Скачать

Вокруг Кремля

Прогулка по Кремлю была прежде почти неотъемлемой частью всякого путеводителя по Москве. Теперь, когда Кремль, после двухсотлетнего промежутка, снова стал резиденцией правительства - он, естественно, перестал быть местом для свободных прогулок и «прогулка по Кремлю» сменяется «прогулкой вокруг Кремля» (9).

Естественный пункт для начала такой прогулки - это тот подлинно исторический угол, где зачалась Москва,- у Боровицких ворот современного Кремля. За стройною и несколько необычною по силуэту башней этих ворот, на высоком и крутом берегу двух рок, было расположено среди дремучего бора сельцо полулегендарного боярина Кучки - зернышко будущей Москвы. Одна из этих рек - Неглинная - с 1818 года стала незримой вследствие заточения ее в трубу, а над нею более ста лет шумят деревья Александровского сада. Крутой кремлевский мыс, на который еле могла въехать некогда лошадь, обратился в пологий спуск от Большого Кремлевского дворца к Боровицким воротам. Вместе с крутизною мыса исчезла и древнейшая церковь Москвы, стоявшая на этом мысу: она загораживала вид из окон кабинета нового дворца Николая I. Один только древний крест, прикрепленный к стене Боровицких ворот внутри Кремля, над входом в часовню, напоминает о древнейшем московском храме Иоанна Предтечи под Бором (10).

Именно здесь, за высоким деревянным тыном с воротами на месте нынешних Боровицких, возникла Москва, здесь ее колыбель, здесь стоял тот «град древян», который к началу XVI века обратился в неприступную каменную крепость.

Потомки и наследники великих строителей крепостей - древних римлян: Антонио (11) и Марк (12) по прозвищу Фрязины и Пьетро-Антонио Соларио (13) - воздвигли эту твердыню, возносящую к северному небу свои двурогие зубцы-бойницы с той же внушительностью, как средневековые крепости Италии (14). Сказочным видением должен был казаться заезжим иностранцам этот уголок Италии , внезапно и причудливо выросший в стране москвитян, это грозное ожерелье каменных стен, охраняющее вместо пышного замка целую гору деревянных «деревенских» домишек и церквей. Последующие века только дополняли и развивали ту сказку, какую видели московские гости XVI века. В XVII столетии над итальянскими башнями Кремля вознеслись причудливые шатровые верхи. Эти чисто русские шатры, рожденные унылым пейзажем северной равнины, неразрывно срослись с их итальянскими подножиями: по-иному зазвучали слова сказки, но сама сказка осталась. И позднее, как ни старались люди развенчать Кремль и разрушить его эпический ансамбль нелепыми постройками-подделками, вроде Большого дворца. Оружейной палаты, памятника Александру II (15),- Кремль остался такою же чарующею сказкой, таким же видением сна, каким он был с XVI века.

Кремль так и вошел в историю, как запечатленная мечта, как воплощенная сказка. И само всесильное время не могло умалить очарования этого города-призрака. Чаруя художников и поэтов. Кремль очаровывал даже таких глубочайших материалистов, как Наполеон. Мечтая о постройке грандиозного дворца для будущего своего сына - римского короля. Наполеон говорил двум знаменитейшим зодчим Франции, Персье (16) и Фонтеню (17) : «Я хочу построить кремль, в сто раз красивее московского». Не европейский замок хотел построить Наполеон, не западный дворец, а именно этот полу азиатский Кремль, именно этот город-сказку.

Вернемся к Боровицким воротам. В общем архитектурном ансамбле кремлевских стен они одни особенно громко говорят о Востоке, о казанской башне Сююмбеки (18), а Гумбольдт (19) , глядя на них, вспоминал мощные ступенчатые пирамиды Индии и острова Явы с их грузным, но четким ритмом уменьшающихся кубов. Этот восточный облик придает воротам не самое их основание, хранящее итальянский стиль, вплоть до трех характерных каменных резных гербов с изображениями всадника и какого- то зверя вроде единорога на двух из них (третий сильно пострадал от времени), а русская надстройка верха XVII века.

Нижняя часть Боровицких ворот построена в 1490 году и отличается от других кремлевских ворот по устройству проезда. Арка ворот пробита не в самом четырехграннике башни, как в других случаях, а в примыкающем к нему треугольном здании так называемой отводной стрельницы. Впрочем, некогда были ворота и в самом низу четырехгранника башни, там, где в Александровском саду сохранились еще остатки «грота». Эти ворота вели в нижнюю часть Кремля, на кремлевский «подол» под горою. В старину, в целях обороны, нижняя часть Кремля была отрезана от верхней особою каменною стеной, начинавшейся как раз от угла Боровицкой башни. При Екатерине II Боровицкая башня получила обработку в готическом стиле, причем были пробиты новые оконные отверстия, но после взрыва 1812 года, разрушившего половину шатровой крыши башни, она сняла свой готический костюм и была «восстановлена в прежнем виде». При отсутствии фотографий, точных архитектурных обмеров и всего вообще аппарата современной научной реставрации всякое «восстановление в прежнем виде» неизбежно привносило некоторые черты эпохи, соединялось с навыками, привычными для архитекторов эпохи восстановления. Вследствие этого, естественно, подлинный прежний вид оказывался невосстановимым и некоторая доля аромата старины утрачивалась неизбежно при всякой реставрации, даже при самом внимательном и бережном отношении к делу реставраторов XVIII и почти всего XIX века.

Однако, при всех этих «но», Боровицкая башня все же производит впечатление старины, быть может, даже более глубокой, чем другие кремлевские башни.

К башне Боровицких ворот примыкает слева высокая и грозная зубчатая стена. Та же стена тянется и вправо от башни, но здесь она втрое ниже, чем слева. Этот «прыжок вниз», который неожиданно совершает линия кремлевской стены в башне Боровицких ворот, напоминает о другом «прыжке», какой делала здесь некогда сама поверхность земли. Башня заслоняет собою крутой обрыв кремлевского мыса, но сильное понижение стены за башней хранит память о морщине земли, давно изглаженной людьми и временем.

Ближайшая соседка Боровицких ворот - элегантная угловая Водовзводная башня - кажется более молодою, чем Боровицкая. И это впечатление не ошибочно: уже в 1772 году древняя Водовзводная башня угрожала падением, в 1805 году она была разобрана до фундамента, в 1807 году построена вновь, а в 1812 году, во время наполеоновского взрыва, взлетела на воздух. К 1819 году башня была выстроена вновь по рисункам московского архитектора-художника О. И. Бове, с явными отступлениями от прежних форм. Общего духа кремлевских стен она не нарушает, она очень живописна по контрасту с угрюмостью Боровицких ворот, но кокетливость ее чересчур белого и как-то по-французски элегантного наряда ставит Водовзводную башню особняком. Давшая башне имя водовзводная машина, которую установили в 1633 году иностранцы для водоснабжения Кремля, просуществовала немного более ста лет. v У Водовзводной башни кремлевская стена делает поворот и идет по берегу Москвы-реки, слегка вгибаясь внутрь Кремля. Следующая башня - Благовещенская - обращена в храм и увенчана не орлом или флюгером, как другие башни, а крестом (20). Предание гласит, что при Грозном в башне была тюрьма, и здесь, по молитвам одного невинного узника, явилась ему на стене икона Богоматери, обратившая тюрьму в храм. Благовещенская башня сохранила типичную для Московского Кремля над стройку XVII века в виде колоколенного верха с четырехскатными черепичными кровлями, прорезанными окошечками-слухами, столь привычными именно на шатрах русских колоколен. Около башни в самой толще стены были в старину небольшие ворота, так называемые Портомойные, существовавшие до 1831 года.

За Благовещенскою башней выступает приземистая грузная башня Тайницких ворот, далеко выдвинувших свою стрельницу из линии стены по направлению к Москве-реке. Эти ворота, со стороны, наиболее угрожаемой от татар,- с юга, были первыми, какие построил Антонио Фрязин в 1485 году, приступая к созданию кремлевских стен. Но в 1770 году ворота со стрельницей и соседящая с ними Первая Безымянная башня были срыты до основания вместе со звеном, соединявшим их Степы. На место ворот и башни 1 июня 1773 года была торжественно совершена закладка нового московского дворца, который должен был охватить весь Кремль, обращая его во внутренний дворцовый двор. Гениальный В. И. Баженов (21) составил проект и выполнил модель этого чудовища дворца, но Екатерине нужен был, по-видимому, только шум вокруг «вознамеренного великолепного кремлевского здания», а не самый дворец с лестницей к реке стоимостью в 5 миллионов рублей. Мечта зодчего была принесена в жертву политике, от постройки дворца отказались, а сломанные башни выстроили в 1776 году «в старом вкусе». Новые, более образованные строители, быть может, нечувствительно для них самих, внесли какие-то поправки в эти «старые вкусы», и от поправок онемела архитектура. В немоте этих возобновленных башен легко убедиться, если сравнить их с уцелевшей от XVII века Второю Безымянною башней, соседкой дважды восстановленной Первой Безымянной: в 1776 году и после взрыва 1812 года. Как строен ее силуэт рядом с возобновленной соседкой, как красноречивы все ее детали и как свежа и юна она, вся изборожденная морщинами и «порухами» за четыре века своей жизни, рядом со столетнею соседкой «в старом вкусе».

За Безымянною башней следует Петровская, три этажа которой громоздятся на другой тяжелыми кубами, увенчанными чисто русскою кровлей, «колпаком». Башня эта подверглась двукратному разрушению в 1612 и 1812 годах (22), и трудно сказать, насколько она сохранила свой древний облик. Во всяком случае, на рисунках XVIII столетия ее вид носит несколько иной характер, чем теперь.

Около угловой Беклемишевской башни зубцы кремлевской стены поднимаются вверх, словно подтягиваясь к высокой башне и маскируя лестницу в толще стопы с тошного прясла стены на восточное.

Угловая Беклемишевская, или Свиблова, башня нерушимо стоит с 1487 года, и даже надстроенная над нею вышка не внесла улыбки в ее грозный чисто крепостной облик итальянского средневековья. Никаких украшений, хотя бы самых скромных; только темнеющие впадины окон-амбразур и кольцо навесных бойниц-машикулей - в самом верху. Вершина башни, ее черепичная крыша шатром, была срезана снарядом во время московской бомбардировки 1917 года (23) и теперь восстановлена: это единственный урон, какой понесла башня за четыреста пятьдесят лет своей жизни.

Несмотря на то что сама река служила надежной защитой подступов к южному участку кремлевской стены, здесь некогда существовала вторая, шедшая от Беклемишевской башни до Водовзводной, более низкая крепостная стена, у которой переправившийся через реку враг встречал новый отпор. От этой стены давно нет и следов: на гравюрах Петровской эпохи она наполовину разрушена уже, а на рисунках конца XVIII века ее нет вовсе.

Восточная кремлевская стена на три сажени выше южной. Там, с юга, хорошей защитой служила река, а здесь, с посада, не было никаких естественных преград, и Кремль оберегало тройное кольцо стен со рвом и подъемными мостами.

Первая башня восточной кремлевской стены - Константиновская (24) - построена Соларио в 1490 году. Прежде эта башня имела проездные ворота, и по тому, как глубоко ушла теперь в землю арка этих ворот, можно судить, как крут был некогда спуск с Красной площади к Москве-реке. Об этой крутизне говорит, впрочем, и тот прыжок вверх, который делает кремлевская стена за Константиновскою башней. В XVII веке к башне были пристроены выступавшие на площадь две стрельницы, в одной из которых помещался застенок, а в толще стены - по направлению к Спасской башне - и сейчас еще (существует узкий коридор с окнами-бойницами.

По дороге от Константановской к следующей башне стена поднимается лестницей вверх и подходит к Набатной башне, колокол которой сначала был лишен языка за призыв москвичей к бунту во время чумы 1771 года, а в 1803 году, при починке башни, и вовсе был снят и передан в Оружейную палату.

За Набатною башней стена снова «прыгает» вверх и на «ласточкиных хвостах» ее зубцов, близ Спасских ворот, грациозно возвышается небольшая Царская башенка из четырех пузатых колонн, покрытых шатровою крышей, построенная в 1680 году для набатного колокола Спасского набата. Так история разрушает легенду, будто Грозный «любил» смотреть из этой башенки на казни, совершавшиеся на Лобном месте. Почти рядом с этою игрушечною башенкой, кажущейся выточенной из дерева, самая высокая и самая интересная из кремлевских башен - Спасская, главный, парадный вход в Кремль.

Спасские (тогда Фроловские) ворота построил в 1491 году миланец Соларио, а в 1586 году в деревянной башне ворот были помещены часы. Позднейшие перестройки так изменили, однако, весь облик башни, что теперь трудно ясно представить себе ее первоначальный вид. В 1624-1625 годах «аглицкой земли часовой мастер» Христофор Головей (Голлидей?) поставил новые часы в выстроенном им над башней замысловатом верхе, который сгорел во время пожара 1626 года и к 1628 году был Головеем же восстановлен, но в 1654 году башня снова сгорела и снова была восстановлена. Неоднократно производились починки и позже, кое-что из былого «головеевского» ансамбля неизбежно утратилось, но общий дух архитектуры все же сохранился.

Христофер Головей обработал верхние этажи ворот в том своеобразном стиле, сочетающем формы готики и Возрождения, в который влюбились позднее русские архитекторы, мечтавшие, как Казаков, о создании стиля «русской готики». Но ни одному из них не удалось достигнуть того своеобразия, какое создал «аглицкой земли часовой мастер». Общий облик ворот кажется поначалу совершенно нерусским, но если пройти на угол Варварки и стать лицом к Кремлю так, чтобы верх Спасской башни выглядывал из-за крыльца архирусского собора Василия Блаженного, становится несомненным «русизм» башни, кажущейся отсюда какою-то второю колокольней Василия Блаженного.

Еще теснее должны были сливаться Спасские ворота с окружающею архитектурною средой в XVII веке, когда «указный круг» (циферблат) часов со славянскими на нем буквами-цифрами и звездным небом в центре вращался под неподвижным изображением солнца с лучами, один из которых заменял современную стрелку, показывая час. В нишах башни стояли иссеченные из камня статуи, которые, по указу благочестивого царя, были одеты в разноцветные кафтаны-однорядки из английского сукна; на месте двух современных часовен у башни были две бойницы по бокам подъемного моста. От ворот к Василию Блаженному тянулся через ров широкий каменный мост с лавочками, в которых шла в XVII веке бойкая торговля произведениями печати, а рядом стояло каменное здание первой на Руси библиотеки. От всего этого не осталось и следов к нашим дням.

Часы Спасской башни имеют свою длинную историю. Это были первые по значению часы в Москве, и их мастер носил в XVIII веке почетный титул «часового мастера Спасских часов». Спасские часовщики еще в XVII веке были очень горды своим званием и так превозносились над часовщиками других кремлевских ворот (Троицких и Тайницких), что возникали даже судебные дела. Уход за старыми Спасскими часами требовал большой опытности, и ведовавшая ими в 1688 году вдова умершего часовщика Улита Данилова обвинялась, например, в том, что держит часы «не уставно, по многим временам часы мешаютца», бывает и так, что «один час продлится против двух часов» и наоборот - «бывает в одном часе два часа поскорит». Как курьез можно отметить, что чинившие в XVIII веке Спасские часы немецкие мастера, из озорства, заставили куранты разыгрывать над Москвою архинемецкую мелодию: «Ах, мой милый Августин».

По Красной площади, от Спасских до Никольских ворот, зубчатая линия кремлевской стены тянется на одной высоте, без обычных «прыжков» вверх или вниз. На середине ее пробега от одних ворот до других высится Сенатская башня, типичная для других кремлевских башен, не имеющих ворот.

Если в Спасских воротах можно еще хоть с трудом угадывать их прежний итальянский вид, то от Никольских ворот 1491 года не осталось ничего. После взрыва 1812 года башня была выстроена в готическом стиле, нимало, впрочем, не похожем на своеобразную готику Спасских ворот. При этой перестройке исчезли бойницы башни и другие признаки ее военного назначения, и она приобрела облик немецкой кирки. Никольские ворота прежде были грубо заштукатурены и перекрашены, но теперь новая штукатурка отбита и выступила прежняя, розовая окраска стен башни, придающая ей оригинальное, но отнюдь не военное впечатление.

За Никольскими воротами идет угловая башня - Собакина (25). Напоминая по общему своему строению другую угловую башню того же прясла стены - Беклемишевскую, она отличается от нее еще более суровым крепостным видом. По массивности ее шестнадцатигранных стен, прорезанных маленькими окошечками бойниц, и прекрасно сохранившемуся второму этажу, такому же массивному и грозному, она могла бы играть роль центральной башни (донжона) в любом из европейских средневековых замков. Башня эта глубоко сидит в земле, и в нижнем ее этаже есть резервуар для воды, беспрерывно бившей из мощного подземного ключа, над которым высится эта охраняющая его твердыня. Как пользовались раньше этим родником и куда уходила из него беспрерывно прибывающая вода, которую в 1894 году не могли откачать целые сутки,- неизвестно; теперь же вода эта, кажется, исчезла. Под башней был подземный ход, который исследовал частично в первой половине XVIII века пономарь Конон Осипов, бесплодно искавший в недрах Кремля таинственную библиотеку Грозного. Ход этот, по-видимому, еще существует и теперь, заваленный землею; по крайней мере, в 1894 году его пытались расчистить, но дело стало из-за отсутствия средств (26).

Сравнивая Беклемишевскую и Собакину башни с третьей угловой башней - Водовзводной, нельзя не заметить, насколько отличается от них последняя, утратившая всю свою грозность. Возможно, конечно, что она и истарь не была во всем похожею на твердыни Беклемишевской и Собакиной башен, но трудно допустить, чтобы строители крепости могли создать на таком важном пункте, как оборона подступов к Кремлю с татарской стороны (27), ту грациозную, чисто декоративную башню, какую видим теперь.

От Собакиной башни кремлевская стена делает поворот и идет по берегу незримой Неглинки. Первая башня на этом участке стены - Арсенальная - стоит предположительно на том месте, где высились угловые башни кремлей Калиты и Донского; древняя кремлевская стена шла отсюда к Москве-реке, к следующей угловой башне, стоявшей, по-видимому, между Второю Безымянною и Петровскою башнями южного прясла стены.

За Арсенальною башней, через две сотни сажен, башня Троицких ворот, служащих теперь входом в Кремль для пешеходов. Спасские ворота были главным, так сказать, «торжественным» входом в Кремль, а Троицкие занимали второе место. Из этих ворот нередко выходили патриархи навстречу царям и иконам, из этих же ворот выносили из Кремля покойников.

Говоря вообще. Троицкие ворота являются повторением Спасских, при меньшей высоте и менее богатом архитектурном убранстве. Ворота эти перестраивались много раз и в конце шестидесятых годов были перестроены заново с обращением отводной стрельницы в помещение для архива министерства двора. От этих перестроек башня приобрела несколько неуклюжий вид, особенно если смотреть на нее сбоку: верх башни кажется не соответствующим ее чересчур грузному низу. Особенностью Троицких ворот является длинный каменный мост через Неглинную речку (Александровский сад теперь) и так называемое предмостное укрепление - изящная белая башня Кутафья, сменившая более солидную боевую башню, какую можно видеть на планах Москвы начала XVII века на месте современной, чисто декоративной Кутафьи (28).

От Троицких до Боровицких ворот на стене две глухие непроезжие башни обычного для Московского Кремля типа: Комендантская и Оружейная (Конюшенная), стройный верх которой очень близок ко Второй Безымянной башне. Около Оружейной башни Александровский сад образует высокий холм, придающий живописность виду на стены Кремля в этом месте, особенно зимою.

Ближайшее и более детальное изучение архитектурных особенностей кремлевских башен приводит к странному на первый взгляд заключению. При всем кажущемся однообразии башен, представляющихся как бы архитектурными деталями единого по замыслу здания, мы не найдем двух совершенно одинаковых, не встретим точных повторений даже в таких одновременно создававшихся их частях, как вышки XVII столетия. Ширина и высота оснований шатров, число и форма оконных отверстий, стройность самих шатров, обработка башенок над ними - всюду различны при несомненной общности их характера, при целостности ансамбля. Так было и всегда в древнерусском зодчестве, обладавшем великою тайной приведения к единству самых разнородных элементов, созидания гармоний и ансамблей из величин, казалось бы, несовместимых.

Любопытно отметить, что каждая из сторон образуемого кремлевскою стеной треугольника имеет по семи башен (считая, конечно, и угловые). И это не простая случайность, как не случайно и помещение главных проездных ворот Кремля - Спасских, Троицких и Тайницких - приблизительно посередине каждого из прясел; не случайно и то, что некогда на всех этих трех воротах были часы. Но при всех этих повторяющихся элементах каждое из трех прясел кремлевской стены имело свой особый характер, свою «физиономию», отвечавшую значению того или иного прясла. Обращенное к центру города - торговому посаду - прясло Степы со Спасскими воротами было наиболее нарядным и имело трое проездных ворот (Константиновские, Спасские и Никольские). Вторым по нарядности было прясло по Неглинной речке, тоже обращенное в сторону населенных местностей Москвы, с двумя проездными воротами - Троицкими и Боровицкими. Третье, южное прясло было наиболее бедным по убранству, но зато и наиболее грозным; в нем были уже лишь одни проездные ворота - Тайницкие.

Можно было бы, конечно, продолжать и дальше раскрытие этих архитектурно-художественных замыслов первых строителей стен - итальянцев и их сотрудников XVII века - неведомых русских зодчих, воздвигавших шатровые верхи кремлевских башен, как бы уничтожавших военный облик Кремля, стремившихся придать грозной крепости облик сказочного городка. Но и сказанного достаточно для зрителя, умеющего слушать, как «говорят камни». В летние лунные ночи и в морозные зимние вечера, когда не так назойливо въедаются в глаза поздние доделки и сооружения в Кремле, разве только безнадежно глухой для поэзии человек-кремень не почувствует чар Московского Кремля, сказка веков которого столько раз вдохновляла художников слова и кисти.