Скачать

Жизнь Сергия Радонежского

СОДЕРЖАНИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ I. ЮНОСТЬ И ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ

РАЗДЕЛ II. ИГУМЕНСТВО И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

ВЫВОДЫ


ВСТУПЛЕНИЕ

В современной истории России после советского периода начали вновь изучать жизнь церковных деятелей, которые влияли на ход русской истории. Появляются работы, где идёт оценка только исторической роли, и отбрасываются все легендарные и мистические события, а также есть работы, где в серьёз говорится обо всех чудесах, которые совершали русские святые. Несомненно, одним из самых первых и самых почитаемых святых был Сергий Радонежский. Ещё Е. Голубинский в конце XIX в. в своём произведении «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра» писал: «Во главе многочисленного сонма русских подвижников стоят три великие, поистине всероссийские, подвижника: преп. Антоний и Феодосий Печерские и преп. Сергий Радонежский. На всём обширном пространстве Русской земли нет простого человека, который не знал бы об Антонии и Феодосии Печерских и который не знал бы о Сергии Радонежском; на всём обширном пространстве Русской земли не найдётся простой женщины, которая не учила бы детей своих молиться: «преподобные Антоний и Феодосий Печерские, преподобный Сергие Радонежский молите Бога о нас грешных». Святые Антоний и Феодосий воссияли при начале нашего христианства в Киевских пределах нашего отечества. Святой Сергий, через три столетия после Антония и Феодосия, воссиял в Московских пределах нашего отечества».

В. Ключевский же сравнивает Сергия Радонежского с митр. Алексием и св. Стефаном Пермским, а также говорит про его исключительную роль: «Есть имена, которые носили исторические люди, жившие в известное время, делавшие исторически известное жизненное дело, но имена, которые уже утратили хронологическое значение, выступили из границ времени, когда жили их носители. Это потому, что дело, сделанное таким человеком, по своему значению так глубоко захватило жизнь дальнейших поколений, что лицо, сделавшие это дело, из исторического деятеля превратилось в народную идею. Таково имя Преподобного Сергия: это не только назидательная, отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного народного содержания».

Какое же такое дело совершил Сергий Радонежский, что его имя стало, освящено сквозь столько столетий истории. Для этого необходимо припомнить то время, в которое жил великий святой. Он родился тогда, когда умирали те люди, которые видели нашествие татар. Во всех людях всё ещё был жив ужас того разгрома, который постоянно подновлялся многократными местными нашествиями татар. Разгром привёл не только к материальному разорению, но и к духовному разорению. В то время мать пугала ребёнка лихим татарином. Хронический ужас одного поколения мог превратиться в народную робость, в черту национального характера. Но одна из основных черт русского народа, вне всякого сомненья великого народа, в том, что есть такая способность подниматься на ноги после падения.

В то время как все окраины Руси страдали от внешних врагов, срединное Московское княжество оставалось безопасным и накапливало силы, и со всех краёв туда потянулись бояре и простые люди. Иван Калита применял все доступные средства в борьбе с более сильными владимирскими князьями. Тогда же устроилось так, что русский митрополит, живший во Владимире, стал жить в Москве. Когда же это случилось, то все жители Руси почувствовали, что татарские опустошения прекратились, и наступила тишина на русской земле. Так в первой половине XIV в. подросло поколение, выросшее под впечатлением этой тишины. К этому поколению относились и 40-летний Алексий и 20-летний искатель пустыни, будущий преп. Сергий, а в Устюге у бедного соборного причетника родился сын, будущий просветитель Пермской земли св. Стефан. Тесная дружба и взаимное уважение соединяли всех троих. Митр. Алексий навещал Сергия в его обители и советовался с ним и видел его своим приемником. Также существует рассказ в житии преп. Сергия о проезде св. Стефана Пермского мимо Сергиева монастыря, когда оба они на расстоянии 10 вёрст обменялись братскими поклонами. Все трое делали свой вклад в общее дело – укрепление Русского государства. В их лице сошлись для общего дела три основные части Русской земли: Алексий, сын черниговского боярина-переселенца, представлял старый киевский юг, Стефан – новый финско-русский север, а Сергий, сын ростовского боярина-переселенца, великорусскую середину. Роль Сергия была в том, чтобы народ смог укрепить свои нравственные силы и смог сбросить вековое порабощение и уныние. Нравственному воспитанию народа и посвятил свою жизнь преп. Сергий. Чтобы укрепить нравственную дисциплину, необходимо было воспользоваться самым доступным и понятным для народа методом: живой пример, наглядное осуществление правила. Он начал с самого себя и продолжительным уединением, исполненным трудов и лишений среди дремучего леса, приготовился быть руководителем других пустынножителей. Жизнеописатель Епифаний, который сам жил в обители, описывает, как Сергий был для братии поваром, пекарем, мельником, дровоколом, портным, плотником и кем угодно, но служил как раб купленный.

Но главное событие, которое проходило при жизни Сергия Радонежского, а потом переросло в сложный и продолжительный исторический процесс, состояло в том, что народ, привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался, наконец, с духом, встал на поработителей и не только нашёл в себе мужество встать, но и пошёл искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов. И мы знаем про ту роль, которую сыграл в этом событии 1380 г. преп. Сергий: он благословил на этот подвиг главного вождя русского ополчения, сказав: «иди на безбожников смело, без колебания, и победишь», – и этот молодой вождь был человек поколения, возмужавшего на глазах преп. Сергия и вместе с войском бившегося на Куликовом поле. Этого вождя звали Дмитрием Ивановичем, после этой битвы прозванного Донским.

Чувство нравственной бодрости, духовной крепости, которое преп. Сергий вдохнул в русское общество, ещё живее и полнее воспринималось русским монашеством. В жизни русских монастырей со времени Сергия начался замечательный перелом: заметно оживилось стремление к иночеству. В бедственный первый век ига (1240–1340 гг.) возникло всего каких-нибудь десятка три новых монастырей. Зато в следующие столетие (1340–1440 гг.), когда Русь начала отдыхать от внешних бедствий и стала приходить в себя, было основано до 150 новых монастырей. Таким образом, древнерусское монашество стало показателем нравственного состояния мирского общества: стремление покидать мир появлялось не из-за того, что в нём скопилось много бедствий, и в нём было жить невыносимо, а из-за того, что в нём возвышались нравственные силы. До Сергия монастыри в основном возникают возле больших городов; после него численный перевес получают монастыри, возникавшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне. Теперь к борьбе с духовными недостатками человека добавилась новая борьба с неудобствами внешней природы; и скорей всего эта вторая цель стала новым средством для достижения первой.

Колонии Сергиевской обители, монастыри, основанные учениками преподобного или учениками его учеников, считались десятками, составляли почти четвёртую часть всего числа новых монастырей во втором веке татарского ига, и почти все эти колонии были пустынные монастыри подобно своей митрополии. До половины XIV в. основная масса русского народа была зажата в междуречье Оки и верхней Волги, жили здесь по немногим расчищенным от леса и болот полосам удобной земли. Оставался открытым путь на север и северо-восток в глухой край, где проживали дикари-финны. Монах-пустынник и пошёл туда смело разведчиком. Лесные монастыри становились здесь опорными пунктами крестьянской колонизации.

Напутствуемые благословением старца, шли борцы, одни на юг за Оку на татар, другие на север за Волгу на борьбу с лесом и болотом.

Примером своей жизни преп. Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нём доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в своё будущее.

Актуальность этой работы заключается в том, что Сергий Радонежский в своё лихое время проповедовал среди народа духовность, которая в наше время исчезла как в России, так и в Украине. После развала социалистической системы на бывшей территории СССР создался идеологический вакуум, который ничем не заполняется. Этот вакуум можно заполнить истинно русской православной моралью. Для того чтобы поднимать эту духовность люди должны знать биографии таких людей как Сергий Радонежский.

Первым источником, который использовался в данной работе, было произведение Е. Голубинского, «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра». В этой книге используется исторический подход в изучении личности Сергия Радонежского, но главное внимание уделяется не преподобному, а историческим событиям, которые происходили в это время. Эта работа первая биография святого, в которой был использован исторический подход. До этого существовали два жития и поздние их переписи, которые дополнялись и изменялись. Эта великого историка русской церкви и к тому же дореволюционная, поэтому её постоянно используют в подобных роботах.

Следующей книгой, использованной в работе, было произведение Никона Рождественского «Житие и подвиги Преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца», опубликованная в 1885 г. и ставшая наиболее полным жизнеописанием святого. Но так как книга написана человеком церковным, то много место уделено вопросу о самой святости Сергия.

Третьей книгой было произведение Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский», написанное в 1920-е года в Париже белым эмигрантом и в то время имело большую популярность на западе. Книга написана в публицистическом стиле и понятным языком, но в ней приводятся уже новые, независимые и дерзкие предположения.

Четвёртой и последней книгой, использованной на прямую в работе, было произведение Скрынникова «Митрополит Алексий и Сергий Радонежский», в котором не обращается внимания на святость Сергия, а в основном говорится про исторические события в его время и его роли в них.

Жизнь Сергия Радонежского не достаточно освещена в российской истории и поэтому её изучение следует продолжать, искать новые связи с другими великими деятелями той эпохи и т. д.

Хронологические рамки данной роботы не ограничиваются годами жизни Сергия Радонежского, а примерно выступают на 20 лет до рождения и на 30 лет после смерти, т. е. 1300-е и 1420-е годы. Но в этот достаточно большой для истории период времени входит жизнь одного человека, на фоне которой развиваются события всероссийского масштаба.

Региональные рамки не ограничиваются Троице-Сергиевой лаврой, Москвой и ближайшими городами. Действия, касающиеся личности Сергия Радонежского происходят в Ростове, Хотькове, Радонеже, Троице-Сергиевой лавре, Москве, Нижнем Новгороде, Константинополе, Золотой Орде и на Куликовском поле.

сергий игуменство радонежский жизнь святой


РАЗДЕЛ I. ЮНОСТЬ И ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ

Точно неизвестно когда родился великий подвижник, это было в первой четверти XIV в. в Ростовской земле. На основании косвенных свидетельств источников историки называют такие даты рождения Сергия Радонежского: 1322 г., 1320 г. и даже 1314 г. Зато, известно число и месяц рождения великого святого – это 3 мая. Священник дал ему имя Варфоломея, по дню празднования памяти святого Апостола Варфоломея, потому как этого требовал тогдашний церковный обычай. Это имя по своему значению означало – сын радости.

Как известно Варфоломей дал о себе знать за долго до своего рождения, здесь уместно привести рассказ из «Жития Сергия Радонежского», которое было написанное Епифанием Премудрым, учеником великого святого, в 1417–1418 гг.:

«И свершилось чудо до рождения его (Сергия Радонежского): случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать. Когда ребёнок ещё был в утробе матери, однажды – дело было в воскресенье – мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли, молча, тогда внезапно младенец начал кричать в утробе матери, так что многие ужаснулись от этого крика – преславного чуда, совершившегося с этим младенцем. И вот снова, перед тем, как начали петь херувимскую песнь, то есть «Иже херувим», внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз, так что по всей церкви разнёсся голос его, так что и сама мать его в ужасе стояла, и женщины, бывшие там, недоумевали про себя и говорили: «Что же будет с младенцем?» Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая святым!» - младенец снова, в третий раз, громко закричал». Дальше говорится, что смущённая мать едва не упала от страха, и сразу начала плакать. Её окружили, рядом стоящие женщины, и, наверное, желая помочь успокоить плачущего младенца, стали спрашивать, где у неё ребёнок. Но поняв, что младенца нет, а мать носит его в чреве, сказали ей: «Как может быть дарован голос до рождения младенцу, ещё находившемуся в утробе?» Она же ответила: «Я тому и сама удивляюсь, вся объята страхом, трепещу, не понимая случившегося». Если же верить этому рассказу, то печать святости на Сергии лежала уже с детства.

По древнему преданию, имение родителей Сергия, бояр ростовских Кирилла и Марии, находилось не в самом Ростове, а в его окрестностях, по дороге в Ярославль. Преп. Сергий по происхождению был дворянин: его отец был служивый человек Ростовских удельных князей и входил в состав так называемого боярства, будучи членом правительственной думы или совета князей. Кирилл состоял на службе сначала у Ростовского князя Константина II Борисовича, а потом у Константина III Васильевича; он не раз сопровождал их в орду, как один из самых близких к ним людей; владел достаточным по своему положению состоянием; но по простоте тогдашних нравов, живя в деревне, он не пренебрегал и обычными сельскими трудами; мы увидим потом, что Кирилл посылал, например, своего малолетнего сына за конями.

Значит, маленький Варфоломей умел, и спутать их, и обратить (3). И подведя к какому-нибудь пню, ухватив за чёлку, вспрыгнуть, с торжеством рысцою гнать домой (3).

Несомненно, то, что родители Варфоломея были глубоко религиозными людьми и как пишет Зайцев, что особенно они были «страннолюбивы», т. е. помогали бедным и охотно принимали странников. Вероятно, именно это ощущение странственной жизни и дало начало тем мечтаниям об уединёнии и спокойствии в глубоком лесу. Кроме него у родителей было ещё двое детей: старший сын Стефан и младший – Пётр. Родители, хотя и были «бояре знатные», по-видимому, жили просто, были люди тихие спокойные, с крепким и серьёзным складом жизни.

В семь лет Варфоломея отдали учиться грамоте вместе с его братьями. В то время вообще смотрели на обучение грамоте, как на дело священное: без грамоты невозможно было прочитать и понять Библию, а также другие священные книги. В школы грамотности, которых в то время вообще было немного, попасть было трудно и потому туда попадали лишь люди избранные, т. е. дети боярской верхушки каковыми и были Варфоломей с братьями. Эти школы учреждались попечениями епископов и вообще духовенства, учителями в них попадали, конечно, люди богобоязненные. Поэтому Варфоломей с детства впитывал православную мораль. Два его брата учились хорошо и успевали по учёбе, хотя Петру в то время не было и шести лет, а Варфоломей оказался тупым и часто подвергался наказаниям от учителей и осмеяниям сверстниками. Да и сам он напрягал все усилия: проводил ночи над книгой и, укрывшись от людей, плакал, и часто со слезами молился втайне Богу о даровании ему разумения грамоты, и молитва его была услышана. Например, Епифаний Премудрый приводит в своём «Житии» такой рассказ:

«Однажды отец послал его (Варфоломея) искать лошадей, он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося. Отрок же, увидев его, сначала смиренно поклонился ему, затем приблизился и стал около него, ожидая, когда тот кончит молитву. Когда кончил молиться старец, то подозвал к себе Варфоломея, и благословил его, и поцеловал его во имя Христа, и спросил его: «Чего ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок же сказал: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для чего я отдан был учиться. Ныне скорбит душа моя, так как учусь я грамоте, но не могу её одолеть. Ты же, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте». О чём они беседовали дальше, мы не знаем, но Варфоломей пригласил старца домой. Родители приняли старика хорошо, как они обычно принимали и всех остальных странников. Позже старец позвал ребёнка в молельную и велел читать псалмы, но мальчик сказал, что не умеет. Но посетитель сам дал книгу, при этом повторив приказание. Тогда Варфоломей начал читать, и все были поражены, как он читает хорошо (3). После этого гостя накормили, и старец сказал, что Варфоломей хорошо станет понимать св. Писание и будет хорошо читать. Затем прибавил: «Отрок будет некогда обителью Пресв. Троицы; он многих приведёт за собой к уразумению Божественных заповедей». С этого времени Варфоломей читал уже любую книгу без запинки, и как утверждает Епифаний – даже обогнал товарищей. Сейчас даже молятся преп. Сергию о даровании разумения грамоты.

Хотя мы и видим, что Варфоломей обогнал своих сверстников по учёбе, но всё же, его главная сила не в научных знаниях: в этом ведь он ничего не создал. Ведь даже умение читать будущий преп. Сергий приобрёл неестественным путём, а с помощью божественной силы. Борис Зайцев говорит, что, пожалуй, Епифаний, человек образованный и много путешествовавший по св. местам, написавший жития св. Сергия и Стефана Пермского, был выше его как писатель, как учёный. Гений мальчика Варфоломея вёл его другим путём, где менее нужна наука. Сергий, кажется, принадлежал к тем, кому обычное даётся тяжко, и посредственность обгонит их – зато необычное раскрытое целиком (3).

Через несколько лет после этого, как утверждает Епифаний, он стал поститься строгим постом и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни питался хлебом и водой; по ночам часто бодрствовал и молился. Мать часто отговаривала его от постов и всенощных бдений, говоря, что ему всего лишь двенадцать лет. Но мальчик просил не отговаривать его от того, что он делает. Так вырастал и духовно укреплялся будущий преп. Сергий. И как пишет Никон Рождественский в своём «Житии», что Сергий скоро понял, что ещё в отроческом возрасте страсти уже начинают про являть свою губительную силу, которую сдержать стоит не малого труда; а кто хоть раз поддастся в юности их влечению и попустит им связать себя порочными склонностями, тому и подавно тяжело преодолеть их. И вот Варфоломей принимает все меры, чтобы оградить себя от их воздействия, и пресекает все пути, с помощью которых они могут попасть к человеку. Так, прежде всего он уклоняется от детских игр, шуток, смеха и как бы сторонится своих сверстников и вообще общества.

Когда будущему святому было около пятнадцати лет, родители были вынуждены переселиться из Ростова. Иван Калита зимой 1327–28 г. получил в Орде великое княжение Русское, а уже на следующий год подчинил себе Ростовское княжество. Но нелегко было удалённым князьям расставаться со своею свободой. Московский князь действовал властно, ни пред чем не останавливаясь. Даже в тех случаях, когда присоединение соседних уделов совершалось мирным путём, посредством например, родственных союзов с Великим Князем Московским, и тогда Иван Данилович мог не задумываясь распоряжаться удельными княжествами, как ему хотелось. Так он выдал своих дочерей – одну за Василия Даниловича Ярославского, а другую – за Константина Васильевича Ростовского, и, действуя, как глава России, предписывал своим зятьям законы в их собственных областях. Послан был в Ростов в чине воеводы московский вельможа Василий, по прозвищу Кочева, и с ним другой, по имени Мина; по прибытии в Ростов, они стали действовать полновластно, притесняя жителей, так что многие ростовцы принуждены были отдавать москвичам своё имущество поневоле, за что получали только оскорбления и побои и доходили до крайней нищеты. Дерзость московских воевод дошла до того, что они повесили вниз головою ростовского градоначальника, престарелого боярина Аверкия, поставленного ещё князем Василием Константиновичем, и в таком виде оставили его на поругание. Так поступали не только в Ростове, но и по всем волостям и сёлам. В Ростове были недовольные подчинением Москве, и потому наместник в Ростове подозревал всех в измене, и вскоре начал выводить её истязаниями и телесными пытками. Спасаясь от страшного террора, многие решили бежать из Ростова. В их числе были и родители Варфоломеевы. Кроме тяжкого насилия их заставило выселиться то, что всю жизнь, будучи людьми богатыми, под старость лет они стали бедняками. Славный и именитый некогда боярин Кирилл, ранее описанных событий в Ростове, часто путешествовал со своим князем в Орду, эти путешествия, конечно, не обходились без дорогих подарков ордынским вельможам, что отзывалось на материальном состоянии всей боярской верхушки. Также своё дело сделал жестокий голод, который часто опустошал Ростовские земли, ведь регион это северный, чернозёмов нет и урожайность далеко не такая, какую хотелось бы ожидать. А больше всего, как сообщает Епифаний, неблагоприятно сказалось нашествие Туралыково в 1327 г. Всё это почти довело до нищеты боярина Кирилла. Вероятно также, что своеволие московских наместников, которые распоряжались в Ростове как независимые государи, не пощадило и отца Варфоломея, как ближнего боярина ростовских князей: и скорей всего именно тогда он лишился не только своей чести, но и всего своего состояния. По видимому было тяжело оставаться Кириллу в городе, после всего, что он там испытал, а может быть, и прямо было приказано московскими наместниками уехать из Ростова, и поэтому он решил при первой же возможности покинуть город и перейти на службу к другому князю. Такой случай вскоре представился. Недалеко от современной Троице-Сергиевой лавры существовало городок Радонеж. В 1328 г., отправляясь в Орду, великий князь Иван Данилович написал духовное завещание, в котором, между прочим, назначил «село Радонежское» в удел великой княгине Елене «с малыми детьми» нераздельно. Вскоре после этого село полностью перешло в собственность младшего сына Калиты Андрея. Великий князь, по малолетству Андрея, поставил в Радонеже наместником Терентия Ртища, который, желая привлечь большее число переселенцев в этот, почти незаселённый край, объявил именем князя разные льготы переселенцам. Как только эта новость стала известна в Ростове, многие из его жителей в надежде на лучшую жизнь переехали в Радонеж. В числе этих переселенцев был, и боярин Кирилл со своим семейством и поселился в Радонеже возле церкви Рождества Христова.

По обычаю того времени, Кирилл должен был получить поместье, но сам он, по старости, уже не мог нести службы, и потому обязанность эту принял на себя старший сын Стефан, который, скорей всего, женился ещё в Ростове. Младший из сыновей Кирилла Пётр также избрал супружескую жизнь, но Варфоломей продолжал размышлять о суете всего земного и мечтать о странственной жизни. Достигнув двадцатилетнего возраста, преп. Сергий стал просить у своих родителей благословения избрать путь иноческой жизни. Родители ничего не имели против его намерения, но попросили его подождать, потому как братья его Пётр и Стефан уже оженились и вели свои хозяйства, а отец и мать не могли по старости своей сами себя обеспечить. Потому Кирилл и Мария попросили подождать Варфоломея до их смерти. Сын повиновался воли родителей, он прилагал всё своё старание, чтобы угодить родителям и упокоить их старость, и чтобы заслужить себе их благословение и молитвы. В этом эпизоде Борис Зайцев приводит интересное сравнение с православным святым Сергием и католическим Франциском: Варфоломей повиновался, но св. Франциск ушёл, конечно, отряхнул бы прах от всего житейского, в светлом экстазе ринулся бы в слёзы и молитвы подвига. Варфоломей же сдержался, выжидал. Но как бы поступил бы он, если бы такое положение затянулось надолго? Наверное, не остался бы. Но, несомненно, как-нибудь с достоинством устроил бы родителей и удалился бы без противоречий. Сами же они были сильно больные и вскоре один за другим ушли в мир иной, перед смертью родители приняли монашество в бывшем по близости Хотьковом монастыре (Хотьковский, в трёх верстах от Радонежа; он состоял из мужской части и женской). Схимники бояре недолго потрудились в своём новом звании: скорее всего не позже 1339 г. они уже отошли в мир иной. Вероятно имена родителей, которые нам известны, были приняты уже в иночестве.

После смерти родителей, отдав всё своё имущество младшему брату Петру, Варфоломей мог свободно осуществить свой замысел, но он не захотел идти в Хотьков монастырь, куда постригся его овдовевший брат Стефан, и не захотел идти в какой-либо другой. Почти в то же время когда умерли родители Варфоломея, его брат Стефан потерял свою жену Анну, которая оставила ему двух сыновей – Климента и Ивана. Похоронив супругу в Хотьковом монастыре, Стефан не пожелал уже возвратится в мир; вероятно, поручив детей своих брату Петру, он остался тут же в монастыре. После удаления старшего брата в монастырь, Варфоломей остался полным хозяином в доме родителей и сам мог выбирать, что ему дальше делать. Так был сделан решительный шаг и на 21 году жизни юноша вступил на новый путь, полный скорбей и лишений. Варфоломей избрал для себя другой вид монашества, нежели его брат Стефан – пустынножитие, который ещё не был известен в России, так как монахи брали пример с греческих иноков, которые шли в монастыри, а будущий великий святой взял пример с древних египетских монахов: Антония, Пахомия и Макария.

Сначала Варфоломей пошёл в Хотьков монастырь, который стал для него почти родным, и позвал своего брата Стефана вместе с ним удалиться в пустыню. Скромный, с детства привыкший подчинять свою волю воле старших, он и теперь боялся положиться на себя, и наделся иметь в брате-иноке верного спутника и опытного руководителя на новом этапе жизненного пути. Так как душа Варфоломея давно жаждала безмолвия пустыни, потому он не собирался оставаться в Хотьковом монастыре, и чем больше было лишений в жизни пустынника, тем для него казалось лучше. Он упрашивает брата идти с ним искать места для пустынножительства. Стефан не вдруг решается на такой поступок. Недавний мирянин, поступивший в монастырь не только по влечению чистой любви к Богу, сколько потому, что его сердце, разбитое семейным горем, искало врачевания в тишине святой обители, он не думал принимать на себя подвига выше меры своей, и желал проходить обычный путь монашеской жизни в монастырских стенах. Но Стефан уступает уговорам младшего брата и соглашается идти с ним. В то время каждый, кто желал уединённой жизни, мог один или с товарищем свободно идти в лес, на любом месте строить себе хижину или копать пещеру и селиться тут. Земли свободной было достаточно много. Когда вокруг пустынников собиралось несколько человек, то строили церковь, испрашивали у князя право на владение местом, а у местного святителя – разрешение освятить церковь, и обитель основывалась. Но Варфоломей не думал строить обитель, не желал собирать около себя братию, – у него было одно заветное желание: укрыться навсегда от мира в глубине непроходимой чащи лесной, укрыться так, чтоб мир никогда не нашёл его. Они пошли в лес, окружавший Хотьков монастырь, сначала испросив разрешения сесть в нём у князя Ивана Даниловича. Братья долго ходили по лесу и решились остановиться у речки Консеры и рядом бьющим из под земли источником. Это место было удалено не только от жилищ, но и от дорог. Оно находилось верстах в десяти от Хотькова и представляло небольшую площадь, которая возвышалась над соседнею местностью в виде маковки, почему и называлась тогда Маковцем или Маковицею. Эта местность с трёх сторон была окружена лесной чащею. На этом месте сейчас находится Троице-Сергиева лавра.

Сначала они устроились в построенном на скорую руку шалаше, а позже начали рубить лес для строительства кельи и небольшой церквушки. После недолгих рассуждений, решили назвать церковь во имя Пресвятой Троицы. С великим трудом переносили они тяжёлые брёвна на своих, хотя и привычных к труду, но всё же боярских плечах. Под руководством нанятого плотника всё было построено и вскоре братья пошли в Москву, чтобы спросить благословения у митр. Феогноста на освящение церкви. Святитель принял просителей и послал с ними священнослужителей, которые взяли с собою святой антиминс с мощами святых мучеников и всё необходимое для освещения храма. Это произошло около 1340 г., уже во время правления князя Симеона Ивановича Гордого. После этого Варфоломей с ещё большей ревностью стал поститься и молиться, мир как бы умер для него навсегда. Но совсем не то было со Стефаном, он не смог вытерпеть пустынножительствования и ушёл от Варфоломея в Богоявленский монастырь. Он видел здесь одни труды и лишения, не было никаких для безбедного существования. Никто не заходил к ним; трудно было даже достать самое необходимое; на далёкое расстояние не было, не только сёл или дворов, но и дорог; кругом их убогой кельи и церквицы была непроходимая лесная чаща, с её обитателями – дикими зверями. Стефан оставил одним своего брата и ушёл в Москву. Здесь он устроил себе келью в Богоявленском монастыре. По свидетельству Епифания, который лично знал Стефана, он любил иноческое житие, много трудился и вёл строгую жизнь, ходил он обыкновенно в убогой одежде. В то время в Богоявленском монастыре подвизался ещё простым иноком, будущий митр. Алексий, который духовно сблизился со Стефаном. Наставником и руководителем их был старец Геронтий. Митр. Феогност любил их троих и иногда приглашал всех к себе на духовные беседы. Сын Калиты, великий князь Симеон Иванович также отличал своим вниманием и Стефана, и Алексия. По его желанию митр. Феогност рукоположил Стефана в пресвитера и назначил игуменом Богоявленского монастыря. Великий князь избрал Стефана в свои духовники. Примеру князя последовал тысяцкий столицы Василий, брат его Феодор и другие знатные бояре.

Варфоломей, оставшись один, прежде всего, захотел стать настоящим монахом, но он считал, что неосновательным будет связать себя с обетами монашества, прежде, нежели приучить себя к строгому исполнению всех установ монашеской жизни, ко всем трудам и подвигам не только телесного, но и внутреннего, духовного делания. В одном из приходов, окружающих пустыню, быть может, в самом Хотьковом монастыре, он нашёл игумена – старца Митрофан, которого и попросил постричь себя в монахи. Не стал противоречить старец-игумен его желанию; он пошёл немедленно в свой монастырь, взял там нескольких из братии и всё, что нужно для пострижения, и возвратился к отшельнику. Митрофан постриг его, нарекши ему имя в честь святого того дня – мученика Сергия, память которого празднуется вместе с памятью мученика Вакха 7 октября. Преподобный Сергий принял монашество в 23 года. Семь дней провёл новопостриженный Сергий, не выходя из своей церквицы; каждый день старец-игумен совершал литургию и приобщил его Святых Христовых Тайн, и во все эти семь дней Сергий ничего не вкушал, кроме просфоры, которую ему давал постригавший.

В пустыне в совершенном одиночестве преподобный прожил около двух лет. Время пустынно-уединённой жизни Сергия проходило в молитве внешне церковной, состоявшей в отправлении всего круга дневных служб, за исключением литургии, в молитве внутренней или умной домашней, в непрестанном богомыслии, в чтении слова Божия и в телесном труде (1). Все скорби и лишения он воспринимает со спокойной душой; его молитва изливается в слезах. Так бывает в начале подвига, но вот первый восторг проходит; дни, когда сердце полно горячей ревности и умиления сменяются днями душевной тоски: мысли не покоряются разуму, молитва не помогает, душа рвётся бежать и становится холодна ко всему духовному. А ко всему остальному ещё и примешивается голод и жажда, холод, опасение за жизнь со стороны диких животных. Даже отдых и естественный сон становятся врагами подвижника. Мир между тем манит его к себе воспоминаниями прошлого: ведь там ему жилось так тепло и уютно, ни в чём он нужды не терпел, ведь и там можно спастись: можно пойти в какую-нибудь обитель, где вместе с братией разделять невзгоды. Нелегко было выполнять правила иноческой жизни и для того, чтобы понять всю сложность пустынножития приведу вкратце эти правила: 1) чтить и слушать слово Божие; 2) каждый вечер рассматривать свои мысли и желания, молить Господа о прощении всего, что было сделано против заповедей; 3) как можно чаще размышлять о смерти, о втором пришествии Христа, о муках грешников и блаженстве праведных; 4) любить молитву; 5) любить пост; 6) всегда помнить, что Господь видит всё, что ты делаешь и думаешь; 7) сравнивать все свои мысли, желания, поступки, слова с тем, что написано в Евангелие, строжайше исполнять заповеди.

В это время, как сообщает нам Епифаний, с Сергием произошёл необычный случай: однажды он пошёл в уединённую церковь, чтобы читать заутреннею, лишь только Сергий начал молитву, как перед его взором расступилась стена и через неё зашёл сатана с целым «полчищем бесовским», но стоило подвижнику прочитать молитву как это вскоре исчезло. Но примечательное в этом то, что «полчище» всё было в остроконечных шапках и в литовской одежде. Литовцев уже тогда на Руси боялись не меньше татар, и великий святой как бы предвидел будущую борьбу с завоевателями. В результате этих событий вера Сергия только укреплялась.

Можно допустить, что единственными книгами Сергия были Псалтырь и Евангелие, поэтому он знал их наизусть. Ему также приходилось каждый день вырубать деревья вокруг кельи, чтобы сделать себе поляну для огорода или небольшого поля.

Как известно к Сергию часто в течение года каждый день приходил не столько свирепый, сколько голодный медведь, и потому как преподобный один раз поделился с ним хлебом, зверь каждый день после этого приходил к нему, требуя своего куска. А Сергий воспринимал животное как утешение и небольшая радость среди лесной скуки.

Воду Сергий брал из родника, который находился рядом, а хлеб время от времени присылал его младший брат Пётр, который жил в Радонеже. Кроме хлеба у Сергия не было никакой другой пищи, да и бывало, что не доставало и его.

Через два-три года Сергий стал довольно известной личностью в округе и к нему начали идти люди, желавшие разделить с ним невзгоды пустынножития. Говорили о его строгом воздержании, трудолюбии и других подвигах. Сначала приходили за духовной беседой, а потом появились желающие и пожить рядом с ним. Сергий не соглашался принимать их, представляя им все трудности пустынножития. Но в итоге решил принять их. Ведь шёл он в пустыню не с тою мыслью, чтобы подвизаться в одиночестве, а с тою мыслью, чтобы в большем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. И стали новопришедшие строить хижины вокруг кельи Сергия.

В непродолжительном времени к Сергию собралось двенадцать братьев, которые ежедневно пели в своей церквице полуночную, заутреню, часы и вечерню с мефимоном или навечерницей, а для служения литургии призывали к себе былого священника или иеромонаха («игумена-старца»). Когда были построены кельи для всех братьев, то преп. Сергий отнёс монашескую слободку тыном, превращая всё это в маленький монастырь. У каждого монаха был свой небольшой огородец. Одним из первых к Сергию пришёл некто Василий, прозванный Сухим за строгое воздержание, он уже был довольно старым и вскоре умер. Вторым был Иаков, прозванный Якута, он служил для братии рассыльным. Сохранились