Скачать

Российская эмиграция в Югославию в первой половине ХХ века

В процессе формирования послеоктябрьского российского зарубежья принято выделять три этапа – три «волны». Первая «волна» - эмиграция времен революции, гражданской войны и первых послереволюционных лет. Вторая «волна» - эмиграция, возникшая в годы Второй мировой войны. Третья «волна» эмиграции из России приходится на 1970-80-е гг. В настоящее время Россия переживает новый этап эмиграции.

Эмиграционные процессы, как правило, порождаются значительными социальными переворотами. Третья российская революция и гражданская война не составили исключения, породив соответственно три основные объективные причины послеоктябрьской эмиграции: 1) смена власти в государстве и коренное изменение в России всей системы общественных отношений; 2) развернувшаяся в стране вооруженная борьба и связанное с ней резкое и существенное ухудшение условий жизни всех членов общества; 3) насильственное выдворение за границу граждан России в результате большевистского террора.

В соответствии с причинами, послужившими решающим мотивом для выезда за рубеж, часть отечественных историков выделяет две основные категории русских эмигрантов послереволюционной волны. По мнению Н.Е. Соничевой(1), к первой категории относятся те, кого принято называть политическими эмигрантами, т. е. это люди, которых не устраивала, прежде всего, сама победа Октябрьской революции, лишавшая их прежнего общественного положения и собственности. Политическую часть русской эмиграции составили представители высших слоев старого общества, чьи социальные ниши либо были заняты новой правящей элитой (политики, руководители центральной и местной администрации), либо вовсе ликвидировались революцией (придворные, помещики крупная буржуазия). К ним же относятся чиновники, военныеи интеллигенты, которые не пожелали перейти на службу к Советской власти, рассчитывая на контрреволюцию или не видя для себя достойного места в новой России.

Вторая категория представляет собой неполитическую часть эмиграции, и ее представителей допустимо именовать просто беженцами. Их отъезд за границу был попыткой спасения от опасностей военного времени, разрухи и голода. Кроме того, многие из этих людей, насильственно мобилизованные в белую армию, приняли участие в борьбе против большевиков и справедливо опасались репрессий со стороны победителей. В эту категорию можно включить мелких сельских собственников (казаков, крестьян), основную массу средних городских слоев (служащих, торговцев, ремесленников), рабочих и неполитизированную часть интеллигенции (в том числе многих видных деятелей науки и искусства, искавших за рубежом более подходящие условия для своего творчества). О представителях этой категории можно с уверенностью сказать, что если бы революция развивалась мирно и не сопровождалась бы разрухой и голодом, то они остались бы на Родине.

Но большинство отечественных историков (В.И Косик, Е.В Алексеева, В.Д Козлитин, В.А. Тесемников(2) и др.) не разделяют понятия «беженец» и «политический эмигрант». Эта точка зрения кажется более убедительной, поскольку в архивных документах эти термины трактуются однозначно. Далее в ходе работы автор будет употреблять понятия «беженец» и «политический эмигрант» как синонимы или равнозначные по смыслу и по содержанию.

Результатом гражданской войны стал уход из России по экономическим, политическим и другим причинам, по различным источникам, от 1 млн.116 тыс. до 2 млн. 500 тыс. чел. Динамика расселения эмигрантов первой «волны» приведена в таблице № 1(3).

Наиболее гостеприимно эмиграция была принята на постоянное жительство в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев (с 1929 г. – Королевство Югославия). Эта славянская страна, сама пережившая серьезные экономические трудности, дала приют и оказала посильную помощь более чем пятидесяти тысячам наших соотечественников. Благожелательная политика Югославии, ставшей для многих эмигрантов из России второй Родиной, позволила им здесь найти возможность трудиться, получить образование, способствовала созданию условий для сохранения русской культуры и национальных традиций. Именно в Югославии обосновалась самая многочисленная белоармейская диаспора.

В разные годы количество русских в Югославии было разным, так как через ее земли пролегал постоянный транзитный путь из Турции и Болгарии в остальную Европу. Большинство исследователей называют цифру 50 тыс. чел. применительно к периоду 1922–1923 гг., когда русская колония в Югославии была наиболее многочисленной. В последующие годы она несколько сократилась, в период с конца 1920–30-х гг. русских эмигрантов в Югославии насчитывалось около 30 тыс. чел. К 1940 г. их численность упала до 18–19 тыс. чел., и существенно сократилась в годы Второй мировой войны и сразу после ее окончания. К 1950 г. в результате изменения политического строя Югославии и прихода к власти Иосипа Броз Тито русских в Югославии было до 8-9 тыс. чел.

Среди основных центров российского зарубежья (Франция, Германия, Турция) русская эмиграция в Королевство сербов, хорватов, словенцев (КСХС) является менее изученной. Отчасти это объясняется тем, что многие документальные свидетельства о пребывании эмигрантов из России в пределах Королевства стали доступны лишь в 1980-х гг. Однако без изучения и осмысления опыта русской диаспоры в Югославии невозможно создание целостной картины русского зарубежья.

Степень научной разработанности темы. В изучении российской эмиграции пер. пол. XX в. отечественными исследователями можно выделить два этапа, различающихся по методологии и содержанию: советский период (20-80-е гг. XX в.) и постсоветский (с 90-х гг. XX в. по настоящее время).

Что касается первого этапа, то в эти годы в условиях жесткой цензуры в советской литературе имелась лишь краткая, идеологически выдержанная информация о жизни выходцев из России за рубежом. Определение русского зарубежья как составной части враждебного капиталистического окружения было господствующим в советской историографии. В рамках этой концепции были выдержаны первые немногочисленные работы советских авторов, появившиеся уже в первой половине 1920-х гг.(4). Ту же цель – разоблачение антисоветских планов белой эмиграции ставили работы В. Белова, Н. Кичкасова(5). Их отличительной особенностью был обличительно пропагандистский характер, они были призваны показать негативную роль эмигрантов в годы гражданской войны и их антисоветскую деятельность после ее окончания.

В 1950-60-х гг. основную массу публикаций составляли не научные исследования, а работы, основанные на личных воспоминаниях бывших эмигрантов, возвратившихся в СССР после Второй Мировой войны (6).

1960-70-е гг. связаны с таким явлением как «хрущевская оттепель», проявившаяся в появлении новых тенденций и направлений в изучении российского зарубежья, связанных с некоторым ослаблением режима спецхранов и возможностью исследователей работать с материалами коллекций русского заграничного исторического архива, вследствие чего резко возросло количество различных исследований по этой теме (7).

В 1980-е гг. отечественная наука пополнилась новыми работами, авторы которых впервые обратились к различным сторонам жизни и деятельности российских эмигрантов, их политического, социально-экономического положения за рубежом, а также культурно-просветительской деятельности(8). Накопленный материал реализовался исследователями уже без жесткого отнесения всего эмигрантского сообщества в сферу «капиталистического окружения». Постепенно преодолевался и стереотип оценки российской эмиграции как образа совокупного врага. Для мемуарных трудов, увидевших свет в конце 1980-х гг.(9), характерно авторское разнообразие, неодинаковый уровень анализа обобщений, преимущественное изучение политической конфронтации между российской эмиграцией и Родиной. Тем не менее, несмотря на позитивный вклад в разработку данной проблемы, классовый, догматический подход во многих из них сохранился.

Ситуация коренным образом изменилась лишь в 1990-х гг., ознаменовавших новую веху в изучении русской политической эмиграции, когда в обстановке глубоких перемен в обществе и расширения сферы свободного творчества были напечатаны первые объективные статьи и книги о русском зарубежье, выгодно отличавшиеся творческой независимостью авторов от идеологических пристрастий. Существенный вклад в изучение русской эмиграции внесли работы В.В. Костикова, М.В. Назарова, А.В. Квакина (10). Эти авторы впервые сделали попытку дать периодизацию такому явлению как российская эмиграция, а также проанализировали процесс адаптации эмигрантов и их включение в политическую, экономическую и культурную жизнь страны, принявшей эмигрантов на постоянное место жительства.

Отдавая должное вышеперечисленным работам за вклад в разработку проблем российской эмиграции, тем не менее, необходимо отметить, что многие ее направления и аспекты еще недостаточно разработаны. Прежде всего, это касается русской эмиграции в Королевство сербов, хорватов, словенцев (КСХС).

Только в конце 1980 – 90-х гг. началось исследование различных аспектов эмиграции. Именно тогда и появились первые статьи о проблемах эмиграции в КСХС (11). Это наиболее яркая, но не единственная страница многоликой истории российского зарубежья. В.А. Тесемников, Ю.А. Писарев подробно анализируют в своих исследованиях становление русской эмигрантской общины в Югославии, прослеживают сложный процесс юридического определения статуса российских беженцев в этой стране, их приобщение к политической и экономической жизни КСХС. Более широко и всесторонне авторы исследовали культурную, литературную, научную деятельность российской диаспоры. Этой проблематике посвящены исследования К.В. Никифорова, Е.П. Аксеновой и др., которые позволили проследить процесс становления и развития российской культурной жизни в Югославии, вклад русских в югославскую науку, образование и культуру.

Существенный вклад в изучение данной темы внес вышедший в 1996 г. сборник статей «Русская эмиграция в Югославии»(12). В него вошли избранные статьи белградского двухтомника и работы московских исследователей. Здесь представлены различные аспекты феномена российской эмиграции в Югославии: общие статистические данные, сведения о прибытии и размещении беженцев, вклад ряда видных представителей эмиграции в экономику, науку и искусство Югославии.

Таким образом, исходя из актуальности и степени изученности данной проблемы, целью данной курсовой работы является анализ процесса формирования и развития российской эмиграции в Югославию в пер. пол. XX в., выявление ее внутренних характеристик, системообразующих основ, факторов, обусловивших специфику ее развития.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- выявление особенностей процесса формирования и эволюции российской эмигрантской общины в Югославии;

- анализ политики руководства Югославии в отношении русских эмигрантов;

- исследование условий (образа) жизни русских эмигрантов в Югославии;

- изучение менталитета русской эмиграции в Югославии;

- анализ процесса зарождения и деятельность политических партий в Югославии;

- обозначение причин упадка и раскола российской эмиграции.

Территориальные рамки исследования. Территориальные рамки исследования охватывают территорию основных очагов локализации российской эмиграции в Югославии, центры ее общественно-политической деятельности – города Белград, Земун, Загреб, Любляна, Нови Сад, Сараево.

Хронологические рамкиисследования. Хронологические рамки исследования охватывают 20-40-е гг. ХХ в. Начальный хронологический рубеж – 20-е гг. ХХ в. – характеризуется массовой эмиграцией россиян в Югославию, вследствие произошедшей революции и последующей за ней гражданской войны. Конечный хронологический рубеж – 40-е гг. ХХ в. – определяется важным событием в истории всего человечества – Второй мировой войной, которая окончательно разделила русских эмигрантов, поставила перед русским обществом в Югославии проблему выбора. Большинству эмигрантов пришлось вновь бежать (в основном в США и Латинскую Америку) во избежание депортации в Советский Союз.

Источниковая база. Документальные свидетельства о пребывании эмигрантов из России в пределах королевства имеются во многих архивах бывших республик, входивших в состав Федеративной Югославии. Однако в связи с недоступностью данных документов, автор исследования использовал эмигрантские документы, опубликованные в отечественных сборниках «Русская эмиграция в Югославии»(13) и «Чему свидетели мы были... Переписка бывших царских дипломатов 1934 — 1940 годов»(14). Важнейшими источникам для изучения российской эмиграции первой «волны» в КСХС явились работы А. Арсеньева(15), Н.Е. Соничевой(16), которые позволили автору исследования наиболее полно представить процесс формирования русской эмигрантской диаспоры в Югославии посредством анализа статистических данных, представленных в данных работах.

Особое значение имеет мемуарная литература по данной проблематике, которая представлена трудами Б.Н. Александровского, А.М. Афанасьева, Л.Д. Любимова, Д.И. Мейснера. В.В. Шульгина(17), где современниками событий непосредственно отражена жизнедеятельность российских эмигрантов в Югославии.

ГЛАВА 1. ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В ЮГОСЛАВИЮ

§ 1. Процесс формирования и эволюции российской эмигрантской общины в Югославии

Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 3 октября 1929 г. – Королевство Югославия) было провозглашено в сербской столице Белграде 1 декабря 1918 г. на основе Сен-Жерменского мирного договора победивших в первой мировой войне стран Антанты, с одной стороны, и капитулировавшей Австро-Венгрией — с другой. Новое государство было создано путем воссоединения Сербии, Черногории и южнославянских земель распавшейся империи Габсбургов (Боснии и Герцеговины, Хорватии, Словении, Воеводины, Далмации и Славонии) под властью сербской королевской династии Карагеоргиевичей. Согласно Видовданской конституции, принятой 28 июня 1921 г., страна имела однопалатный парламент (Народную скупщину) и правительство, ответственное одновременно перед парламентом и перед монархом. Граждане получали основные демократические свободы.

Югославия стала одним из центров сосредоточения российских беженцев и эмигрантов. Многие из них надеялись, что в братской славянской стране они смогут в относительно благоприятных условиях переждать смутные времена. Королевское правительство и общественность страны доброжелательно встретили беженцев из России. Помощь русским эмигрантам и покровительство им со стороны правящих кругов объяснялись не столько классово-политическими мотивами, сколько объективными национально-государственными интересами только что возникшего Югославского государства. Оно остро нуждалось в создании и увеличении государственно-административного аппарата, научно-технических кадров и работников просвещения. Из-за огромных людских потерь в годы Первой мировой войны и весьма неспокойной обстановки на границах Югославии нужны были и квалифицированные военные. Следует отметить, что король Александр Карагеоргиевич учился в России в Пажеском корпусе, хорошо знал русский язык, культуру и как никто смог оценить, какой интеллектуальный потенциал представляет собой Зарубежная Россия. Правящие круги югославянского государства, официально заявив о своем нейтралитете по отношению к гражданской войне в России, на практике поддерживали антибольшевистские силы.

Первыми после революционных событий 1917 г. российскими эмигрантами в Королевстве были солдаты и офицеры русского экспедиционного корпуса, воевавшего в 1916 – 1918 гг. на Салоникском фронте, и военнопленные российской армии, не пожелавшие возвращаться на объятую гражданской войной родину. Приемом и размещением первых беженцев из России занимались Российская дипломатическая миссия в Белграде во главе с посланником В.Н. Штрандтманом и МВД. Частично заботу об устройстве брала на себя общественная благотворительная организация Русско-югославянский комитет. Всяческое содействие беженцам оказывали королевский двор, правительство, Сербская православная церковь.

1920 г. стал годом массового появления российских подданных в Югославии, большая часть которых прибывала в ходе организованных эвакуаций. В январе 1920 г., после поражения армии А.И. Деникина, из Новороссийска в Югославию были эвакуированы около 8,5 тыс. чел. Среди них преобладали представители интеллигенции, крупные и средние чиновники, воспитанники Пажеского корпуса и воспитанницы институтов благородных девиц, видные общественные деятели разной политической ориентации. Позже их стали называть беженцами «сербской эвакуации». Кроме этого, около 3 тыс. беженцев из Новороссийска были первоначально эвакуированы на острова Эгейского моря, а весной – осенью 1920 г. – перевезены в Югославию. Они получили название «английской эвакуации». Многие из них через Константинополь, Болгарию, Грецию или Румынию самостоятельно добирались до Королевства. По некоторым данным, к лету 1920 г. в Югославии сосредоточилось около 30 тыс. выходцев из России(18).

В октябре 1920 г. Русская армия П.Н.Врангеля была разгромлена большевиками. В ходе осенней эвакуации более 100 тыс. военных и около 50 тыс. гражданских лиц покинули Крым. Генерал П.Н.Врангель обратился к правительствам многих стран с просьбой принять и разместить офицеров и солдат разгромленной в Крыму армии(19). Одним из первых откликнулось на эту просьбу правительство КСХС. Переговоры о размещении армии велись непосредственно с правительством Югославии. С одной стороны, в них участвовали король Александр и председатель Совета министров Н.Пашич, а с другой — представитель командования армии генерал П. Н. Шатилов.

В качестве благодарности за многолетнюю поддержку южнославянских народов со стороны Российской империи королевское правительство дало согласие на въезд более 20 тыс. гражданских беженцев, предварительно заручившись обещанием французских властей оказать им денежную поддержку. Уже 18 ноября 1920 г. правительство Королевства утвердило общий план приема и расселения «крымских» беженцев. В соответствии с ним в течение ноября 1920 г.— января 1921 г. они были приняты в бухтах Котор, Бакар (близ Фиуме) и Дубровнике. Сам главнокомандующий армией барон П.Н.Врангель и его штаб обосновались в г. Сремски Карловцы, ставшем одним из политических центров белой эмиграции.

В декабре 1920 г. генерал П.Н.Врангель начал переговоры с правительством КСХС о переселении в его пределы армейских частей из района Константинополя. К середине 1921 г. эти вопросы в основном были решены. Королевское правительство согласилось принять на пограничную службу несколько тысяч белогвардейцев. В течение 1921—1923 гг. в Королевство въехало около 10 тыс. гражданских и военных лиц.

Приглашая части врангелевской армии для несения пограничной службы, правительство Югославии имело в виду, прежде всего, охрану территории (часть округа г. Кула, г. Цариброд, г. Босилеград и г. Струмица с их окрестностями), отошедшей к Югославии от Болгарии в результате подписанного 27 ноября 1919 г. Нейиского мирного договора. Договор был заключен в Нейи-сюр-Се недалеко от Парижа между побежденной Болгарией и странами Антанты и присоединившимися к ней государствами, в том числе и Сербо-хорватско-словенским королевством.

Перебравшаяся в Югославию в июне 1921 г. 1-я кавалерийская дивизия под предводительством генерала И.Г.Барбовича в полном составе (около 3 тыс. человек) вошла в корпус пограничной стражи Королевства для охраны бывших болгарских областей.

Первые обобщенные сведения о количестве и составе эмигрантов, их трудоспособности и образовании были подготовлены статистическим отделом в конце 1922 г. Они свидетельствуют о его многонациональной, сословно-профессиональной и половозрастной пестроте.

Согласно данным статистического отдела Государственной комиссии к 1923 г. на территории КСХС сосредоточилось около 50 тыс. чел., из которых примерно 21,5 тыс. являлись гражданскими лицами и около 28,5 тыс. – бывшими военнослужащими Русской армии генерала П.Н. Врангеля. Из них: 29 599 – мужчины, 12 296 – женщины, 5029– мальчики, 3350 – девочки(20). Подавляющее большинство среди беженцев составляли мужчины, что объяснялось многочисленной эвакуацией после разгрома армии генерала П.Н.Врангеля.

Первая эмиграционная волна послеоктябрьского периода наряду со своим количественным размахом отличалась и исключительной широтой, охватив все основные слои тогдашнего общества. «Одна и та же Россия по составу своему, как на родине, так и за рубежом: родовая знать, государственные и другие служилые люди, люди торговые, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция в разнообразных областях ее деятельности, – политической, культурной, научной, технической и т. д. – армия (от высших до низших чинов), народ трудовой (от станка и земли) - представители всех классов, сословий, положений и состояний даже всех трех (или четырех) поколений - в русской эмиграции налицо», – отмечала в 1930 г. поэт и критик З.Н. Гиппиус(21).

Специфической чертой русского населения Югославии можно назвать существенное численное преобладание бывших военнослужащих. Однако социальный состав белогвардейских формирований, разумеется, не был однороден. Высшее командование и кадровое офицерство было представлено почти исключительно дворянами. Среди среднего и младшего офицерского состава основная доля приходилась на выходцев из мелкой буржуазии. Рядовые же в большинстве своем были мобилизованными крестьянами и казаками.

Большое пополнение русских эмигрантов в Югославии в 1923 г. составили гражданские люди, высланные М.К. Ататюрком после провозглашения в Турции республики. Социальный состав этих беженцев был весьма разнообразен: от крупных промышленников и аристократов, интеллигенции и людей искусства до ремесленников и крестьян. Важно отметить, что в отличие от многих других стран, въезд русских в Югославию не был стеснен какими-либо квотами, визами и прочими формальностями.

В связи со значительным увеличением численности беженцев в январе 1920 г. были созданы специальные организации для руководства их приемом и расселением. 21 января 1920 г. приказом генерала А.И.Деникина учреждалась особая должность главноуполномоченного (с 1 мая 1920 г.— правительственного уполномоченного) по устройству русских беженцев в королевстве. Через месяц в Белграде начало действовать Управление (Канцелярия) главноуполномоченного, в составе которого было несколько отделов: финансовое, школьное, почтовое, труда и др. 24 января того же года правительство Королевства сформировало из представителей различных государственных ведомств, соприкасавшихся с вопросами помощи российским беженцам, Государственную (Державную) комиссию по приему и устройству русских беженцев, которая должна была проводить государственную политику по отношению к российским беженцам путем координации деятельности государственных учреждений и российских беженских организаций. Непосредственно к работе ГК приступила в июне 1920 г., ее основной задачей было распределение финансов, выделенных правительством Югославии на нужды беженцев. Всеми вопросами, связанными с прибытием и пребыванием на территории Югославии армии П.Н.Врангеля, ведало военное министерство.

Весной 1920 г. в Белграде открыли свои представительства Российское общество Красного Креста (РОКК), Всероссийский земский союз (ВЗС) и Всероссийский союз городов (ВСГ). Помощь и защита интересов беженцев входили в задачу и таких органов, сформированных в их среде, как Комитет помощи беженцам и выборные правления колоний, возглавляемые Бюро съездов представителей колоний Королевства СХС. Они занимались в первую очередь устройством эмигрантов на работу, бытом, рассматривали различные жалобы и претензии.

Поражение антибольшевистских сил в гражданской войне и эвакуация Крыма вызвали необходимость новых изменений в управлении делами российских беженцев в Югославии. Возросла роль Государственной комиссии по приему и устройству русских беженцев и наоборот, уменьшилось значение правительственного уполномоченного, должность которого в октябре 1921 г. была ликвидирована.

Первым руководителем ГК (до января 1925 г.) был один из лидеров сербской Радикальной партии, член парламента, бывший министр внутренних дел Л. Йованович Однако вскоре по инициативе короля Александра новым главой ГК был назначен профессор А. Белич, известный не только своими трудами в области лингвистики, но и выступлениями по проблемам внешнеполитической стратегии Королевства. На этом посту он находился до 6 апреля 1941 г (бомбардировка Белграда), когда ГК прекратила свою работу.

Первоочередная задача ГК состояла в приеме беженцев, обеспечении их кровом и врачебной помощью, а также трудоустройстве через специально созданные «бюро труда». На содержание беженцев королевское правительство ежемесячно выделяло ГК миллионы динаров. Сумма эта не была фиксированной: в 1922 г. она составляла 6 млн. дин., в 1927 г. – 3,5 млн. дин.

Структура ГК складывалась в течение 1921 – 1924 гг. и затем оставалась практически неизменной. Одним из первых в 1921 г. в составе ГК был создан статистический отдел, ведающий регистрацией прибывающих в Югославию беженцев из России.

В 1919—1920 гг. юридический статус российских беженцев в КСХС был достаточно определенным — граждане России, временно проживающие на территории Королевства. В последующие годы они получили статус политических беженцев. Однако в связи с отсутствием нормальных дипломатических отношений между Югославией и Советской Россией в общественном положении российских беженцев оставалось много неясных вопросов. Служащие Российской дипломатической миссии с согласия правительства КСХС на основании свидетельских показаний устанавливали личность беженца в случае утери им своих документов. Правительство признавало юридическую силу документов российских беженских организаций. На основании удостоверений и рекомендаций эмигрантских организаций власти выдавали документы на право проживания в Королевстве. С появлением нансеновского паспорта - международного документа, который удостоверял личность беженца, признававшегося 31 государством и по которому более 25 тыс. россиян поселились в США, Австрии, Бельгии, Болгарии, Югославии и других странах процесс определения юридического статуса российских беженцев был несколько упрощен.

В Югославии, в отличие от западноевропейских стран, свидетельства и дипломы об образовании, воинские звания, полученные в России до Февральской революции, а также научные степени считались имеющими законную силу. Российские подданные, по сравнению с подданными других государств, находились в явно привилегированном положении. До конца 1920 г. они имели право свободного выбора места жительства (с лета 1920 г. – за исключением нескольких крупных городов), свободы передвижения по стране, занятия предпринимательством (вплоть до валютных операций), занятия должностей в армии и государственном аппарате.

 Место и характер расселения беженцев определялись главным образом наличием работы в том или ином регионе страны. В них нуждались восточные и южные районы, особенно пострадавшие во время Первой мировой войны, северо-восточные сельскохозяйственные области, входившие до 1918 г. в состав Австро-Венгерской монархии и теперь подверженные миграции (немцы, чехи, венгры уезжали из Королевства). Центральная часть государства – Босния и Сербия – испытывали большую нужду в рабочих руках на заводах, фабриках и промышленных предприятиях, на строительстве железных и шоссейных дорог, куда направлялись главным образом военные. В начале 1920-х гг., в первые годы изгнания, существовала возможность трудоустройства групп эмигрантов, так как в ряде случаев работодатели предпочитали иметь дело с коллективами, например, при постройке дорог, железнодорожных путей и пр. Таким образом, в КСХС возникли значительные «групповые образования», особенно в Сербии, где власти сознательно поощряли создание общин эмигрантов, преимущественно в сельской местности.

На территории Королевства СХС возникло около 300 малых «русских колоний» в Загребе, Новом Саде, Панчево, Земуне, Белой Церкви, Сараево, Мостаре, Нише и других местах. Самыми многочисленными были колонии русских беженцев в городах Белград, Земун, Сараево, насчитывавшие несколько тысяч человек. Связано это было не только с возможностью найти работу в крупных городах, но и с тем, что они являлись культурными центрами страны, дававшими простор для реализации профессионального и творческого потенциалов беженцев. В других городах Королевства – Загребе, Любляне, Скопле и др. – русских было значительно меньше. Отчасти это объяснялось стремлением большинства православных эмигрантов «осесть» в соответствующих конфессионных областях, а также настороженно-холодным отношением иных религиозных конфессий к православным беженцам из России. Большое количество малочисленных колоний русских беженцев было расположено в Сербии.

В январе 1921 г. правительством были установлены более строгие правила передвижения беженцев по территории Королевства. МВД дало распоряжение местным властям взять на учет всех российских беженцев, каждому выдать удостоверение личности и запретить без разрешения властей покидать место, которое им было определено для проживания. Ограничения вселения к весне 1921 г. были установлены для Белграда, Земуна, Загреба, Любляны, Нови Сада, Сараево и некоторых других городов. Проживание в них, ввиду перенаселенности этих городов, разрешалось властями только в тех случаях, когда беженцы были связаны с данными городами какими-либо занятиями или службой.

До 1924 г. статистический отдел группировал сведения об эмигрантах отдельно по эвакуациям (в соответствии с организаторами): французская (крымская), английская, сербская. С 1925 г. стал вестись единый список эмигрантов по алфавитному принципу, кроме того, отдельно учитывались колонии беженцев.

В 1921 г. окончательно сложилась система местного самоуправления колоний российских беженцев. Их внутренняя жизнь регулировалась «Положением о колониях русских беженцев в Королевстве СХС»(22), утвержденным Государственной Комиссией по приему и устройству русских беженцев 10 марта 1921 г. Согласно «Положению», все российские беженцы независимо от категорий (эвакуации), к которым они принадлежали, группировались по месту жительства в колонии. Их члены обоего пола (не моложе 21 года) на общем собрании избирали на один год председателя (старосту, представителя) колонии или, при численности колонии более 25 человек, правление в составе от 4 до 9 человек для попечения о нуждах беженцев и посредничества между ними и правительственными учреждениями. МВД Югославии предписало местным властям решать все вопросы беженцев при участии правлений колоний. В письме по этому поводу указывалось, что «каждый русский беженец по всякому делу должен обращаться в правление, которое дает свое заключение и передает надлежащим образом просьбу властям». На практике основное содержание работы правлений колоний состояло в получении из Белграда от ГК денежных пособий и выдаче их членам колонии.

§ 2. Проблемы адаптации эмигрантов

Первые годы пребывания в Югославии оказались для большинства российских эмигрантов самыми трудными. Значительная их часть находилась в тяжелом материальном и моральном положении. Многие из них пережили окончательный крах надежд на скорое возвращение и осознали необходимость приспособления к новым условиям. Для тысяч российских эмигрантов это было время резкой смены привычного образа жизни, время поисков места постоянного жительства, жилища, работы, с заботами о детях, больных и престарелых. Значительную помощь им оказывало правительство Королевства СХС, различные благотворительные организации.

Жизнь русских эмигрантов в новой среде была ограничена, с одной стороны, характерными особенностями, которые делали их непохожими на окружение, а с другой, самим окружением, его спецификой, возможностями и потребностями. Как известно, в югославском, а особенно в сербском обществе существовали традиционные понятия о России и русских, нашедшие отражение в подчеркнутом русофильстве большей части населения. С другой стороны, русские имели весьма туманное представление о сербах, Сербии и Югославии. Эти стереотипы, сформировавшиеся на базе исторического опыта, конечно же, не смогли выдержать испытания повседневностью, но они, по крайней мере, в первое время, определили взаимоотношения беженцев и нового окружения. Высшие органы власти в Югославии подчеркивали, что наряду с гуманитарными соображениями они, прежде всего, руководствовались историческими причинами, делая акцент на связях России и Сербии во время Первой мировой войны. Премьер-министр Н. Пашич заявил 25 января 1922 г. на заседании Народной скупщины: «...Что касается России, дело вам хорошо известно. Мы, сербы, а также и другие наши братья, которых нам довелось освободить и объединить, мы все благодарны великому русскому народу, поспешившему нам на помощь от погибели, которой нам угрожала Австро-Венгрия, объявив войну. Если бы Россия не совершила этого, если бы не встала на нашу защиту, мы бы погибли... (Россия) увлекла и своих союзников, и мы были спасены от смерти. Мы этого не можем забыть. Мы сейчас приняли русских эмигрантов, и мы их принимаем без различия, к какой партии они принадлежат, мы в это не вмешиваемся. Мы только желаем, чтобы они остались у нас, мы их примем, как своих братьев, и пусть они располагают свободой...». Об этом же в 1921 г. говорил председатель скупщины и глава Государственной Комиссии по делам русских беженцев Л. Стоянович: «Многие причины определяют наше поведение по отношению к нашим русским братьям. Здесь чисто человеческие чувства, здесь славянская солидарность, здесь - и это выше всего прочего - наш огромный долг перед прежним, и особенно нынешним, поколениями русских, которые и в старые времена, и в недавнем прошлом, и в последнее время сделали столько добра нашему народу. Все это, вместе взятое, требует от нас, чтобы мы своих братьев не бросили и не оставили без помощи»(23).

Позиция, сформулированная Л. Стояновичем, проводилась в жизнь государственными органами с первых дней прибытия русских беженцев на югославскую землю. В Белграде и после революции не прекратило деятельность русское посольство, оно существовало вплоть до 1924 г., а после того как под давлением СССР его деятельность была формально прекращена, фактически оно было просто переименовано в «Делегацию по защите интересов русских беженцев» с тем же руководством.

Ряд исследователей отмечает такую специфическую особенность психологического состояния российских эмигрантов пер. пол. XX в. как своеобразный разрыв между реальным положением человека в социальной структуре страны пребывания и представлениями как своими, так и ближайшего окружения, о месте данного человека в среде других людей. Русский человек столкнулся в Югославии с новым общественным окружением. С обществом, в котором имелись свои обычаи и потребности, менталитет, ограничения и разделительные линии. В новой стране на Россию вообще и на русского человека в частности смотрели различными глазами: в вост