Скачать

А. Гамильтон и американская Конституция

Министерство образования Российской Федерации.

Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого.

Гуманитарный институт.

_________________________________________

Исторический Факультет

Кафедра история.

К защите допустить: ____________________

Подпись заведующего кафедрой.

Дипломная работа

На тему: А. Гамильтон и американская Конституция.

Студента 6 курса

Кихтенко А. В. _______________

Руководитель: _______________

Учёная степень, должность.

Моховикова Г. Н. _______________

Великий Новгород.

2002 год.

Оглавление :

Введение. 3

Глава I. А. Гамильтон – личность и политик. 7

§1. А. Гамильтон – становление личности, формирование политических взглядов. 7

§2. А. Гамильтон как государственный деятель. 16

§3. А. Гамильтон – о месте главы исполнительной власти и администрации в жизни страны. 20

§4. Экономическая политика А. Гамильтона. 24

Гамильтон и экономика. 24

§5. Гамильтон и армия. 29

Глава II. Конституция США и Билль о правах. 36

§1. Принятие конституции США. 36

§2. Конституция США и Билль о правах. 43

§3. Анализ Конституции США. 45

● Власть народа. 45

● Гарантии прав и свобод человека. Билль о правах. 46

● Федерализм и суверенитет. 46

● Разделение властей, система сдержек и противовесов. 47

● Историческая эволюция. 48

Заключение. 50

Библиография. 54


Введение.

История нашей страны неразрывно связана с историей всего мира. Вопросы, освещённые в дипломной работе, остаются актуальными в наше время. Россия, Европа, Америка неоднократно влияли на развитие друг друга. Даже появление «железного занавеса» не изменило это положение. Причина выбора этой темы для дипломной работы – попытка разобраться в этом сложном и зачастую непонятном термине «демократия». Россия за прошедшие 11 лет сделала гигантский скачок. Но куда? Иллюзии первых лет развеялись, и перед страной стоят всё те же вопросы – куда идти дальше? Что ждёт впереди?

Когда Россия встала на путь реформ, главным примером, выбранным как эталон демократического государства, были США. Стабильная, экономически развитая, с многовековой историей демократического правления, Америка казалась идеальным примером того, какое общество необходимо строить. Но все попытки строительства идеального демократического государства оказались тщетными. У этого было много причин, но среди них можно выделить следующие:

Первая причина заключается в том, что демократия в США строилась «с чистого листа», в стране, у которой не было многовековой истории. Американская молодая нация, а точнее, её лидеры, опираясь на теории мыслителей Просвещения и собственную изобретательность, поставили эксперимент, примера которому нет в истории прошлых лет, и который не удалось в полной мере повторить, кому бы то ни было в последующие годы. Сами американцы признают, что стабильное развитие их общества и практически полная невозможность повторить их государственную систему связана не с каким-то особым отличием их нации от других(1), а отсутствием ужасных потрясений (что не раз происходило в истории России).

Другая возможная причина неудачи построения демократического общества (а точнее, его вырождения в некую уродливую форму), связана с культурным развитием России. Наша страна находится на стыке Европы и Азии, и к ней не подходит в полной мере ни одно из определений государственного устройства.

Неудачи в ходе демократизации Российского общества привели к возникновению достаточно устойчивого мнения, что Россия и русский народ самобытны и у страны есть свой собственный, обособленный от всего остального мира, путь развития.

Это не так. В современном нестабильном и быстро меняющемся мире нельзя отгораживаться от остального общества идеей о «Великой России» и её «особой судьбе». Только страна, которая сумеет измениться и перестроиться в течение короткого времени, сможет сохранить своё место в мире. А одним из самых важных факторов развития государства и сохранения его положения в мире является стабильность. Примером такого рода стабильности служит государственная система Соединённых Штатов. Система сдержек и противовесов, которая, по мнению американских социологов, иной раз приводит к «энтропии Мэдисона» – необходимость сохранения равновесия до крайности затрудняет ведение государственных дел в современном обществе, – эта система за более чем двести лет своего существования так и не дала серьёзного сбоя.

Дипломная работа не сводится только к анализу американской конституции. Основное место в ней занимает попытка описать и раскрыть одну из самых выдающихся и неоднозначных личностей в истории Америки – Александра Гамильтона.

В Америке широко распространено мнение о Гамильтоне, как об убеждённом консерваторе, жёстком противнике демократии, защитнике аристократического правления и даже монархии. Конечно, Гамильтон критиковал демократию и не верил в способность народа рационально и компетентно распоряжаться своими правами. Но Гамильтон приводил весьма весомые аргументы в пользу своей точки зрения, в частности, он дал блестящую критику знаменитых американских демагогов, которые умело эксплуатировали к своей личной выгоде демократические устремления народа. Высказывания Гамильтона было бы необходимо принять во внимание нашему обществу и государственным деятелям. Особенно это касается разделения властей, как гарантии от коррупции в высших эшелонах власти и опасности демагогов для молодой республики.

Отвергая демагогию и популизм, Гамильтон «выплёскивал с водой и ребёнка» – концепцию политической демократии, которой он противопоставлял политическое правление просвещённой элиты. Оно осуждал демократию, но не был противником республиканизма и выборности политической элиты, равно как и прав человека и экономического либерализма. Преобразовательные планы Гамильтона, в первую очередь экономические, реализуемые на основе предпринимательских усилий максимального количества граждан и дирижистской политики государства и элиты, определённо сулили Америке обогащение и выдвижение в ряды ведущих мировых держав.

Предмет дипломной работы – А. Гамильтон и конституция США. Нельзя представить жизнь американского общества без конституции, а конституцию – без одного из отцов-основателей, Александра Гамильтона. Конституция США была принята в 1787 году и все эти годы она служит гарантом мира и стабильности в американском государстве.

Роль Александра Гамильтона в создании конституции и в её принятии невозможно не отметить. Один из главных авторов этого документа, он приложил все силы для того, чтобы сделать конституцию жизнеспособной. Как автор «Федералиста» Гамильтон использовал свой талант публициста для влияния на умы сограждан, отстаивая и доказывая преимущества конституции.

Целями дипломной работы являются:

· изучение опыта создания конституции США,

· изучение вклада Александра Гамильтона в работу над ней,

· изучение влияния Александра Гамильтона на развитие Соединённых Штатов,

· анализ экономической политики Александра Гамильтона на посту министра финансов,

· анализ влияния мировоззрений Александра Гамильтона на его судьбу.

В эпоху основания государства классический республиканский подход был в значительной мере аристократическим, предполагавшим существование огромной дистанции между лидерами и народом. Аристократическая концепция Гамильтона сохранилась в течение долгого времени, а его последователи ограничивались лишь внешними формами демократизации этого принципа. Гамильтона пугали демагоги, способные демонтировать сконструированную им систему. Он считал исполнительную власть ядром американского политического строя. Для Гамильтона исполнитель был энергичным деятелем, добивающимся национального процветания и имперской экспансии. Историческая ценность теории и практики Гамильтона имела большое значение для американского руководства. Влияние его идей можно обнаружить в поступках Т. Рузвельта и Дж. Кеннеди. Не избежал влияния Гамильтона и Ф. Рузвельт.

Указанные цели обусловили основные задачи диплома:

· проследить развитие Александра Гамильтона как личности и политика,

· рассмотреть влияние философии Античности и Просвещения на мировоззрения А. Гамильтона,

· проследить развитие Гамильтона – политика и те изменения, которые в нём произошли,

· раскрыть роль А. Гамильтона в создании и принятии конституции,

· осветить работу Гамильтона на посту министра финансов и его экономическую политику,

· проанализировать личный военный опыт А. Гамильтона и реформирование им вооружённых сил молодой республики,

· провести анализ конституции Соединённых штатов.

Хронологические рамки дипломной работы охватывают период от первых публикаций статей молодого Гамильтона в нью-йоркской газете осенью 1778 года и до подготовки им американских вооружённых сил для войны с Францией в 1798-99 годах. Этот период стал эпохальным в жизни Соединённых Штатов Америки. Борьба за независимость против одной из сильнейших держав того времени и последовавшие после окончания войны экономические и социальные проблемы стали тяжелым испытанием для молодого государства. Принятие новой конституции взамен документов, переставших удовлетворять требованиям общества, стало тем решением, которое спасло американскую нацию и государство от распада. Одну из ведущих ролей в этом событии сыграл Александр Гамильтон. Публицист, целеустремлённый и одарённый человек, отзвуки идей которого нашли своё место в политических программах многих американских политиков, достиг одного из высших постов в правление первого президента США Дж. Вашингтона – пост министра финансов. Гамильтон использовал весь свой дар экономиста и политика, чтобы заложить основу для будущего процветания американского государства. Находясь в отставке, Александр Гамильтон продолжал следить за политической жизнью Соединённых Штатов. Выборы 1800 года доставили Гамильтону сильное беспокойство – Джефферсон и Бэрр получили одинаковое число голосов. Его страх перед приходом к власти политика-демагога стал обретать реальные черты. Гамильтон разразился серией яростных посланий, направленных против Бэрра, так как считал Бэрра разрушителем всего того, что он построил.

Стремясь сохранить созданное, Гамильтон был даже готов пожертвовать жизнью, чтобы остановить Бэрра, и не для себя лично, а ради тех ценностей, которые он защищал(2). В 1804 году Гамильтон был смертельно ранен на дуэли Бэрром. Дуэль стала результатом отказа Александра Гамильтона взять назад «злобные высказывания» в адрес Бэрра.

В процессе написания данной дипломной работы была использована следующая литература: Плутарх «Избранные сочинения», «Всемирная история», «Соединённые штаты Америки. Конституция и законодательные акты», «История США», «Американские президенты» под редакцией Ю. Хайдекинга, «Хроника человечества» Ю. Хайдекинга, «Американская мозаика» И. А. Геевского, Н. К. Сетунского, «Федералист»: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея, Т. Джефферсон «Автобиография», «Новая история» под редакцией А. А. Нарочицкого, Брюс Майрофф «Лики демократии», В. В. Согрин «Мифы и реальность Американской истории», «История США» под редакцией Н. Н. Болховитинова, газета «История», приложение к газете «Первое сентября», «Новая история. Первый период» под редакцией В. В. Юровской.

Для анализа результатов влияния эпохи Просвещения на политическое мировоззрение Гамильтона – работы философов Монтескье, Локка, Гоббса.

Наиболее важным источником при описании создания и принятия конституции, а также, участия в этом процессе А. Гамильтона служит «Федералист».

Человек, которому принадлежит идея создания «Федералиста» и один из соавторов этого документа, Гамильтон, сделал всё, что было в его силах, чтобы защитить от нападок только что созданную конституцию. «Федералист» стал свидетельством яростной борьбы между сторонниками и противниками новой конституции. Его авторы – А. Гамильтон, Дж. Мэдисон и Дж. Джей – неординарные личности, объединили свои усилия для защиты конституции от нападок, а зачастую и от искажённого представления о ней.

Этот документ составляют 85 статей, напечатанных в нью-йоркских газетах в течение 1787 – 1788 годов. Первая статья увидела свет 27 октября 1787 года в газете «Индепендент Джорнэл». С самого начала авторы подписывали свои статьи одним псевдонимом – Публий. Уже в конце 1787 года статьи «Федералиста» завоевали широкую известность. «Федералист» неоднократно переиздавался. К его редактированию приложил руку Дж. Мэдисон, просматривавший текст и внёсший исправления в издание 1818 года. Относительно скромный вклад Дж. Джея в совместное литературное предприятие объясняется тем, что он тяжело болел как раз в те месяцы, когда писался «Федералист». Статьи «Федералиста» подробно раскрывают цель создания конституции США, обосновывая необходимость изменения государственного строя молодой республики и создания жизнеспособного государственного аппарата.

Во время работы по анализу конституции кроме «Федералиста» был использован ещё ряд документов – «Статьи Конфедерации» от 1777 года, конституции нескольких штатов, конституция США, принятая в 1787 году и «Билль о правах».

Принятая на Филадельфийском конвенте 1787 года конституция США на фоне феодально-абсолютистских политических систем имела прогрессивное значение. Изменения, произошедшие в мире и в американском обществе за более чем двести лет, почти не коснулись этого документа. И в наше время американская конституция является примером для многих демократических государств.


Глава I. А. Гамильтон – личность и политик.

Александр Гамильтон выставлял себя в качестве образчика аристократического государственного деятеля, который ведёт нацию умело и решительно, обеспечивая народу процветание и усиливая его мощь, а без него народ мучился бы в условиях дезорганизации и бесплодной свободы. Адаптировав концепцию Гамильтона к условиям демократической культуры, его приемники, например, Теодор Рузвельт и Джон Ф. Кеннеди, создали для себя ещё и некий героический имидж, доставлявший удовольствие публике и создающий иллюзию участия в политике. В то же время, они прочно держали бразды правления в своих руках и руках своего окружения, представляющего «нескольких избранных умов». Гамильтоновская традиция руководства придала американской традиции руководства немало величия, блеска и мужества.

Гамильтон побудил новое центральное правительство учредить государственные институты, которые должны были способствовать динамичному развитию капиталистической экономики. Он преуспел также в создании образа сильного главы исполнительной власти, то есть, президента, который сдерживает демократическую оппозицию и наращивает экономическую и военную мощь государства. Но поражение, которое он потерпел от сторонников Джефферсона, означало возвращение в додемократическую эру.(3) Тем не менее, этот тип лидерства продолжает подспудно существовать в американской политике. Его наследники предусмотрительно обряжают своё стремление к власти и славы в одежды демократии, прибегая к риторике, пользоваться которой Гамильтон считал ниже своего достоинства. Но, несмотря на эту маскировку, образ лидера, созданный Гамильтоном, просматривается и сейчас.

§1. А. Гамильтон – становление личности, формирование политических взглядов.

Александр Гамильтон разработал жизнеспособную форму аристократического руководства. Она пережила его правление и продолжала существовать под видом демократии. Веря в то, что демократия отвергает грязные методы руководства (имеется ввиду Аарон Бэрр), Гамильтон видел в аристократах – государственных деятелях спасителей Республики. Он пытался предстать в роли образцового государственного деятеля, чьё классическое стремление к славе, «преобладающая страсть благородных умов», было поставлено на службу современным радикальным взглядам. Он нашёл строительный материал для создания национального величия в духе предпринимательства, а не республиканской добродетели. Исповедуя убеждения, которые он считал откровением свыше, он намеривался погасить демократические страсти американцев, используя для достижения своей цели алчность американских представителей бизнеса.

Сам Гамильтон не всегда стоял на таких позициях. Ещё молодым офицером в Революционной армии он обличал проявления алчности и призывал следовать классической американской политике добродетельных действий. Личность молодого Гамильтона вызывает живой интерес и представляет собой любопытный контраст с тем зрелым государственным деятелем, каким он стал в боле поздние годы.

Три статьи, отправленные в нью-йоркскую газету осенью 1778 года и подписанные псевдонимом Публий, были первыми работами Гамильтона с начала войны. Взяться за перо его заставило дело Самюэла Чейза. Чейз, воспользовавшись бывшей у него как делегата Континентального конгресса информацией, монополизировал запас муки, которую конгресс предполагал закупить для 4-го флота, а затем более чем вдвое поднял на неё цену. Осуждая Чейза, Гамильтон со всей решимостью изложил свою концепцию борьбы между республиканской добродетелью и коррумпированностью.

Согласно широко распространённому в то время классическому республиканскому мировоззрению, дух коммерции и погоня за прибылью разлагают добродетельный народ, чья верность общественному благу стоит выше заботы о личных интересах. Жажда богатства и роскоши не только мешает служению обществу, но и полностью изменяет цели, то есть, выдвигает на первый план интересы сугубо личные. Так писал молодой Публий, осуждая Чейза и называя его выходцем из того «самого племени, которое, пользуясь моментом, вознесло дух монополии и вымогательства едва ли не на беспрецедентную высоту». Если этот «дух монополии и вымогательства» не получит должного отпора, он разрушит все достижения революции. Высказывая эти опасения, Публий пользовался примерно теми же словами, которые полтора десятилетия спустя будут повторены, чтобы осудить политику министра финансов Гамильтона: «Когда в государстве всем правит алчность, это предвещает его падение».

Чейз, как и все люди подобного типа, вызывал у Гамильтона резко отрицательное отношение. Человек посредственных способностей и сомнительных нравственных качеств, он, прибегнув ко лжи, добился расположения избирателей и победил на выборах. Появление на общественном поприще людей, подобных Чейзу, Гамильтон считал дурным предзнаменованием для молодой республики: «Мы начали соперничать с государствами самыми опытными и процветающими в искусстве коррупции».(4)

Заключительная статья Публия рисовала яркий портрет общественного деятеля, мотивы и действия которого были полной противоположностью алчности и коррумпированности Чейза. В ней подробно излагался кодекс поведения политика, которому Гамильтон будет следовать, даже всё боле убеждаясь в неспособности к этому других:

«Быть членом конгресса – значит занимать самый блестящий и значительный из всех постов, какие я могу себе представить. Конгрессмен – это не только законодатель, но и основатель империи. Человек высокой нравственности и блестящих способностей, обличённый таким высоким доверием, должен радоваться, что судьбою ему было уготовано родиться в такое время, когда возможности способствовать человеческому счастью наиболее благоприятны. Нести добро человечеству – не столько долг, сколько привилегия его служения; с высоты своего положения он будет с презрением смотреть на любые низкие и эгоистические устремления».(5)

Дело Чейза вызвало тревогу, свидетельствуя о явной коррумпированности, но Гамильтон был уверен, что идеальные законодатели, о которых он говорил, способны контролировать человеческую алчность. Надо только поставить в известность американский народ и объединить все усилия под знаменем нравственности. Итак, молодой Публий самонадеянно предсказал падение Чейза (плохо представляя, что в один прекрасный день Чейз станет судьёй в верховном суде Соединённых Штатов, выдвинутым от Федералистской партии).

Классическое республиканское мировоззрение молодого Публия питало его страстные обличения и мечту о высоконравственном руководстве и гражданстве. Но по мере того, как нарастало его недовольство неумелыми действиями конгресса и непрочным положением армии, в его высказываниях классического республиканца стало проявляться разочарование и в судьбе страны, и в своей собственной.

Сомневаясь в существовании в коммерциализованной Америке нравственности, Гамильтон не видел перспектив своей карьеры государственного деятеля. В январе 1789 года он написал Лоуренсу, что претендентам на государственные посты, чьи заслуги ничем не отличаются от его заслуг, оказывается предпочтение: «Я чужой в этой стране. У меня нет здесь собственности, нет связей. И если я, как ты утверждаешь, обладаю талантами и честностью, то в просвещённый век они справедливо считаются весьма иллюзорным основанием для того, чтобы на что-то рассчитывать при отсутствии других, более весомых талантов». Его мечты стать законодателем и основателем нравственной и сильной верховной власти, по-видимому, разбились, и Гамильтон не видел иного пути к чести и славе, кроме романтической смерти в бою. Разочарование в политике ещё некоторое время продолжало звучать в его письмах к Лоуренсу, но женитьба помогла ему войти в круг нью-йоркских джентри, он приобрёл связи, необходимые для поддержки его «талантов и честности». Разочарованный сторонник классических республиканских идей начал постепенно отходить от политической философии, которая завела его в тупик. Его принципы, изложенные в статьях за подписью Публия, он сохранил для себя и немногих других; на большинство соотечественников он возлагал теперь совсем другие надежды. Отказ Гамильтона от иллюзий чётко обозначился к 1782 году: «Мы можем проповедовать необходимость бескорыстия, пока не устанем от этой темы, но так и не обратим в свою веру ни одного человека.… Обращаться в поисках моделей к рациональным эпохам Греции или Древнего Рима так же смешно, как искать их у готтентотов или лапландцев».

Критическая точка зрения на природу человека, которая в дальнейшем стала широко известной частью политических воззрений Гамильтона, просматривалась и у горячего молодого защитника республики. Возможно, её породило обстоятельство, глубоко ранившее его, – клеймо незаконнорожденности и нищего детства, или она подогревалась чтением в ранней молодости работ скептически настроенного Дэвида Юма.

По мере угасания его республиканских надежд Гамильтон 1780-х годов стал гордиться тем, что показывает человечество в неприукрашенном виде. Его проза в эпоху Конституционного конвента и «Федералиста» изобиловала описаниями и сценками, рассказывающими о человеческих пороках. Ему не терпелось разбить доводы тех, кто остался приверженцем классических республиканских добродетелей, демонстрируя им, что «люди амбициозны, мстительны и алчны». Его откровеннейшее заявление о природе человека прозвучало на конституционном конвенте (дошедшее до нас в изложении Роберта Йетса): «Человечество, в общем, порочно»(6).

В этой мрачной точке зрения на природу человека были и определённые просветы. Слова «в общем» допускали значительные исключения. Обращаясь к собранию выдающихся людей, которых едва ли можно было заподозрить в признании собственной порочности, Гамильтон охарактеризовал политическую элиту, руководствующуюся мотивами, которые крайне отличались от устремлений народных масс. «Возьмите человечество таким, какое оно есть, что им управляет? Их страсти. В каждом правительстве может быть несколько избранных личностей, которые, может быть, действуют, исходя из более достойных побуждений…Возможно, в любом государстве несколько человек могут, движимые патриотическими мотивами или желанием продемонстрировать свои таланты, заслужить восхищение общества, выдвинуться вперёд». Здесь мы видим не только автопортрет Гамильтона, но также и его психологическое обоснование лидерства элиты.

Политическая нравственность была для Гамильтона редким феноменом, присущим скорее узкому кругу, элите, чем массам. Он выделял и ещё один вид элиты – людей хорошо осведомлённых в вопросах экономики; другими словами, в рассуждения о природе человека привносился классовый аспект. Так, при ратификации Конституции на законодательном собрании штата Нью-Йорк в 1788 году Гамильтон сказал:

«Опыт ни в коей мере не подтверждает наше предположение, что один класс добродетельнее другого. Взглянем в обществе на богатых и бедных, на образованных и невежественных. Где преобладает добродетель? Различие не в количестве, а в пороках, присущих разным классам. Преимущества принадлежат богатым. Их пороки, вероятно, в большей степени содействуют процветанию государства, чем пороки бедняков, и к тому же от них менее отдаёт разложением».

Несмотря на такое разграничение, точка зрения Гамильтона на природу человека на первый взгляд кажется более мрачной, чем у всех остальных отцов-основателей. Всё же, в одном, весьма существенном отношении, касающемся потенциального использования качеств человеческой природы, Гамильтон был более оптимистичен, чем его коллеги. Если Джеймс Мэдисон и Джон Адамс в поисках противовеса честолюбию и алчности обращались к теории сбалансированного правительства, которое нейтрализовало бы наиболее опасные человеческие побуждения, Гамильтон, напротив, полагался не на нейтрализацию этих страстей, а на использование заложенной в них энергии и для осуществления целей государственного деятеля.

Более всего Гамильтон опасался концентрации эгоистических устремлений и местнических интересов, которые были характерны для правительств штатов. Федеральное правительство, утверждал он, должно иметь средства для пресечения таких страстей. Эту точку зрения он особо подчёркивал в набросках своего главного выступления в Конституционном конвенте:

«ЧЕСТОЛЮБИЕ, АЛЧНОСТЬ, любые СТРАСТИ должны быть обращены на пользу правительству…Правительство должно иметь такой состав, чтобы его члены могли обеспечить сильную мотивацию. Короче говоря, в общих интересах пробуждать все СТРАСТИ индивидов и обращать их в это русло». (7)

Централизованное правительство элиты, развивал он свою точку зрения, могло бы предоставлять посты и воздавать почести, достаточно привлекательные для самых честолюбивых людей. Оно предлагало бы не только более высокие должности, но и более длительные сроки службы на них, чем правительства штатов, поскольку не испытывало бы давления со стороны радикальных республиканцев, настаивающих на ротации представителей. К тому же, считая, что «желание награды является одним из важнейших стимулов человеческого повеления», Гамильтон был намерен перевести исполнение этого желания из штатов на общегосударственный уровень.

Желание вознаграждения является одной из самых сильных мотиваций поведения людей. Даже любовь к славе, всепоглощающая страсть благороднейших умов, подтолкнёт спланировать и выполнить громадные и трудные предприятия ради общественного блага... (8)

С вступлением президента в должность законодательное собрание раз и навсегда объявляет о размере вознаграждения за его службу¼ После этого законодательное собрание не имеет права изменять его увеличением или уменьшением до наступления нового периода службы после новых выборов. Ни союз и ни один из его членов не сможет ни предоставить, ни получить любое другое вознаграждение, не предусмотренное в этом акте.(9)

Гамильтон считал алчность более важным фактором, чем честолюбие. В отличие от других отцов-основателей, он думал, что алчность может быть преобразована во что-то не только доброкачественное, но и полезное. Хотя сам Гамильтон – политик, стоявший на стороне элиты, – считал ниже своего достоинства погоню за материальными выгодами, его главный проект, как государственного деятеля, заключался в том, чтобы вместо классической республики создать капиталистическое государство с процветающей экономикой, отвечающей нуждам современности и приумножающей богатство нации.

Классическая республиканская теория, которую ранее исповедовал молодой Публий, традиционно рассматривала алчность, как фактор, ослабляющий государство, подрывающий гражданские добродетели и способствующий погоне за личной выгодой в ущерб интересам государства. Зрелый Гамильтон хотел, чтобы государство поощряло стремление к наживе, называемое теперь уже не «алчностью», а «духом предпринимательства». Эффективное предпринимательство, являющееся источником жизненной силы, а отнюдь не болезнью, упрочит государство, чья сила зиждется на экономическом росте. При той структуре союза, которую представлял себе Гамильтон, капиталисты не будут заинтересованы в том, чтобы грабить государственную казну. Напротив, политика штатов будет направлять их усилия на новые и более выгодные виды частного предпринимательства. И если страсть к материальной выгоде не позволит считать их добродетельными гражданами в классическом понимании республиканцев, то она сделает их верными гражданами государства, которое внимательно относится к их интересам.

Гамильтон отождествлял демократию с хаосом. Своих коллег в Конституционном конвенте он упрекал в том, что, несмотря на их критику демократических тенденций в Америке, они не осознают всю величину этой опасности. Причину этого он видит в «отсутствии должного понимания удивительно ожесточённого и буйного общего характера демократии. Народные чувства, порождаемые каким-либо государственным проектом, распространяются как лесной пожар и становятся непреодолимыми. Представление Гамильтона о демократии было заимствовано в значительной мере из древней истории.

Гамильтон не избежал влияния культа античности. В работах Гамильтона неоднократно появляются ссылки на республики античности. Отстаивая свои взгляды на страницах «Федералиста», Гамильтон часто ссылался на печальный опыт республик Греции и на Рим. Выступая за необходимость сплочения молодого американского государства, он указывал на то, что принцип законодательства для штатов или общин, действующих как политические единицы, может быть опасным для конфедерации. Он пишет: «Этот исключительный принцип может быть¼ назван отцом анархии». Из всех конфедераций античных времён, о которых история донесла до нас вести Лицианская и Афинская лиги, в той мере, в какой остались известия о них, по-видимому, были наиболее свободны от пут этого ошибочного принципа и поэтому наилучшим образом заслужили и наиболее щедро получили одобрение политических писателей.(10)

Среди конфедераций древнего мира наиболее значительной было объединение греческих республик под эгидой Совета Амфиктонии. Судя по лучшим сочинениям, посвящённым этому знаменитому установлению, оно имело сходство – и весьма поучительное – с нынешней конфедерацией Соединённых Штатов. Как и в сегодняшнем конгрессе, власть принадлежала полномочным лицам, назначаемым городами согласно их политическим правам, и осуществлялась над ними так же, согласно их политическим правам. Отсюда – слабость, шаткость и, в итоге, распад конфедерации.

Говоря о необходимости более тесного объединения, Гамильтон ссылается на историю Греции: «Если бы Греция¼ объединилась в более тесную конфедерацию и держалась за свой союз, Греция никогда не попала бы под пяту Македонии и, возможно, оказалась бы камнем преткновения для широких замыслов Рима».

В конце статьи 18 «Федералиста» он даёт положительную оценку Ахейскому союзу и пишет, что сведения о внутреннем устройстве союза «послужили бы с большой пользой науке федерального правления(11)

Гамильтон ещё раз обращается к истории древних государств, когда опровергает суждение о том, что дееспособный президент не совместим с духом республиканского правления.

В статье 70 «Федералиста» он пишет: «Каждый хоть немного знакомый с историей Рима знает, как часто республике приходилось искать спасения в абсолютной власти одного, носившего могущественный титул, диктатора, обеспечивавшего защиту как против интриг амбициозных индивидуумов, стремившихся к установлению тирании, и целых мятежных классов сообщества, поведение которых грозило вообще уничтожить любое правительство, так и против внешних врагов, вынашивающих планы завоевания и разрушения Рима». В этой же статье Гамильтон пишет: «Единство неоспоримо порождает дееспособность».

«Единство может быть уничтожено двумя способами: передачей власти двум, или большему числу должностных лиц, обладающих равным достоинством и авторитетом, или вручением её якобы одному человеку, но находящемуся полностью или частично под контролем других, но сотрудничающих с ним в качестве советников. Примером первого способа служит наличие двух консулов в Риме, второго – конституции нескольких штатов. Оба способа уничтожения единства исполнительной власти имеют своих сторонников¼ Против тех и других можно выдвинуть¼ сходные возражения.

Опыт других наций даёт очень мало поучительного по этому вопросу. Если он чему-нибудь и учит, то не обольщаться плюрализмом исполнительной власти. Мы знаем, что ахейцы, пойдя на эксперимент с двумя преторами, ликвидировали одного. В истории Рима много примеров нанесения ущерба республике разногласиями между консулами и между военными трибунами».

Триумф радикалов во Франции дал ему современный пример демократического террора. Защищая в 1795 году договор Джея, Гамильтон утверждает, что его заключение урегулировало споры между Америкой и Англией и предотвратило опасность войны, которая привела бы Американских демократов к власти:

«Многие из нас в значительной мере заражены страшными принципами якобинства, которое, переходя от одной крайности к другой, залило Францию морями крови¼ Более чем вероятно, что ведение войны, если бы она началась, оказалось бы в руках именно таких людей. Последствия этого, которые можно только вообразить, заставили бы содрогнуться любого храброго солдата».(12)

Демократия вызывала у Гамильтона тревогу, поскольку она не только угрожала собственности и порядку, но и порождала самый презренный вид высшей государственной власти. Гамильтон негативно относился к способностям политиков-демократов. Даже потерпев поражение от сторонников Джефферсона, он насмешливо называет их «маленькие политики» и с уверенностью предсказывает им скорое падение. Но временами презрение уступало место глубокому страху. Если большинство «маленьких политиков» дрались за одержание мелочных побед, самые опасные из них лелеяли более честолюбивые замыслы. Таким образом, демократия предоставляла широкое поле деятельности для демагога.

Фигура демагога, словно тень, неотступно присутствовала в политических взглядах Гамильтона, возникала почти во всех политических коллизиях его карьеры. В первом выпуске «Федералиста» Гамильтон пишет о демагоге, как о ловком враге новой конституции:

«¼Опасные амбиции чаще скрываются под маской радетеля о правах народа, чем за пугающими стремлениями к наведению твёрдого и эффективного правления. История учит нас, что первое – куда более верная дорога к деспотизму, чем второе, и подавляющее большинство тех, кто уничтожал свободу в республиках, начинали свою карьеру, заигрывая с народом, будучи ДЕМАГОГАМИ, а затем превращались в ТИРАНОВ». (13)

В своих работах Гамильтон неоднократно возвращается к характе