост военных расходов Пекина в 90-х годах и превращение НОАК в крупнейшую деловую корпорацию страны³⁸ явно не по душе Токио. Список взаимных претензий можно продолжить.

На этом конфликтном в общем-то фоне некоторый рост двустороннего товарообмена и промышленной интеграции (японские фирмы начали размещать свои производства в КНР) вряд ли может служить прочным "связующим звеном". Тем более, что, кроме названных, могут появиться и новые проблемы: ужесточение наследниками нынешнего китайского руководства политики в отношении Японии и АТР;

последствия специфической направленности деловой активности Японии в Китае (японские инвестиции сконцентрированы в Маньчжурии, это не только неприятно ассоциируется с японской экспансией в 30-е годы, но и способно вызвать негативные чувства у обделенных экономическим вниманием Токио соседних провинций; высокая вероятность столкновения двух стран при обострении тайваньского вопроса (Япония имеет тесные экономические контакты с Тайбэем, сравнимые по объему отношений с материковым Китаем, включая крупные инвестиции на острове); предугадывается даже негативная реакция Пекина на требование Токио предоставить ему постоянное место в Совете Безопасности ООН. Поэтому можно согласиться с оценкой бывшего советника госдепа США по вопросам политики в Азии: "Достаточно "поскрести поверхность" в Японии или в Китае, чтобы обнаружить ощутимые страхи и подозрения (на официальном уровне или в общественном сознании) по поводу накопления силы и влияния Токио и, соответственно, последствий роста экономического и военного потенциала КНР. На фоне ста лет повторяющихся конфликтов и частой, если не постоянной, напряженности КНР и Япония продолжают модернизацию своих военных потенциалов, усиливают свои экономические позиции в регионе и с раздражением рассуждают о намерениях и будущей роли друг друга в перспективе"³⁹.

Непростые отношения великих держав в АТР предрасполагают к высокой динамике соотношения сил в регионе. Силовой баланс в АТР сегодня в немалой степени зависит от того, что еще совсем недавно оценивалось как малозначимый фактор — от геополитической ориентации стран "второго порядка" данной части мира. Причем влияние последних на эволюцию регионального баланса будет возрастать, что обусловливается целым рядом обстоятельств: повышенной действенностью "игры на противоречиях" в большом треугольнике отношений США-Япония-Китай, быстрым экономическим прогрессом государств "второго порядка", в т.ч. их проникновением в промышленность региональных гигантов (следовательно, образованием обратной зависимости), бурным наращиванием "меньшими" государствами военной мощи, давним стремлением многих из них к объединению усилий для совместного отстаивания совпадающих интересов.

Основным итогом этих усилий на сегодня можно считать деятельность АСЕАН, которая в новой геополитической ситуации уже обрела "второе дыхание" и переходит от решения чисто экономических проблем к успешным попыткам скоординировать внешнюю политику участников и их стратегии безопасности. АСЕАН, безусловно, способна стать влиятельным региональным центром силы. Но пока на повестке дня: преодоление остающихся (и пока немалых) противоречий между ее членами и развитие внутренней интеграции⁴⁰, привлечение новых союзников и потенциальных участников⁴¹, и главное — построение правильных отношений с крупнейшими государствами АТР и нахождение оптимального баланса своих связей с каждым из них.

При этом контакты с КНР являются для стран АСЕАН наиболее сложными. Большая часть членов этой организации тесно связана с БКЭ, во всех из них китайские предприниматели занимают лидирующие позиции в промышленности и торговле, наконец, практически все участники АСЕАН испытывают по меньшей мере чувство неловкости от соседства с военным и экономическим гигантом, страдающим от избытка населения и не имеющим четких долгосрочных ориентиров демократического развития. Не полагаясь целиком на сдерживающий эффект экономической взаимозависимости, страны "шестерки" активно вооружаются⁴², выступают против дальнейшего сокращения американского военного присутствия в АТР, а также более не акцентируют тему преступлений Японии в ЮВА в годы второй мировой войны, поддерживая высокий уровень экономического общения с этой страной, хотя и не желают существенного укрепления позиций Токио и Вашингтона в субрегионе⁴³.

Региональным балансированием вынуждены будут заниматься и пока "неангажированные" государства АТР. Вьетнам уже вошел в состав АСЕАН, но он также сближается с Японией, форсирует нормализацию экономического и политического общения с США⁴⁴, хотя и не настаивает на закрытии бывшей советской, а ныне российской базы в Камране. А вот отношения с КНР у Вьетнама, скорее всего, будут долго оставаться неважными. Они отягощены не только пограничной войной 1979 г. и захватом Китаем спорных Парасельских островов (1974 г.), но и взрывоопасным спором вокруг нефтеносного шельфа островов Спратли. Очевидно, и Пекин не в восторге от возникновения у китайского "порога" потенциальной субрегиональной "сверхдержавы", к тому же не свободной от влияний его глобальных конкурентов. Тайвань продолжает стимулировать свое лобби в США (хотя его связи с Америкой ослабли из-за серии уступок Вашингтона Пекину), дорожит тесными связями и согласен поддерживать политику Японии в АТР, даже пытается как-то притянуть к переоформлению регионального баланса европейские страны (закупка крупной партии истребителей у Франции). Несмотря на рост его экономического общения с материковым Китаем, политическое сближение двух стран маловероятно в силу известных исторических причин и накопившихся за послевоенные десятилетия взаимных обид, а попытка Пекина оказать силовое давление вполне может вылиться в острый конфликт. В случает осложнения отношений между Тайбэем и Пекином и одновременно Японией и КНР возможно дальнейшее сближение Японии и Тайваня на основе противостояния общей угрозе. Гипотеза объединения двух Корей со столицей в Сеуле в ближней перспективе (даже после смерти полувекового диктатора КНДР) относится скорее к разряду пророчеств, хотя, несомненно, что на это сближение будут брошены все политические и экономические силы Южной Кореи, справедливо рассчитывающей на высочайший геополитический "дивиденд" от возможной унии двух частей одного народа. Ведь после некоторого (очевидно, не слишком долгого) "переваривания" югом Кореи ее севера в АТР появится еще одна региональная сверхдержава с мощными вооруженными силами и сильнейшей экономикой, с амбициями, выходящими за пределы региона. Такая Корея вряд ли будет однозначно ориентироваться на одну из держав "первого порядка" в АТР — США'⁵, КНР или Японию. К двум последним она испытывает довольно сильную (и взаимную) исторически обусловленную неприязнь. Не исключено, что независимый курс "новой Кореи" будет поддерживаться ядерным оружием, для создания которого достаточно возобновить замороженную под давлением США программу Южной Кореи⁴⁶ и усилить ее техническими достижениями Пхеньяна. Австралию и Новую Зеландию, несмотря на их кажущуюся отстраненность от активного участия в региональных делах, до сих пор связывают с США и Великобританией соглашения о безопасности (АНЗЮС, АНЗЮК); в экономическом же плане обе страны, похоже, станут больше ориентироваться на Японию, которая инвестирует в них немалые средства, и вообще постараются разнообразить свои связи. Балансирования может не получиться у весьма автаркичной Монголии, в которой мало населения и много территории, куда, если верить монгольским властям, просачиваются китайские переселенцы.

Широкоформатная многосторонняя дипломатия — относительно новое явление для региона, берущее начало с образования в конце 1989 г. организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). С ее помощью государства-участники (основателями АТЭС были страны АСЕАН, США, Канада, Япония, Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея) решают не только общие хозяйственные и технологические проблемы региона (например, снижение некоторых тарифов во "внутренней" торговле, о чем договорились лидеры АТЭС на встрече в Сиэтле в ноябре 1993 г., создание системы экономического партнерства), но и обеспечивают собственные интересы, в т.ч. в рамках двусторонних связей. США, которые явились одним из двух (вместе с Австралией) инициаторов АТЭС, явно намеревались за счет многоходовых комбинаций в рамках форума остановить падение своего экономического влияния в регионе⁴' Для Японии переговоры в АТЭС — дополнительная причина оттягивать открытие своего рынка для иностранных (прежде всего американских) товаров. Для "меньших" стран — притягательная возможность "стреножить" КНР (и БКЭ в целом, ибо в 1991 г. в АТЭС вместе с КНР приняли Тайвань и Гонконг) правилами многостороннего регионального взаимодействия. Для КНР — укрепление своего политического статуса (и легитимности нынешнего руководства) во внешнем мире

Собственную многостороннюю дипломатию разворачивает и АСЕАН. В 1992 г. ее участники решили обсуждать проблемы местной безопасности с привлечением других государств АТР. Результатом стало образование в 1993 г. Регионального форума АСЕАН по вопросам безопасности (на встрече в июле 1993 г. присутствовали партнеры АСЕАН по диалогу — Австралия, Новая Зеландия, Япония, США, Канада, представители ЕС, Южная Корея, а также пять наблюдателей — Россия, Китай, Вьетнам, Лаос, Папуа-Новая Гвинея), который был нацелен его учредителями на противодействие "китайской опасности" и уравновешивание влияний крупных держав. А в июле 1994 г. на встрече участников форума в Бангкоке были даже предприняты некоторые, еще очень робкие шаги по созданию соответствующей региональной структуры. В частности, было решено учредить Центр по поддержанию мира. Правда, неясно, насколько эффективными будут эта и другие подобные инициативы, поскольку подобных прецедентов в данной части земного шара пока не было.

Прослеживающееся расширение функций АТЭС за пределы первоначальной задачи содействовать торговле и экономическому развитию в АТР, растущая самостоятельность внешнеполитической деятельности АСЕАН и других государств ЮВА, А